Рышард Клысь - «Какаду»

— Знаешь, — сказала Гертруда, — меня это прямо бесит…

— Что именно?

— Твоя уверенность в себе.

Вильям выпил еще глоток и отставил рюмку.

— Моя дорогая, — произнес он с достоинством. — Больше всего тебя нервирует моя правота. Но я ничего не могу с этим поделать.

— Нет, — ответила она. — Возмутительно то, что ты решаешь так, как будто все зависит исключительно от тебя.

— А от кого должно зависеть, черт побери!

— Тебе не приходит в голову, например, что за время твоего отсутствия могли произойти события, из-за которых твои планы теперь неосуществимы?..

Он внимательно посмотрел ей в лицо, вдруг изменившееся и побледневшее. Ясно, она что-то скрывает от него.

— Какие события? — взорвался он со злостью. — Что это за события?

— Не кричи!

— Ну вот, пожалуйста. Будь столь любезна, скажи мне, что случилось. Сгораю от нетерпения услышать наконец новость, припасенную тобой к сегодняшнему вечеру…

— Как ты смешон…

— Ты это хотела мне сказать?

Она покачала головой.

— Нет, — возразила она, помолчав. — Я хотела тебе сказать, что нам придется расстаться.

— Что такое?

— То, что слышишь…

— Плохая шутка.

— Я совсем не шучу.

— Тогда я, наверное, ослышался! — перешел он на крик. — Повтори еще раз!

— Нам придется расстаться.

Вильям побледнел. Нервно схватился за воротничок и расстегнул его.

— Ты говоришь, конечно, несерьезно? — спросил он сдавленным голосом.

— Совершенно серьезно.

— У тебя есть любовник?

Она изумленно посмотрела на него. А когда до нее наконец дошел смысл его вопроса, не смогла удержаться от смеха. Вильям сорвался со стула и закричал в крайнем бешенстве:

— Замолчи! Перестань смеяться! Ты, ты — девка…

— Ты свихнулся?

— Я никогда на это не соглашусь! Понимаешь? Никогда!

— Это зависит не только от тебя…

— Посмотрим, — сказал он и нервно закружил вокруг стола. — Я такой устрою скандал, что тебе жить не захочется. Отберу у тебя детей. Лишу тебя куска хлеба. Понятно? Но, прежде чем до этого дойдет…

— Ох, перестань… — перебила она его. — Смотреть невозможно. Ведешь себя как последний идиот…

Он резко остановился.

— Ну нет, — закричал он. — Это переходит все границы. Ты еще смеешь меня оскорблять?!

— Потому что ты говоришь ужасные глупости, дорогой, — сказала она мягко, с нескрываемым весельем. — Ты даже не отдаешь себе в этом отчета…

Вильям развел руки театральным жестом.

— Если через минуту мне доведется услышать, что ухожу от тебя я, меня это не удивит.

Гертруда кивнула головой и спокойно сказала:

— Конечно. Говоря о расставании, я совсем не имела в виду себя. Это ты уйдешь от меня.

Вильям, опешив, с минуту внимательно приглядывался к ней, как бы желая удостовериться, не смеется ли она случайно над ним. Но в ее поведении не заметно было ничего такого, что подтвердило бы его предположение. Сейчас она выглядела очень серьезной, без тени усмешки на лице, не было на нем ни злобы, ни ожесточения, как во время ссоры, а только глубокое раздумье.

Он оперся руками о стол и наклонился к ней в ожидании и внезапной тревоге.

— Гертруда, скажи мне, — в его голосе прозвучала мольба, — что все это значит?

Тогда она отвернулась от него и, не глядя в глаза, тихо сказала:

— Тебе прислали повестку в армию…

В это мгновение он почувствовал себя так, как будто его вдруг сильно ударили под дых. Когда Гертруда взглянула на него, он был ужасно бледен, все лицо покрывали капельки пота. «Боится, — подумала она без всякого сочувствия. — Наконец я вижу его перепуганным. Он всегда был так уверен в себе, а теперь не может даже скрыть свой страх». Она встала из-за стола, взяла поднос с посудой и пошла на кухню.

Вильям сидел, скорчившись, в кресле, не в силах пошевелиться, несчастный и совершенно выбитый из колеи неожиданным известием. Этого он не предвидел. Ему никогда даже не приходило в голову, что однажды его так безжалостно оторвут от этой удобной и довольно спокойной жизни, какую он вел до сих пор в окружении семьи и друзей. Впервые за эти годы слово «война» дошло до него во всем своем грозном и жестоком смысле, и лишь в эту минуту он осознал целиком исходившую от нее опасность. «Буду защищаться, — подумал он. — Сделаю, что будет в моих силах, чтобы не допустить этого. Буду защищаться».

В городе у него еще достаточно друзей, которые наверняка не откажут в помощи. И от этой мысли ему стало немного легче.

Когда Гертруда вернулась в комнату, Вильям стоял у стола и наливал себе в рюмку вино. Завидев ее, он смущенно улыбнулся.

— Мне очень неприятно, Гертруда, — сказал он неуверенно. — Я сегодня вел себя очень глупо. Надеюсь, ты пне простишь…

— Ты никогда таким не был, — признала она.

— Я не сумею тебе этого объяснить, — сказал он подавленным голосом. — Ума не приложу, что со мною случилось…

— Ты был сегодня ужасен.

— Да.

— Ты был ужасен и смешон, — добавила она с нескрываемым удовлетворением. — Согласись, в твои годы такое не к лицу…

— Мне очень неприятно, — сокрушенно признался он. — Поверь мне. Я на самом деле вел себя недостойно. Мне сейчас стыдно. Особенно как подумаю, сколько несчастий обрушилось на людей этой ночью. Боже мой! Пожалуйста, не пойми меня превратно. Я вот задаюсь вопросом, почему так себя вел, и думаю, оттого так получилось, что меня потрясло увиденное в городе и ужасно беспокоили ты, дети, дом. А когда оказалось, что все в порядке, и я увидел тебя, то почувствовал себя очень счастливым. И захотелось убедиться, что ничего не изменилось, все как прежде, и ни война, ни смерть не в состоянии ничего изменить в нашей жизни. Собственно, я не думал так, только чувствовал, а теперь понимаю, что именно поэтому так получилось…

— Мне это не приходило в голову.

— Я очень сегодня боялся, что никогда уже вас не увижу…

— Да, — сказала она насмешливо. — Потом ты, однако, пришел домой и от большого беспокойства за нас отправился спать.

— Я совсем не собирался спать, — кротко пояснил он. — Только принял холодный душ, а потом прилег на минуту, чтобы спокойно выкурить сигарету. Не понимаю даже, как я заснул…

— Конечно.

— Мне очень неприятно…

— Не будем говорить об этом.

— Но я действительно ужасно беспокоился за вас!

— Ты, наверное, видел город?

— Да.

— Много жертв…

— Ты читала сообщения?

— Нет, — ответила она нетерпеливо. — Знаешь ведь, я не читаю газет.

Вильям придвинул к себе стул и сел. И только теперь заметил, что Гертруда держит в руке какую-то бумажку.

— Что это? — спросил он.

— Это твоя повестка.

Она подала ему листок. Он взял его, нехотя скользнул взглядом и тотчас положил на стол.

— Когда ты ее получила?