Чарльз Буковски - Из блокнота в винных пятнах (сборник)

– Прошу прощения, – говорю я.

Она смотрит на меня, но не прикладывает никаких усилий заговорить. Глаза у нее никакие, порожние.

– Прошу прощения, – повторяю я.

– Да, – говорит она.

– Вы не секретарша Генри Миллера?

– Генри Миллера?

– Да, он писатель.

– Нет, я не его секретарша.

Она отворачивается и снова смотрит на бараньи отбивные. Рука у меня словно не прикручена к моей воле. Чувствую, как она перемещается к ближней ягодице, и не могу ее остановить. Рука легонько падает на булку под этой юбкой в розовую полоску, и пальцы мягко щиплют, затем отпускают. Я укатываю свою тележку прочь. В пяти проходах останавливаюсь и оглядываюсь. Она по-прежнему над бараньими отбивными, но лицо у нее – ярко, пылающе алое. Я больше не смотрю. Подкатываю к кассе расплатиться. Туалетная бумага есть, а также банка рагу с отварной маринованной солониной. Очередь не длинная. Скоро я оказываюсь снаружи и покупаю «Л.-А. Таймс». Нужно проверить результаты скачек. Я сворачиваю к востоку на Оксфорд и пешком иду домой. Сестры Долли заняты – задергивают лиловую штору. Дело к ночи. Мне удается попасть к себе в квартиру, ни с кем не заговорив. Вешаю туалетную бумагу и растягиваюсь на зеленой тахте. Там передо мной только потолок. Жизнь писателя невыносима.

Однажды я пошла на вечеринку, рассказывала мне она, и мне был пиздец. Я заснула, а пришел этот парень со своей девчонкой, и у него с собой был бутылек черепахового жира. И они вдвоем подняли меня с пола и переложили на кровать, лицом вниз, и она держала черепаховый жир, а он – свой хер, плюс оба они клали меня на кровать, а я хррр такая, понимаешь… Спала я.

И вот она раздвинула мне одну ногу в одну сторону, а он другую в другую, и берет свой черепаховый жир и обмазывает им мне всю пизду. И я от этого немного проснулась, я такая хррр, устала, я сплю… а он меня не слушает, поэтому вставляет в меня хер и принимается меня ебать, только у него все время размягчается… потому что он никого не еб всю ночь. Он первым с себя все снял, но только напивается и в драку ко всем лезет, он никого не ебет, потому-то и решил, что выебет меня, потому что я сплю.

И вот он размазывает по моей пизде этот черепаховый жир и начинает меня ебать, а подружке своей говорит:

– Дай мне еще черепашьего жира, ей еще немного нужно, – а она отвечает:

– Милый, тебе уже хватит. – А он говорит:

– Нет, дай еще, – и еще больше меня намазывает, и снова принимается меня ебать. И у него все опять там размягчается, и он говорит: – Давай еще черепашьего жира, – а она отвечает:

– Милый, достаточно, – и он его у нее забирает и еще мажет, и еще меня давай ебать, и все у него по новой опускается, и они опять и опять этот номер разыгрывают.

Наконец он уже просто в меня толкается мягким хуем. И больше уже ничего ни от чего не отличишь… я к этому времени проснулась, а там все в этом черепашьем жире… то есть он по нему просто скользит, понимаешь. А я такая просто ых ых ых, а он ыммм ыммм ыммм, а она говорит:

– Милый, тебе уже хватит черепашьего жира, – и вот… наконец… Брэд был на полу… Брэд парень мой… и она подходит к Брэду, трясет его и говорит: – Брэд, Брэд, пора ехать… – потому что мы с ними приехали, а Брэд такой:

– Ахх, ну, ладно, ладно… – и опять засыпает, а этот парень всё ЫХ ЫХ ЫХ, а я такая ох, а он говорит:

– Дай мне еще черепашьего жира, – и она ему:

– Милый, тебе уже хватит, – и выходит такая за дверь, и хлоп ею, поэтому он берет весь бутылек черепахового жира и меня всю им обливает.

Она якобы пошла кого-то ебать, но никого на самом деле не ебет. Просто ходит голой по всей вечеринке и подстрекает к ссорам, в которые он лезет. В общем, они устраивают драку, она дерется с ним, а он – с другими людьми. И вот мы в итоге все выкупаны в черепаховом жире, у меня сна ни в одном глазу, а этот парень прямо на мне засыпает, а весит он при этом фунтов 200. Тот черепаховый жир был по 25 долларов за бутылек, а он прямо на мне спит. И хер у него сперва мягкий, а потом начинает задираться у меня в расщелине жопы, потому что, типа, он маленький и мягкий, понимаешь, и это ужас прямо, потому что дрянь эта мне по бокам течет, по ляжкам стекает, а он мне и волосы в ней вывозил, и храпит мне в ухо… типа так ЩЩЮЮУУУУ… а Брэд на полу и тоже храпит, только он храпит громче.

И вот наконец она возвращается в комнату и говорит:

– Брэд, вставай, нам ехать надо, – а Брэд ей отвечает:

– Ага, ага, ладно, – и в конце концов встает и находит все свое, кроме носков, кто-то украл у него носки, в общем он наконец сталкивает с меня этого парня, и мы одеваемся, потом садимся в машину, они спереди, мы сзади, и тут Брэд засыпает у меня на коленях, а солнце такое восходит, и нам домой ехать из Оранжевого округа, а эти двое… они как давай ссориться… и я уже вскоре хохочу, а она засыпает, и всю дорогу домой этот парень рассказывает, как он шнырантом работал в Форт-Лодердейле, Флорида, а я на вечеринках три раза была, и стояка у этого парня не случилось ни разу. Один раз я у него отсосала. Сосала ему хуй 20 минут, а он у него так и не встал, пока не кончил. Только встанет, как раз – и уже кончил. А кончил так мало, что я все легко проглотила. С абсолютной легкостью, даже из углов рта не капало, в нос даже не шибануло, даже слезы на глазах не выступили.

Этот парень – плохое оправдание… ха, ха… у него хрен мелкий, ха, ха, ха, ха, ха, ха… и это подлинная история, а теперь он бороду отращивает, и заходит в банк, где я работаю, так со мной даже не здоровается… Почему это, интересно? Думаешь, он на нас разозлился? Ха, ха, ха, ха… со своим мелким хреном.

Говно правда нравится, да? Я это заметил за несколько лет – тебе очень по душе слово «говно» и говнометание…

Нет-нет-нет. Мне слово «говно» не по душе, оно меня как-то отвращает. Мне не нравится, когда люди говорят «СРАТЬ и мазать!» Сам я редко пользуюсь этим словом.

Нет, но я имею в виду – сама функция говнометания почему-то доставляет тебе удовольствие.

Только мне?

Ну я не знаю. Тебе это, похоже, нравится больше, чем большинству; другие вроде бы не упоминают об этом так часто.

Так часто не признаются в этом, как я.

Признаются?

То есть вбегаешь и говоришь:

– Газету мне, – чтоб этим насладиться, в смысле – читаешь что-нибудь, а говеха выпадает, а ты читаешь себе…

Но я и близко так не осознаю падающие говехи, как ты. Для меня они просто падают.

В смысле, ты на них смотришь и потом ими любуешься?

Нет.

О, там присутствует такое громадное ощущение утраты . Сейчас смоешь эти какашки и больше никогда их не увидишь. Ты больше не увидишь те же самые говехи, никогда.

Нет у меня никакого ощущения утраты, когда я их смываю… Я думаю, ох, ну и вонища…