Эрскин Чайлдерс - Загадка песков

Давайте продолжим аналогию с войной на суше. Населите ваши горы людьми отважными и предприимчивыми, досконально знающими каждую тропку и дорожку, которые действуют небольшими отрядами, перемещаются налегке и быстро. Какими неисчислимыми преимуществами будут эти партизаны обладать над врагом, придерживающимся исключительно проторенных путей, передвигающимся крупными массами, медленно и не ориентирующимся на местности! Вы поймете, что они не только способны причинить огромный урон превосходящему противнику, но и могут еще долго после решительной битвы оказывать ему скрытое сопротивление. Осознаете и то, что одолеть такого ускользающего неприятеля можно, только переняв его способы ведения войны, изучив территорию, сравнявшись с врагом в подвижности и хитрости. Эту параллель не стоит заводить слишком далеко, но, что подобный вид военных действий имеет приложение и к морю, – истина, не вызывающая сомнений.

Охваченный энтузиазмом Дэвис не знал границ, превознося значимость изложенных выводов. Небольшие суда в мелких водах играли исключительно важную роль в его видении войны на море, роль, которая будет только расти, по мере того как конфликт будет разрастаться и приближаться к решающей фазе.

– Эскадры тяжелых броненосцев – это здорово, – говорил Дэвис. – Но если силы сторон примерно равны, через несколько месяцев войны от них мало что останется. Они могут перетопить друг друга, и даже у номинального победителя в сражении вряд ли останется хоть один или два корабля. Вот тут-то и начнется настоящая борьба, тогда под ружье будет поставлено все, что способно плавать. И тогда тот, кто способен управлять лодкой, знает воды и ни в грош не ставит собственной шкуры, получит великолепный шанс отличиться. Это оружие обоюдоострое. На что способны малые суда в этих водах, вполне понятно. Но возьми случай с Англией. Допустим, силы некоей коалиции разгромят наш флот на море. Результат – опасность блокады и вторжения. Чепуху нам говорят, что придется немедленно сдаваться. Мы сможем существовать на половинных рационах, собираться с силами и строить. Но необходимо время. Тем временем наше побережье и порты в опасности, и все те миллионы, которые мы закопали в форты и минные поля, приносят мало пользы. Это всего лишь пассивные средства обороны. Требуются лодки – комары с острым жалом, настоящие рои этих москитов: сторожевики, разведчики, миноносцы. Это иррегулярные силы, укомплектованные местными жителями, которым дают свободу вести свою игру. И что за шикарная получится игра! На нашем побережье немало мест, подобных этому – пусть даже не наполовину таких интересных, но похожих: эстуарии Мерси, Ди, Северна, Уоша, а самое главное – Темзы, окруженные берегами Кента, Эссекса и Саффолка.

Но как сможем мы защищать наши берега тем способом, какой я описываю? Мы не готовы, совершенно не готовы! У нас нет даже малых миноносцев. Быстроходные «истребители» для этой задачи совсем не подходят – слишком длинные и неповоротливые, а большинство еще и слишком глубоко сидит. Что нам нужно, так это нечто простое, но мощное, с малой осадкой и пусть даже всего с одной шестовой миной [57] Шестовая мина – мина, закрепленная на носу корабля на длинном шесте. , если на то пошло. Буксиры, катера, малые яхты – годится все, потому что успех будет зависеть от умения, а не от калибров и сложных механизмов. Эти кораблики будут гибнуть, но что с того? Если все правильно организовать, у нас не найдется недостатка ни в судах, ни в людях. Но кто возьмет на себя организацию?

Возьмем иной вариант. Мы побеждаем в открытом море и блокируем побережье, подобное этому, где кругом пески. Люди, знающие эти воды, из ниоткуда не появятся. Флотские парни о здешних каналах понятия не имеют. Клянусь Юпитером, это лучшие морские офицеры в мире, у них есть все: отвага, выдержка, все! Они берутся за любую задачу и зачастую совершают невозможное. Но их корабли слишком глубоко сидят, а у них самих слишком мало опыта для подобных операций.

Дэвис никогда не развивал темы, но я знал: в его сердце живет надежда хоть как-то и где-то, но получить шанс применить своих знания этих берегов на практике, во время войны, в наступлении которой он не сомневался, и сыграть в ту «шикарную игру» на поле, столь для нее подходящем.

Я могу лишь привести очерк его взглядов. Когда я слушал их под плеск волн и журчание прилива за бортом, они произвели на меня глубокое впечатление и пробудили во мне столь же ревностное желание исполнить нашу работу, каковое горело в нем в силу темперамента.

Но по мере того как шли дни и не происходило ничего, способного помешать нам, я стал склоняться к выводу, что по части обретения разгадки мы на ложной тропе. Мы не обнаружили ничего подозрительного, ничего, что могло бы объяснить предательский поступок Долльмана. Начав терять терпение, я ратовал за то, чтобы побыстрее переместиться далее к западу. Дэвис все еще цеплялся за свою теорию, но тоже стал склоняться к моей идее.

– Уверен, это как-то связано с проливами в песках, – твердил он. – Но, боюсь, ты прав, и мы так и не подобрались к тайне. Никто, похоже, и в ус не дует, что мы тут возимся. Нам еще не удалось обследовать эстуарии, как хотелось бы, но лучше будет переместиться на острова. Там нас ждет совершенно такая же работа, причем столь же важная. Думаю, скоро мы найдем ключ к разгадке.

Существовала еще и проблема времени, по меньшей мере для меня. Если мне не продлят отпуска, двадцать восьмого я должен быть уже в Лондоне, а скорого конца наших странствий не предвиделось. Положа руку на сердце, признаюсь, что особого значения я сему факту не придавал. Если наша затея имеет смысл, то чиновничья рутина может и обождать. Государственный механизм не пострадает из-за моего отсутствия, извинения можно принести, а успех искупит все.

С каждым днем наше отважное маленькое суденышко становилось все грязнее и потрепаннее. Лак облез, палуба посерела, паруса выцвели, а потолок каюты покрыли пятна сажи от кухонной плиты. Но главное достоинство яхты – ее удивительная пригодность выполнять свои функции – сохранилось. За отсутствием лучшего «Дульчибелла» стала моим домом. Мои члены приспособились к ее стесненному внутреннему пространству, а вкусы и привычки согласовались с ее хозяйственной рачительностью.

Но запасы воды и керосина подходили к концу и близилось время, когда мы вынуждены будем пристать к земле и пополнить содержимое трюма.

Череда невысоких холмов, розовых и коричневатых в свете заходящего солнца, у края которой примостилась маленькая деревушка, облепившая массивный четырехъярусный маяк, – таким предстал моим глазам Вангерог, самый восточный из Фризских островов, тем вечером, пятнадцатого октября. Мы решили сделать его первой нашей стоянкой. Поскольку гавани там нет, и остров на милю окружен выступающими при отливе песками, нам предстояло забраться как можно дальше, пока яхта не сядет на мель, чтобы сократить расстояние, на которое придется таскать тяжелые канистры и баки для воды. В трех милях к югу от нас виднелись смутные очертания берега Фрисландии – унылая равнина, однообразие которой нарушали только редкие деревья, пара ветряных мельниц да церковный шпиль. Мелководное пространство между материком и Вангерогом начало уже сжиматься до лагун, самой крупной из которых был вытянутый проход, по которому мы и шли с восточного направления. Водоем тянулся дальше на запад параллельно острову, в нем же на расстоянии в полмили от нас стояли на якорях три галиота.