Мэри Чэмберлен - Английская портниха

— Вы любите выпить? — спросил он.

— От стаканчика портера вечерком не откажусь, — ответила свидетельница. — Это помогает мне заснуть.

— Спасибо, — улыбнулся мистер Уоллис с победоносным видом. И завершил допрос.

— Они ведь не вызовут Джино, правда? — спросила Ада мистера Уоллиса во время перерыва. — Я этого не вынесу. Даже не знаю, что я сделаю.

— Они бы вызвали, да он отказался давать показания.

— Почему? — Ада понимала, что Джино никогда ее не любил, но, возможно, хотя бы капля порядочности в нем осталась и он не захотел позорить ее на людях.

— Вы не знаете? — удивился Уоллис. — Он в тюрьме.

— В тюрьме? За что?

— Получил три года за избиение проститутки в Мэйфейре.

Кому-то не поздоровится, Ава, ох не поздоровится . Должно быть, сильно он ее избил, если загремел в тюрьму на столь долгий срок.

— И как она? — спросила Ада. — Та женщина. С ней все хорошо?

— По-моему, да. Но покажись он здесь, его могли бы привлечь за извлечение прибыли аморальными средствами. И он не стал рисковать.

Ада закрыла глаза, сжала кулаки. Какой же она была дурой. Чертовой дурой .

Следующей была заведующая чайной. Принаряженная, в элегантном черном костюме и черных респектабельных туфлях. Ей хватило наглости надеть капроновые чулки, что продала ей Ада. Вот бы сейчас задать ей вопрос, чтобы весь зал слышал: где вы достали эти чулки?

Директриса подтвердила, что Ада работала официанткой под ее началом, и она недоумевала, как Аде удается снимать пусть крошечную, но квартиру без посторонней помощи и как она вообще ее нашла при нынешней нехватке жилья.

— И что вам сказала подсудимая?

— Сказала, что умерла ее бабушка и оставила ей золотое яичко.

— Вы поверили?

Директриса одернула жакет, посмотрела на Аду:

— Нет.

— По-вашему, она солгала?

— Скорее всего.

Лицемерка. Она приходила к Аде на чашку чая с бальзамином в качестве подарка. Миленькая квартирка, Ада .

Ада продавала другим официанткам капроновые чулки, сообщила директриса. Карточки на одежду. Хлебные карточки. И чего только не продавала.

— Подсудимая говорила, откуда она получает все это добро?

— Нет. — Директриса замялась. Сама она, разумеется, должна остаться незапятнанной. — Я, как вы понимаете, никогда и ничего у нее не брала, — пояснила она. — Черный рынок не для меня. — Ада открыла было рот: лгунья , но вместо слова раздался хрип. Судья нахмурился. — В заведении она торговлей никогда не занималась, — продолжила директриса, — только не в нашей чайной, не в «Лайонз».

— Вы не ответили на мой вопрос. Где она все это доставала?

— Наверное, у своего дружка.

— И последнее, — сказал мистер Харрис-Джонс. — Подсудимая когда-либо говорила вам, где она была во время войны?

— Нет. Я понятия не имела.

Она взглянула на Аду так, словно раньше никогда ее не видела. Спустилась со свидетельского помоста и зашагала по проходу. Ада разглядела затяжку на ее чулке, сзади, чуть выше щиколотки, и капельку, чтобы затяжка не расползалась, красного лака для ногтей.

Сколько еще так называемых свидетелей, думала Ада, припас мистер Харрис-Джонс с намерением исказить правду? С его подачи Аду выставляют обыкновенной алчной проституткой. Она каждую минуту ждала, что на свидетельском помосте возникнет ее мать. Моя дочь? Сбежала с каким-то красавчиком. Предательница, знать ее не желаю. Мисс Скиннер. Ада Воан? Воробышек, возжелавшей стать павой? Пустые фантазии . Ее знакомые джентльмены, которые так приятно проводили с ней время, не вступятся за нее. Выходит, я еще легко отделался . Да и что скажут их жены? Миссис Попли с подругами отшвырнут ее, как раскаленный уголек, из опасения обжечься. Понятия не имеем, кто эта женщина . Чванливые наседки. Лишь миссис Б. поручилась бы за нее. Но мистер Уоллис навел справки и выяснил, что она погибла во время бомбежки, когда в мастерскую угодил снаряд люфтваффе. Мадам Дюшан, модистка . Единственный человек, кто поверил бы Аде, кто верил в Аду. И ее разорвало в клочья.

— Осмелюсь предположить, что Ада Воан сжульничала, чтобы добыть паспорт, — вещал меж тем мистер Харрис-Джонс, повернувшись к жюри. — Вероятно, подделала подпись своего отца. Она лгала монахиням, своей начальнице, своей домовладелице. И ни разу и никому не рассказывала о том, что с ней происходило во время войны. Почему?

Почему? — едва не заорала Ада. Да потому что никто бы не стал слушать . О войне люди хотят знать только то, что их устраивает, и если твоя история не укладывается в эту схему, от тебя сразу отворачиваются. Так что лучше помалкивать.

— Женщины не умеют хранить секреты, — понимающе усмехнулся мистер Харрис-Джонс, многомудрый мужчина, беседующий с другими, подобными ему, мужчинами. — Мы знаем женщин. Щебечут без умолку. Но Ада Воан ни звука не проронила о войне. И даже о том, как она лишилась сына .

Он умолк, замерев в величавой трагической позе. Актер, подумала Ада, и больше никто, обращается с присяжными так, будто здесь разыгрывают спектакль, а они — публика. Все не взаправду.

— Какая мать, хотя бы единожды, не поведает о своем горе? Она же никогда не упоминала о сыне, которого потеряла во время войны. Смахнула эти воспоминания, словно мусор, замела под коврик. В чем же дело? А в том, господа присяжные, что ребенок был незаконнорожденным. Не этот ли факт лежит в основе провокации, якобы совершенной Стэнли Ловкином и уязвившей подсудимую до такой степени, что она утратила всякую власть над собой? И убила его. Из-за ребенка, о котором она не упоминала ни словом, к которому, как мы вольны полагать, не испытывала никаких чувств?

Харрис-Джонс выдержал паузу, набрал побольше воздуха в легкие и продолжил:

— Далее. Она хотела бы внушить вам, что жертва, Стэнли Ловкин, — не кто иной, как Станислас фон Либен, некий уроженец Венгрии, якобы послуживший причиной страданий, пережитых ею во время войны, тех самых страданий, о которых она также никогда не рассказывала. Впервые она заговорила о Станисласе фон Либене лишь здесь, в зале суда. Он — наш молчаливый и незримый свидетель. Порою подобные свидетели хотя и не дают показаний, но успешнее многих приближают нас к истине.

Он поднял папку:

— Прошу, пункт второй в вашем списке. Перед вами справка о Стэнли Ловкине: родился в Бермондси, Южный Лондон, в 1900 году и никогда не выезжал из страны.

Нашел справку, умник , вскипела Ада, у него не было паспорта, британского уж точно . У Станисласа был краденый паспорт, иностранный. Он вынудил ее сделать себе документ из предосторожности, в случае чего она бы его прикрыла, сообразила Ада.

— Это, разумеется, очередная байка подсудимой, — продолжил мистер Харрис-Джонс, — придуманная с целью обелить себя. Нет никаких доказательств, что Ловкин и фон Либен — одно лицо, и уж тем более не существует доказательств, что он вывез ее за границу, где и бросил. Если же это не выдумка, на чем настаивает подсудимая, то мы имеем дело с чем-то даже более сверхсекретным, нежели создание атомной бомбы. — Он умолк, глядя на присяжных и дожидаясь, когда они кивнут в ответ. Затем картинным жестом расправил мантию и сел.