Николай Байтов - Зверь дышит

Не лыжня, а фигня. Вся в колдобинах. Ходят по ней и проваливаются. В марте и феврале все дни недели по тем же числам. Это каждый год, если только не високосный. Что там пилить сейчас? Там пурга. Засосёт снег, и выйдет из строя болгарка. На фиг это нужно. Не надо толкать так бестолково. Смотри, кто это бегал? Маленькие какие-то, которые не проваливались. Ворона так бы не могла ходить по насту. Да не будут они хлеб. Им семечки подавай. И в снегу они не найдут. Синицы и лазоревки — это один вид? Почему-то вместе летают. Совсем разная форма головы и цвет. Да им-то что. Вот и называй после этого. Думаешь, они не видят или обращают внимание на другое ? Самоидентификация — это страшилище. Блаженны, кто её не знает. Собственно, мы даём имена не предметам, а кластерам.

А рандомизацию поэт не применяет? Очень жаль. Если угодно знать, это такая процедура. Нет, не понимаю я этих людей. А ты попробуй целый день одни апельсинчики и яблочки — знаешь как вкусно покажется! Горечь горячая. Но находить в этом удовольствие не всякий может. Тогда хоть чистотел. Полчашки отвара натощак. Всё равно — нет у меня доверия к твоему деверю.

Несла в оскаленных зубах божественную знаменитость. После нескольких глотков воды прислушивается к продолжительным шорохам и скрипам внутри тела. Следи внимательней, вратарь, за криком, топотом и бегом. Я пришёл-сяду сюда, и мне не очень важно, где пришёл ты. Моя задача — делать всё возможное, чтобы меня заметили. Кто на слуху — тот и ху-ху. Она срезает крышу, выскребает всю мякоть. И эту мякоть перемешивает с кремом и клубникой — свежайшей, с огорода. Всё это уминает внутрь, покрывает крышу. Сверху мажет кремом и ещё несколько клубничин кладёт.

Прежде чем называть вещи какими-либо именами, поэту следовало бы применить к ним процедуру рандомизации. Или «рЭндомизации» — так тоже говорят. Да разве ей кто-нибудь это скажет? Папа Римский благословил её на написание стихов. На писание. Он, впрочем, на гробовом пороге. Сделали какую-то операцию, да не одну. Благословить может на что угодно. Вряд ли он читал, что она прислала. Секретари. Формальная отписка — «пиши, Эллочка, пиши». Нам это не канает. Послала б нашему Патриарху — шиш бы получила, даже от секретаря Чаплина. Мы — православные, нам Римский папа не авторитет насчёт её письма. И вообще. Ведёт себя как дура надутая, на этом сайте. Хейдиз-то, гляди, всё-таки добилась участия в биеннале, вот упорная. Каких трудов ей это стоило! Плутовка в fishnets. Небесный свод в неё провис. Посмотри, трусы видно?

Всякой маленькой галерее нужно большое имя. Чёрный квадрат — это повод, чтобы дальше жизнь была. Рядом с авангардистами 20-х годов висят наши эти все придурки. Когда человек не имеет никаких для себя позиций и врубается в каждое фуфло. Это нормально. Бордачёв имел для себя позицию, здесь он её не имеет. Есть настоящие, излом. Но — тошниловка излом его. Чувственные ситуации, они рано или поздно приходят к тоске, на мизинец маленький или указательный палец. Беда знаешь в чём, — что это не доказано. И это неумеха, и Колька над этим работает.

Подавляющее большинство людей безграмотно эстетически. Они не знают, что красиво, что безобразно. То есть не так, неправильно, — они вообще не размышляют в этом аспекте. Думают о чём-то совершенно другом — и оказываются полностью беззащитными перед любым фуфлом и идиотством, которые норовят в них внедриться. Я готов плакать над их судьбой. О, идиотство-то как раз и находит в них отклик, по преимуществу. Так почему-то получается. Мальчик с гармошкой, почему ты поёшь такие тошнотворные песенки? А потому, что, дядя, за них больше бросают копеечек. — Ну уж нет, я-то тебе ничего за них не дам! — Так и шёл бы ты на хуй. Однако слово «хуй», я вижу, подчёркивается сразу красной волнистой линией. Значит, его нет в вордовском словаре, даже в двухтысячной версии. А что? Его и не будет никогда, ни в какой версии. Это железно. Думаешь?

Я на крыше паровоза ехал в город Уфалей, чтобы тамошним бакланам дать конкретных пиздюлей. Но снегу навалило! Полметра слой. Внизу, конечно, более плотный. Надо на крыше чистить, а то протечёт. Возле трубы там щели. Не у паровоза, а у дома. Прошлый год залило в кухне, у печки. Потолок там теперь в зеленоватых разводах.

С этой точки я уже рисовал. Забор, сбегающий с косогора на луг, почернел. Гляжу, поднимается медленно в гору. Он был ярко-красный. За два года постарел, осунулся. Венедикт Март, футурист расстрелянный, пришёл и смотрит. Там за углом, за углом света. Морозы сменяются, сменяются сыростью. Боря, у тебя нельзя будет снять дачу? — Посмотрим. — Люся, ты имей в виду, если Боря или ещё кто-то будет сдавать. Но снегу-то навалило, а? Там за углом, за углом дня. Ты знаешь, что это лучшее стихотворение XX века? — Нет, я отнюдь как бы не компетентен. А кто это сказал? Сосна так считает. Понимаю, сосен здесь много, ты сам всё время сажаешь, я знаю. Подсаживаю. Ты знаешь, я люблю деревья больше, чем цветы и огороды. Сажаю и выращиваю. Но у меня много гибнет. Две секвойи погибли в том году. Они заплесневели зимой под горшками. И после не оклемались. Я плакал о них.

Ветер какой-то северо-восточный — дует со всех сторон. А на рынке ветра нет — так там мороз. Потепление обещали к субботе. А вы чего в Петербурге поделываете? Там просто знакомая одна, она куратор площадей. У Пяти углов. Я вам могу обратно сбросить на e-mail. У меня есть юридическое лицо. Ну, эта вот Маша. Есть сайт. Увидимся. Какой-то контакт. [Мой ник — Шишкин. Йом?] Да, довольно ёмко. Получил по морде Саша Соколов. Сокол, кречет — это же близкие птицы, или нет? Кречет, значит, получил по юридической морде. Этакая категория людей, вечно озабоченных тем, что они очень умные. Постоянно удивляются своему уму? Как Брюсов — постоянно радуются своей фамилии. Удивляются и гордятся. Но это лучше, чем гордиться своим идиотизмом. Почему, кто? Ну, вообще распространено сейчас. Даже навязывается молодёжи как стиль жизни. Посмотри телевизор. Не хочу.

Сколько раз, покупая очки, думал, что надо тут же купить запасные. Но это всегда так и оставалось лишь благим намерением. Смысл этой травмы — чтоб меньше глазел на образы, больше думал о словах. Пока только предупреждение наполовину. Придёт время — и весь обратишься в слух. Вот уж чего бы никак не хотелось. Всем этим вологжанинам, Никольским, бийским, купер-штейнам нужно лишь одно: слушать и слушать фон, — всякий звук и разговорную болтовню. Мне ж это ни к чему не нужно. Я выключаю радио — они снова включают. Каждый раз. Они для меня — монстры. Ужасаюсь и прячусь в пещеру. Пожиратели мусора — вместо того чтобы питаться тишиной. А образы думать не мешают, — наоборот. И не успел трёх раз моргнуть наш, прямо скажем, Вася. «Шемяка, ты дал мне средство к покаянию». — Вряд ли. Гордость слышится. Снова — уязвить, подколоть.