Александр Морев - Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е

— Товарищ гвардии майор…

(Бушуев хотел сказать, что есть убедительные свидетельства опасности прочесывания местности до разминирования. Так, П. П. Осипов, русский, тысяча восемьсот девяностого года рождения, беспартийный, два сына на фронте, взял тачку и, как показала его жена Таисия Тимбаевна — сведения о колхознице у него записаны, — направился в район немецких укреплений, где, как говорят, пропадает много немецкого добра. Вскоре после того, как гражданин Осипов углубился в район немецких укреплений, раздался взрыв. Никто не решился приблизиться к месту подрыва старика, где труп его находится по настоящее время… Но на х… я буду ему про это доносить, — гвардии майор распекон еще больше устроит. На х… я буду подкладывать дрова в печку!)

— Товарищ гвардии майор, я приму дополнительные меры в соответствии с вашими указаниями.

— Какие меры вы предприняли в отношении к Скрипник или продолжаете тянуть резину?

(Не Скрипник, а Степчак Е. К. Но поправь я его — он на мне сто раз выспится.)

— Товарищ гвардии майор, как только подозреваемая будет в состоянии отвечать на вопросы, я проведу дознание по всей форме. В настоящее время я слежу за состоянием ее здоровья.

— Нам не здоровье ее нужно, а факты. Со Скрипник нужно поступить со всею строгостью. Советские люди идут на самые суровые испытания и лишения, а находятся разложившиеся обыватели, для которых ничего святого нет, вроде вашей Скрипник. Население, как правило, единодушно поддерживает суровое осуждение таких вертихвосток…

— Я вас понял, гвардии майор…

— Вы уверены, что ваш санинструктор не врет, — продолжал распекать своего подчиненного Зиганшин. — Может быть, у вашей девки сифилис, которым, не пресечи ее деятельность, она заразит сотни наших бойцов. Учтите, лейтенант, известно, что фашисты во многих случаях давали специальные задания блядям вести такую работу у нас в тылу. А вы с нею чикаетесь…

Старший лейтенант Бушуев застал санинструктора Евсеева читающим на топчане в сенях книгу «Дым» Тургенева. (Это вместо того, чтобы проверять бойцов на вшивость, наличие санпакетов в вещмешках и санитарное состояние кухонь!)

— Что значит «Дым», сержант? О чем книга?

Евсеев зашевелился, обулся, гимнастерку одернул, вытянулся перед опером, ответ готовит. Между прочим, если у человека нет секретов от руководства, он выкладывается сразу. Неверно ответит — подправят. На то и существуют политруки, агитаторы, партейцы, офицеры.

— О том книга, что всё — дым, и не более.

— А зачем тогда книгу человек писал? А вы, сержант, тоже все дымом считаете?

— Нет, я такого мнения не имею.

— У меня к вам разговор, который, учтите, не должен оглашаться. Выйдемте из хаты… Есть такие болезни, — продолжил Бушуев на улице, — как сифилис. Или триппер. Вы, как медицинский работник, можете посмотреть на больного и сказать: у него триппер?

Евсеев заподозрил подвох и стал разглагольствовать. Старший лейтенант Бушуев санинструктора на виляниях не ловил, но, слушая его, проникался к нему презрением. Из речи сержанта выходило, что санинструктор ничего знать не должен, а с «первичной обработкой ран», с «сангигиеной бойца» любой дурак может справиться. Другое дело — ДИАГНОЗЫ. Это — врачи. Их в Москве учат. Санинструкторам неведомо, как болезни овладевают человеком. Есть интересная книга «Кренология», но он ее только издали видел.

Старший лейтенант взял след — и заявил, что санинструктор слишком умно доказывает свою глупость и что терпеть этого не будет, добьется его разжалования в рядовые и перевода в пехоту.

Тогда выяснилось, что о венерических болезнях на курсах санинструкторов рассказывалось, более того, в экзаменационных билетах даже был такой вопрос: «Венерические болезни, причины распространения и методы предупреждения». Евсеев сообщил такую подробность: на тех занятиях, на которых использовались наглядные пособия по этим болезням, девицы не поднимали голов от парт. Одним словом, инструктор, как говорят в таких случаях чекисты, «потек», — и можно было переходить к делу.

(Евдокия Кузьминична Степчак, 1901 года рождения, образование два класса, в колхозе со дня его образования, незамужняя, общественно пассивная, в кулацких организациях не состояла, поставки выполняет исправно, в кампаниях подписки на заем участвует, живет одна. Сейчас при болезни. Ухаживает глухая соседка Уголёва.)

Дом Степчак на краю деревни. Над крышей хаты ветви раскинул тополь, вдоль хворостяной ограды — вишни. На дворе пусто — ни кур, ни собаки, ни кошки. Только на беленой стене прогревают и разминают крылышки зеленые и серые мухи, да воробей бежит под сень сарая от мужских гостей. Евсеев шумит: «Ей, хозяева, кто в доме есть!»

Сперва сени, потом горница, потом вокруг печи — в закуток, там лежанка за занавеской. Воздух стоит здесь бабий. А вот и Евдокия — квадратное лицо, свалявшиеся волосы, уши какие-то ненормальные. Зрачок шевелится.

— Ну, как, Евдокия Кузьминична, дела? Поправляемся? Или как? — масляным голосом разговаривает инструктор. — Киваешь, значит, лучше стало. Вот и хорошо!

Евдокия Степчак слушает Евсеева, а смотрит на Бушуева. Бушуев покашлял, сердясь на устройство мира: такая неказистая баба становится приманкой для мужиков, а враг ничем не брезгует.

— Для твоей пользы, баба, нужно осмотр тебе сделать. Поняла? Твои органы осмотрим. — Евсеев наклонился и потянул одеяло на себя. Жменью Евдокия попыталась одеяло удержать. — Ты чего! — возмутился инструктор, — никогда врачу не показывалась? Вот темень! Осмотр сейчас, поняла? Видишь, врач специально для осмотра приехал. А меня ты уже видела — стесняться нечего. Да отпусти ты одеяло. Ну вот, так лучше. Была б девкой — куда ни шло!

Бушуев сглотнул слюну. Хотя груди с коричневыми сосками имели вид нечистых мешков, а руки и короткие ноги росли из туловища Евдокии толстыми суставами, — все баба. И если не присматриваться и дать воображению волю…

Степчак попыталась подняться.

— Лежи, не мешай! — осадил ее Евсеев.

— Ты признаки давай! — приказал сиплым голосом лейтенант Бушуев.

— Для этого надо срамные губы освидетельствовать, — прошипел санинструктор. — Ноги-то раздвинь. Что тебе говорят!

Евдокия зашевелилась, подняла колени и сжала их. Евсеев попытался заглянуть под колени.

— Темно тут, — заругался он, — ничего не видно.

Бушуев словно с самого начала знал, что у этого Евсеева ничего не получится.

— Вот тебе спички.

— Она сопротивляется! Подержите ее! Ну, держите, мне не раздвинуть ноги-то! А как я буду спичку держать?

Они вдвоем навалились на женщину. Евдокия задвигала руками и ногами. Военнослужащие запутались в большом лоскутном одеяле. «Ты дашь нам, сука, осмотр сделать…». «Никакая ты не больная, кулацкая гадина…» Борьба шла мутная и дурацкая. Выбившись из сил, мужчины отстали — потные, со сбитым на бок обмундированием. Евдокия натянула на свое тело откуда-то взявшуюся тряпицу: на грудь, на лоно, как на картине соответствующего содержания, — и с удовлетворением замерла.