Василий Логинов - Бублики-нолики

— А теперь пойти вон, одноразовый-Ваньюшка, мы теперь должен почистить перышки и собрать вещички, впереди у нас новый жизнь в новый стран. — Девка наконец-то ослабила хватку, и тут же Иван Гаврилович получил хлесткий удар по почкам, отчего разом перехватило дыхание, и он повалился на пол. Зализняка подхватили за ноги и быстро куда-то потащили.

Скрипнула открываемая дверь, и после мига полета, Иван Гаврилович опять почувствовал удар. Это был удар его собственного тела о землю. Нос Зализняка уткнулся в какие-то шершавые комочки, и, пока уходила боль из поясницы и прочищалась голова, он нюхал их терпкий, густой, чуть масляный запах.

Некоторое время спустя Иван Гаврилович гулко чихнул, причем ему показалось, что звук чиха остался и завис в здешней атмосфере ровным жужжанием. Он открыл глаза и с удивлением отметил, что стало значительно светлей. Вместо древних газовых фонарей стояли большие Г-образные штанги с галогеновыми лампами, вместо не до конца понятых им деревьев росли чуть прикрытые желтой осенней листвой березки, вокруг которых мерным гудом жужжали полчища зеленых мясных мух.

Перед Иваном Гавриловичем Зализняком между новыми фонарями и деревьями, сверкая золотом часов и лениво трепеща трехцветным флагом на верхней надстройке, дробясь множественным пунктиром окон-амбразур по многоэтажному фасаду и словно высовывая широкий гранитный язык каскада лестниц, стоял российский Белый дом.

— Ах ты, шайтан! Ведь этот мужик точь-в-точь наш Гаврилыч! — Равиль продолжал крутить в руках бумажку. — Что ж это за купюра такая, блин? Может, Модест Бизин в подвале булочной типографию оборудовал? Может, он там деньги со своим портретом печатает? С понтом американский президент.

— Да-а, гаврилычевы галоши. — Алеша взял у водителя разглаженную в руках купюру и стал медленно водить шомполом по поверхности бумаги. Странный билет, словно почувствовав родное, начал опять скручиваться краями. — Слышь, Равиль, я понял, понял! Он же хотел с помощью этой штуковины баксы из сумки спереть! И как ловко придумал: воткнул, накрутил осторожненько, дернул, и готово. Гляди-ка…

Алеша приладил острие шомпола между глаз на портрете Бизина, туда, где в купюре была еле заметная дырочка. Равиль только успел открыть рот, чтобы предостеречь напарника от опрометчивых действий, но было поздно — Алеша повернул кольцо…

Когда серо-зеленая пелена, вдруг возникшая перед глазами, рассеялась, Алеша ощутил странную сухость во рту, услышал, как клацают его собственные зубы, и увидел прямо перед собой щекастое лицо Ивана Гавриловича Зализняка, который обеими руками тряс его за плечи и, стараясь перекричать мерное жужжание, раздававшееся со всех сторон, орал что-то непонятное.

Равиль вдруг осознал, что несколько секунд не выдыхает. Он с шумом выпустил воздух, вытер со лба мелкие капельки пота и присел на корточки. Мало того, что старший инкассатор слинял во время смены, теперь еще и сборщик с резким хлопком исчез у него на глазах. Лишь странная купюра, нанизанная на шомпол, осталась лежать на металлическом полу между двумя брезентовыми мешками.

Водитель инкассаторского «форда» сунул руку в карман, достал пачку «примы» и спички. Закурив, Равиль не стал выбрасывать использованную полуобгоревшую спичку, а осторожно дотронулся ею до опасной купюры. Ничего не произошло. Тогда он достал еще одну спичку и, орудуя двумя деревянными палочками, как пинцетом, аккуратно развернул туго скрученный бумажный листок.

Опять на свет появилось изображение директора булочной. Но теперь он подмигивал левым глазом и показывал длинный неприятный зеленый язык.

— Ах ты, сволочь! Еще и рожи мне корчить! — Равиль чиркнул спичкой о коробок и поднес огонь к углу купюры.

— … я сюда попал? Как ты сюда попал? Как мы…

Алеша вдруг начал понимать смысл чуть глуховатых гортанных звуков, которые издавал Гаврилыч.

— А ты сам, падла, куда из машины подевался? — перебил он бесконечно повторяющиеся вопросы. — Мы с Равилем совсем одурели, пока думали, где тебя искать?

— Как куда? — Зализняк осекся и перестал хрипеть и брызгать слюной. — Туда же, куда и ты, Леха. Оглянись, парень.

Посмотрев вокруг, Алеша с удивлением отметил, что сидит не в броневичке, а на улице, причем не где-нибудь, а на лестнице спиной к самому Белому дому. Знакомые контуры здания покрывала редкая серо-зеленая пелена, впрочем, и сам Зализняк, стоявший в своих галошах перед Алешей, был какой-то ненастоящий, плоский, словно обсыпанный зеленой пудрой.

— Слышь, Гаврилыч, объясни спокойно, в чем дело? Чего тут происходит?

— Чего-чего! А то, что накостыляли мне по первое число!

— Кто?

— Мужик тощий, и с ним девка одна. Зеленые. Сначала приставили нож к горлу, видать замочить хотели, а потом в дом завели. Только не этот, — Зализняк махнул в сторону Белого дома, — а в другой, ну, тот, который на стодолларовой купюре нарисован, и заставили бублик в какую-то дурную машину совать. Это, говорят, не бублик, мол, а суперноль, который поможет нам в твоей стране жить припеваючи. Идиоты! А потом из этой машины десятитысячные купюры посыпались, а потом они, сволочи, мне почки отшибли, и… — Зализняк, который по мере рассказа говорил громче и громче, вдруг замолчал, словно поперхнулся.

Алеша, до того внимательно слушавший рассказ товарища по несчастью, повернулся назад, куда, не мигая, смотрел Гаврилыч. Контур Белого дома стал четче, поскольку за ним выросла огромная сплошная стена оранжевого пламени. С огромной скоростью она двигалась прямо на инкассаторов и громко жужжала, словно миллион откормленных мясных мух. Огонь быстро охватывал все: флаг на крыше, само здание, деревья и гранитную лестницу.

Вниз по еще не охваченному пламенем нижнему пролету лестницы, согнувшись под тяжестью мешков, бежали парень в котелке и тонконогая девка в платье с черным пояском. Почти у самого конца лестницы парень споткнулся, котелок с его головы слетел, обнажив блестящую лысину, и покатился, смешно подпрыгивая на ступеньках. Один из мешков раскрылся, и оттуда вывалились какие-то мелкие бумажки. Парень и девка принялись было их собирать, но не успели. Пламя моментально накрыло их своим плотным покрывалом. Вместе с визгом горевших людей на оцепеневшего Алешу накатилась волна нестерпимого жара.

— Гаврилыч, сматываемся! — истошно заорал Алеша и, обернувшись, увидел, что напарник уже бежит с максимальной скоростью, с какой позволяли его дурацкие галоши, по направлению к огромному перевернутому серебристому конусу, упиравшемуся в близкий горизонт. Алеша припустил за ним.

В здании, где размещалась булочная Модеста Эдуардовича Бизина, действительно был просторный подвал, и седоусый директор действительно проводил там много времени. Но он не использовал подвал для тайного печатания денег, совсем нет.