Галина Лифшиц - До свадьбы доживет

– Давай, может, ко мне пригласим. И вы придете к нам – типа – просто в гости. А у меня гость, и что? Мало ли кто ко мне может заявиться? – предложила Тина.

– Надо попробовать, – согласилась Лиза, – Только специалист должен быть настоящий. А то хуже сделает.

– В общем, давай наблюдать. Без паники, но внимательно. И врача поищем через знакомых, – подытожила Тина.

Вот тогда бы ей и поспешить, поднять все свои знакомства. Но им с Лизой казалось, что дело терпит, а паниковать – только хуже можно сделать. Время шло, тема специалиста то всплывала, то забывалась, потому что «все было вроде ничего, не хуже прежнего».

В конце января Тина провела неделю в Мюнхене. Они с Еленой каждый день ходили в Старую Пинакотеку, рассматривали всего по одной картине в день. Спешить никуда не требовалось. Это ощущалось как особое, незнакомое прежде счастье. Сама мысль, что в Пинакотеку можно приехать еще раз, и не один, грела душу. Тина воодушевлялась, начиная осознавать весь масштаб подарка, преподнесенного ей судьбой. Она занималась любимым делом, ее уважали, ее труд прекрасно оплачивался. Что еще нужно человеку? Хороший вопрос.

Тине, прожившей всю взрослую жизнь в браке, по-прежнему было нестерпимо плохо одной. Она никогда прежде не думала о смысле жизни, он казался ей таким понятным: она жила ради мужа и дочери. Им хорошо, и ей хорошо. Любовь к ним окрыляла ее и помогала справляться с любыми трудностями. В мире без любви Тина терялась и пугалась, не понимая, зачем все это. Луша, конечно, была в ее жизни и в ее сердце по-прежнему. Но у дочки – своя дорога, своя цель и свои миры. Тина казалась себе потерявшимся странником, бредущим без цели и ориентиров. Где-то она услышала занявшую ее цыганскую байку: «Почему цыгане веками бродят по свету? Когда-то они отправились в путь к какой-то великой цели. Но по дороге забыли, к какой…» Вот и она – никак не могла взять в толк, к чему стремиться, чего хотеть, чего искать. Так и существовала: от нечастых радостей к тоске и слезам. И куда бы выбросить эту тоску, как с ней справиться – это и был главный вопрос, на который ответа у нее пока не находилось.

В феврале она снова встречалась с Еленой, на этот раз в Берлине. В марте летала в Амстердам, рассматривать Рембрандта. Короткие поездки дарили ей много сил, но, возвращаясь, Тина снова встречалась со своей печалью. Казалось, не будет ей конца.

Наступил апрель, отпраздновали Пасху. С приходом весны в сердце Тины поселилась неведомо откуда взявшаяся радость. Она все чаще думала, что нет у нее причин для печали, все у нее хорошо, а будет еще лучше. Одна – ну и пусть. Ничего трагичного в этом нет. Солнышко светит – вот и радость. Скоро листочки на деревьях появятся, вот и счастье.

Однажды в магазине она со спины увидела человека, который показался ей удивительно знакомым.

– Неужели? – спросила она себя, – Высокий, чуть сутулый, волосы все те же. И та же легкая походка, небрежность… Неужели – Сенечка?

Она так уверилась, что встретила забытого друга детства, что не попыталась даже заглянуть ему в лицо.

– Сенечка! – окликнула она радостно, – Сенечка!

Человек не обернулся на ее зов, и тогда Тина тронула его за рукав.

– Простите? – удивленно посмотрел на нее юноша лет двадцати.

– Ох, – растерялась Тина, – Извините, пожалуйста! Я обозналась. Такое сходство со спины… Не может быть… Я подумала, вы – друг моего детства.

Парень с легким любопытством вгляделся, но развивать тему не стал. И так все ясно: не могли они быть друзьями детства. Тина ему в матери годилась. Спасибо, что молодой человек промолчал. Как же это она сама не сообразила, что Сенечка тоже должен был повзрослеть, как повзрослела она сама. Ах, как жаль! Годы ушли. Ах, как жаль!

Сенечка был ее прекрасным детством и очаровательной юностью. Странно, что долгие годы она о нем и не вспоминала. Как же так? Что было с ее памятью?

Познакомились они в детском саду. В один из нервных дней, когда Тина упорно не хотела просыпаться, а потом одеваться, а потом собираться, и мама на нее рыкнула, а папа пригрозил, что не пойдет с ней в зоопарк, она с ревом раздевалась у своего шкафчика, подвывая:

– Я все равно не пойду в группу! Я не хочу! Я буду тут сидеть. Не пойду.

Воспитательница послушала-послушала, махнула рукой:

– Как хочешь. Соскучишься – приходи к нам. А нет – сиди, что ж поделаешь.

Тина упорно сидела и ревела, распаляя себя, чтобы криками досадить всем, кто беспечно наслаждается жизнью в соседней комнате.

– Давай пойдем в ыцая иг-ать! – взял ее за руку Сеня.

Она знала, что мальчика зовут Сеня, Семен, но никогда раньше не играла с ним: у мальчишек свои игры, у девочек – свои. Объединялись они только на музыкальных занятиях.

– В какого ыцая? – заинтересовалась Тина, перестав выть.

– Я тебе покажу, пойдем.

Сеня настойчиво потянул ее в игровую комнату. Она поддалась.

– Как играть в ыцая? – спросила она, когда Сеня подвел ее к ящику с игрушками.

Она давно уже говорила чисто и правильно, не картавила, не шепелявила. А Сеня еще не совсем справлялся с произношением. Он протянул девочке красный щит и синий меч. И себе взял такие же доспехи.

– Вот! – провозгласил он, – Ты – ыцай! И я – ыцай! Съяжайся!

– С кем? – приготовилась плакса.

– С чудищем! – уверенно указал Сеня на пустое пространство перед ними.

Он сделал выпад и пронзил синим мечом воздух.

– Попалось, несчастное чудище! – крикнул он грозно пустоте. И приказал другому рыцарю – Добей его! Иначе это чудище оживет и победит нас!

Игра оказалась увлекательной и сплотила рыцарей на долгие годы. И что интересно: она прекрасно играла в дочки-матери с Лизкой, а Сенечка мог строить крепости и штурмовать их с приятелями-мальчишками. И тогда они друг для друга словно бы и не существовали. Но стоило вспомнить про рыцарей, они объединялись и погружались в свой сказочный мир так, что все остальное переставало существовать.

Потом детский сад закончился. Начиналась долгожданная взрослая жизнь. Так, во всяком случае, думала Тина. Они не предполагали, что окажутся в одном классе. Тину триумфально внес на своем плече выпускник Миша. Никто не знал, что кому суждено в жизни. Жили и наслаждались текущим моментом. Тина чувствовала себя прекрасной принцессой, ведь ей одной из всех трех первых классов повезло: именно она звонила в колокольчик, возвещая начало учебного годы. Сидя у Миши на плече, заметила она Сеню с огромным букетом гладиолусов.

– Привет, ыцай! – крикнула Тина с высоты.

Семен услышал ее и изо всех сил принялся размахивать букетом, чуть не упал из-за него.

Детсадовских подружек посадили рядом. Об этом попросили учительницу их мамы. Сенечка уселся в другом конце класса. Они почти не общались. Иногда «ыцай» благородно давал списать домашнее задание по математике или, если Лизка болела, провожал Тину до дому, им все равно было по пути. Так шло класса до восьмого. Первого сентября все встретились и не узнали друг друга. Все выросли, изменились. В каждом человеке, которого, казалось, знаешь досконально, появилась загадка. Только чьи-то загадки оставляли равнодушными, а чьи-то влекли к себе с неодолимой силой. Сенечка и Тина словно заново знакомились: