Рышард Клысь - «Какаду»

— Ну хорошо, хорошо…

— Ты же знаешь, что ты не прав! — бросила она резко.

Вильям нахмурил брови.

— Хотел бы я знать, чего ты злишься?

— Тебе кажется, — сказала она уже спокойнее. — Я не злюсь, а только нервничаю.

— Отчего?

— И ты еще спрашиваешь?

— Случилось что-нибудь плохое?

Гертруда с минуту смотрела на него с изумлением.

— Как? — спросила она. — Ты не видел города?

— Видел, — небрежно бросил он. — Впечатление и в самом деле безотрадное. Я ведь довольно долго бродил среди развалин, пока не попал в центр. Но это ведь еще не повод для паники…

— Посмотрела бы я на тебя этой ночью здесь…

— Я понимаю, ночь была не из приятных.

Гертруда недоуменно пожала плечами.

— Не знаю, — сказала она с расстановкой, — ты настолько глуп или зол, что можешь сейчас шутить…

— А ты предпочла бы видеть меня в слезах?

— Разрушено полгорода, есть убитые, раненые…

— Когда идет война, такие вещи случаются, — спокойно сказал он. — Поэтому надо радоваться, что нас это миновало. Могло ведь быть гораздо хуже…

— И правда, — согласилась она. — Я забыла, что ты не умеешь думать ни о чем другом, только о себе…

— Нет, не только о себе, — возразил он с некоторой обидой. — Ты несправедлива. Я думаю и о тебе, и о детях…

Гертруда покачала головой.

— У тебя в голове на первом месте собственные интересы.

Вильям снисходительно улыбнулся.

— Потому-то до сих пор у меня все неплохо ладилось.

— Не забывай, война еще не кончилась.

— Я помню об этом.

— С тобой еще всякое может случиться.

— Не беспокойся, — заверил он. — Это моя забота — устроить все так, чтобы мы уцелели до конца…

— Ты очень уверен в себе…

— А почему бы и нет?

— Ты считаешь, что с тобой не может случиться ничего плохого?

— Постараюсь, чтобы до этого не дошло…

— Ты говоришь так, как будто все зависит от тебя.

— Я не бросаю слов на ветер, — произнес он убежденно. — Знаю, что мне делать. Слава богу, счастье меня не оставляет и, надеюсь, не оставит до конца…

«Старый идиот, — подумала Гертруда. — Он ничего не знает. Я должна наконец ему сказать, подготовить как-то к неожиданности, но это, оказывается, гораздо труднее, чем я думала».

Она открыла холодильник, достала сковородку с жарким и кастрюлю с супом, приготовленными накануне. Мясо она поставила в духовку, суп на плиту, а потом начала вынимать из буфета приборы.

Вильям взял стул и уселся у открытого окна. Закурил сигарету. Он молча наблюдал за Гертрудой, возившейся у плиты. «Что с нею случилось? — подумал он с легким беспокойством. — Она никогда не была такой». Потом, однако, решил, что ее поведение вызвано ночными тревогами, и сразу успокоился. Он мог себе представить, что она испытывала, сидя с детьми в убежище, когда город, сотрясаемый взрывами тяжелых бомб, превращался в развалины. Но предпочитал не размышлять об этом еще и по другой причине. Ведь и ему перепала изрядная для одного дня доля беспокойства и страха, и не стоило морочить себе этим голову.

Он еще не очнулся как следует от тяжелого, без сновидений, сна, но тяжесть постепенно проходила, и с каждой минутой он чувствовал себя все лучше. Жара на дворе спала, а из сада доносилось мелодичное стрекотание кузнечиков и отголоски играющего по соседству радио. Снова он ощутил себя счастливым. События войны показались вдруг отдаленными и малозначительными. Пока они ему ничем не угрожали, а что касается будущего, то он уже решил, как обезопасить Гертруду и детей, и это придавало ему уверенность в том, что жизнь их сложится благополучно.

— Поедим тут? — спросила Гертруда. — Или в столовой?..

— В столовой, моя дорогая, — сказал он сердечным тоном. — И желательно с бутылкой вина, если ты не против…

Гертруда внимательно посмотрела на него.

— Сегодня какой-то праздник?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что в другое время ты вина не пьешь…

— Ты это заметила?

— Это нетрудно — изучить твои привычки.

— Сегодня я отступлю от них…

— Что случилось?

— Ничего, — сказал он. — Радуюсь, что я дома. И считаю, что необязательно пить вино только по каким-то особенным поводам.

— Как ты к этому пришел?

— К чему?

— Дня два тому назад тебе бы даже в голову не пришла такая идея — насчет обеда с вином, — сказала Гертруда с иронией. — Ты становишься расточительным…

Вильям рассмеялся — ему показалась забавной ее реплика.

— Что ж, когда-то надо начать, — сказал он весело. — В этом отчасти и твоя заслуга. Тебя, наверное, это устроит?

— Устроит, — согласилась она. — Я люблю вино.

— Рядом с тобой я с каждым годом молодею, — сказал он. — Не заметила, моя дорогая, что я изменился?

— Да, Вильям, заметила, — признала она поспешно, увидев, что он встает со стула. — Раньше тебе никогда такая мысль не пришла бы в голову…

Она повернулась к нему спиной, чтобы не видеть его выцветших голубых глаз, в которых вдруг появилось желание. Ей не хотелось допускать никаких нежностей. Кто его знает, что вдруг ему сейчас взбредет в голову… С комком в горле она принялась лихорадочно выкладывать из буфета посуду и, хотя это было необязательно, протирать каждую тарелку полотенцем, а потом ставить на уже приготовленный поднос. Вильям подошел к ней совсем близко и встал за ее спиной так, что она совершенно явственно чувствовала на затылке его горячее дыхание. Подумала, что надо выйти из кухни под каким-нибудь предлогом, но было уже поздно — Вильям вдруг прижался к ней, полуобнял, а потом, нащупав ее груди, больно стиснул их ладонями.

— Больно, — вскрикнула она. — Вильям, что ты делаешь?

Она замерла на месте, не поворачиваясь, а он все сжимал в ладонях ее округлые молодые груди и через минуту, тяжело дыша, стал вдруг яростно целовать ее в открытый затылок. Она рванулась вперед, стремясь освободиться из его объятий, но не тут-то было.

— Гертруда! — умоляюще прошептал он. — Прошу тебя, повернись!

— Оставь меня в покое. Я занята, ты мне мешаешь…

— Ну пожалуйста, уступи мне, и не злись. Хорошо? Прошу тебя, оставь эти тарелки…

— Нет!

Он раздвинул полы ее подпоясанного шнуром махрового халата и обхватил обеими руками ее плоский живот, горячий, бархатисто-мягкий, а потом почувствовал под своими пальцами округлые и в то же время крепкие обнаженные бедра. Он сжал их грубо и безжалостно.

— С ума сошел? — сказала она зло. — Вильям, перестань. Мне больно!

Он пытался повернуть ее к себе так, чтобы они оказались лицом к лицу. Гертруда сопротивлялась ему, охваченная брезгливостью и отвращением.

— Вильям, ты не сделаешь этого!

— Сделаю. Сделаю это…

— Нет!

— Сделаю, потому что от тебя не дождешься!..

— Но я не хочу! — крикнула она, теряя терпение. — Пойми, я не хочу, и это отвратительно!..