Игорь Гриньков - Откровения судебного медика [сборник]

С молодыми не соскучишься. Общение с ними заставляет забыть о грузе прожитых лет и не позволяет почувствовать себя мудрым. Ведь «мудрость», как я писал в свое время в «Белом пиджаке», — это, на мой взгляд, «дряхлость, когда немощь и физическая обветшалость не дают возможности творить глупости». Сейчас я добавил бы: не только физическая, но и интеллектуальная, и эмоциональная.

Я никого специально не учу по разработанной программе. Мне любопытны те из них, кто не считает себя самодостаточным в профессии, не считает, что уже знает все. С этой категорией я могу совместно изучать переломы костей, исследовать рентгенограммы, обсуждать те или иные экспертные вопросы, давать читать им старые, потрепанные тетради — лекции, записанные мной в Киеве, Барнауле, Москве, Красноярске, Ростове-на-Дону, Владимире, Пушкинских горах, Ярославле, Суздале, Новороссийске и в Астрахани.

Мой атеистический максимализм значительно смягчился. Это не означает, что я стал религиозен, но прежнего радикализма вы сейчас не увидите.

За эти годы в судебной медицине (а я пишу о ней) многое изменилось. Появились новые законы, приказы и нормативные акты, регламентирующие работу врача судебно-медицинского эксперта. Разработаны и внедрены в широкую практику методы, казавшиеся людям моего поколения пределом мечтаний: компьютерные технологии с пакетом сертифицированных экспертных программ; геномные, биохимические, микроостеологические исследования. От нового оборудования глаза разбегаются — были бы деньги на его приобретение. У нынешней молодежи, без сомнения, вызовет саркастическую или снисходительную усмешку эпизод идентификации личности по черепу и прижизненной фотографии с помощью допотопной павильонной фотокамеры, которую сейчас можно увидеть разве что в музее. Но я не устаю повторять: к любому, самому совершенному прибору требуется еще и голова, желательно — толковая, способная к анализу.

Голова, к счастью, по-прежнему остается самым важным и основным «инструментом» судебно-медицинского эксперта.

Это записки провинциального судебного медика, но в данном контексте прилагательное «провинциальный» не несет в себе отрицательного оттенка. В России семьдесят процентов судебно-медицинских экспертов трудится именно в провинции, и их высокая профессиональная квалификация не вызывает сомнений.

Читатель должен заметить, что первые четыре раздела книги относятся к эксгумациям трупов, остальные касаются других видов экспертной деятельности.

Под этим термином, дошедшим к нам из латыни (exhumatio; ex — из, humus — земля), подразумеваются исследования тел, извлеченных из могил, земли, других мест захоронений. Как правило, это наиболее сложные в экспертном отношении исследования, поскольку частое отсутствие мягких тканей в результате длительного пребывания трупов в грунте и разрушение костей крайне затрудняют эксперту возможность отвечать на многие вопросы, в том числе и на вопросы об отождествлении личности.

Исторические сведения об эксгумациях в судебно-медицинских целях в древние времена крайне скудны. Достоверен факт, относящийся к X веку н. э., о случае эксгумации тела царя Смбата II в средневековой столице Армении Аии. После смерти царя по всей стране стали распространяться слухи, что царь умер не естественной смертью, а был отравлен. Назначенная его наследником эксгумация установила, что смерть царя была не насильственная, а слухи, следовательно, ложными. Материалы об этом хранятся в библиотеке древних рукописей в Матенадаране в Ереване.

В дохристианскую эпоху у многих языческих народов существовал культовый обычай вскрытия могил (по сути — та же эксгумация), правда, не имеющий отношения к судебной медицине, а густо замешанный на мистическом мироощущении. Так, у аланов — предков современных осетин, в V–VIII веках н. э. этот ритуал этнографы обозначили как обряд обезвреживания погребенных, который заключался в том, что через некоторое время после захоронения могилы раскапывались, а находящиеся в них скелеты разрушались (кости хаотично перемешивались). Цель — не дать возможности мертвецу превратиться в злого духа, вредящего живым. Могильники со следами обезвреживания погребенных обнаружены, кроме Алании, на территории Хазарского каганата, на Балканах (Болгария и Югославия), в Венгрии, Приуралье, в бассейнах Дона и Волги. Подобные действия были направлены против «вампиризации» умерших и якобы лишали их возможности «оживать» и выходить из могил.

Подобные ритуалы были широко распространены и у древних славян даже после принятия христианства. Вот как описывает их знаток вопроса, исследователь Виноградова Л. Н., в своей публикации «Чтобы покойник не ходил» (1993 г.): «По данным славянской традиции, к категории опасных покойников, которые приходят к живым после своей смерти, относятся умершие „до срока“, насильственной, преждевременной смертью, самоубийцы, некрещеные дети, колдуньи и ведьмы, а также те, кто не разорвал окончательно связь с живыми (умершие роженицы…)»; «…люди, не изжившие полного века на земле, остаются и после смерти активной вредоносной силой, вторгаются в мир живых. Чтобы предотвратить „хождение“ таких покойников, их хоронили со связанными ногами или босиком; подрезали сухожилия под коленями…»

«…Еще более решительные меры предпринимались в тех случаях, если в селе стало известно, что покойник все-таки „приходил“. Чтобы избавиться от вредоносных визитов (способных вызвать несчастья, эпидемии, мор скота, стихийные бедствия), древние славяне, как об этом свидетельствуют исторические источники и этнографические данные, выкапывали подозреваемого умершего, калечили труп, отсекая конечности или голову; отсеченную голову помещали между ног;…переворачивали тело лицом вниз. Подобного рода факты фиксировались и в южнославянской традиции; выкапывали умершего, проверяли его позу в гробу, при малейшем подозрении на вампирические признаки отсекали голову…»

В XVII и начале XVIII веков отношение к эксгумациям врачей, занимающихся вопросами судебной медицины, было более чем осторожным. Тогда господствовала гипотеза (разумеется, ложная), что при разложении трупов животных и людей образуются губительные для здоровья и жизни соединения и испарения, которые даже при вдыхании опасно действуют на человека и нередко вызывают смерть. Этот миф о некоем особом «трупном яде» до сих пор живуч в сознании обывателей.

Большое значение приобрели так называемые антропологические эксгумации останков человекообразных приматов и пещерных людей после появления теории Чарльза Дарвина о значении естественного отбора в эволюции, а особенно после его трудов «О происхождении видов путем естественного отбора» (1859 г.) и «Происхождение человека и половой отбор» (1871 г.).