Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Искренне ваш,

24 марта 1904 г.

Не знаю, в живых ли Ева, так что полагаюсь на Вашу осторожность. У меня для нее печальное известие, и я боюсь, как бы оно не сразило ее, если она еще жива.

Ваше письмо, адресованное моей жене и написанное по поручению Евы, пришло 14-го. Сильви обычно отправляется за почтой уже после моего ухода, поэтому я не видел его, а жена ничего не сказала мне о нем, ни в тот вечер, ни на следующий день. Она вообще никому не сказала. Но 16-го, в десять часов утра, закончив шить платье Рине и написав письмо Кеннерли, самого будничного содержания (ни словом не упомянув о Еве), она пошла на кухню; стоя в нескольких шагах от Мэг, готовившей обед, она развела в воде цианистый калий и выпила стакан до дна.

За мной послали Сильви, но когда я добежал до дому, ее уже не было, и до самого вечера — пока Рина не надела нового платья, чтобы встречать приходивших выразить соболезнование посетителей — мы ничего не знали о Вашем письме. Она засунула его в карман платья, не прибавив от себя ни единого слова, ничего не объяснив.

Никто в этом не виноват, Форрест. Каковы бы ни были ее мотивы, Вы не можете нести за это ответственность — ни Вы, ни Ева, ни Ваш сын. Ее появление на свет было ознаменовано трагедией, и последствия чужой безответственности всю жизнь лежали на ней тяжким бременем. О себе могу сказать, что я бесконечно одинок и не перестаю скорбеть о том, что она решила покинуть того, кто поклялся ей в вечной верности; но это мое горе, и я ни с кем им не поделюсь.

Напишите мне, как обстоят у Вас дела и что сулит будущее? Насколько я понимаю, Вы нашли себе место в Брэйси и, по-видимому, решили осесть там, вблизи от родного дома.

Мое письмо — так же как и Ваше — не содержит никаких просьб. За исключением уже ранее высказанной — подойти к случившемуся со всей осторожностью. Уверен, что Вы это сделаете.

С уважением,

3 апреля 1904 г.

Рина показала мне Ваше письмо к ней, которое пришло вчера. Она не знает, что и как Вам ответить, и в то же время не хочет тревожить отца, поэтому отвечаю за нее я. Думаю, что сумею это сделать.

Нет, Рина не сможет приехать к Вам, ни теперь, ни вскоре. Что касается помощи, Вы не должны рассчитывать ни на Рину, ни на кого бы то ни было из нас в обозримом будущем. Мы сожалеем, что Ева так слаба, и отлично понимаем, что ей хочется восстановить узы, которые она разорвала, но мы слишком заняты сейчас искоренением зла, которое она причинила нам, и не можем уделить ни времени, ни сил на поездку, чтобы доставить радость той, которая однажды не отказала себе в радости, не посчитавшись с нами.

Вы знаете о маминой смерти. Рина говорит, что отец писал Вам. С тех пор прошло уже более двух недель. Время летит.

Исключительно для того, чтобы Вы могли оценить размеры причиненного зла, хочу сказать Вам, что сегодня утром, на рассвете, когда я еще спал, отец вышел во двор и убил из пистолета моего старого пса Гектора; выстрелил ему в левый глаз, а потом вернулся в дом и снова лег в постель. Уезжая из дома в мае прошлого года, я оставил Гектора на мамино попечение, и она быстро привязалась к нему, несмотря на то, что песик он был так себе. В благодарность Гектор отдал ей свое сердце и, естественно, часто выл после ее смерти. Я испробовал все средства, чтобы успокоить его, — первые несколько ночей пускал спать к себе в комнату, даже лил ему по вечерам парегорик в еду, но сегодня перед рассветом он снова принялся выть, и отец нашел верное средство.

Вы поймете теперь, что я хотел сказать? Вот поэтому никто из нас и не сможет приехать.

С уважением,

1 мая 1904 г.

Мне только сейчас сказали о маме — сегодня, в воскресенье. Мне сказали также, что ты знаешь о моей длительной болезни — единственной причине, на этот раз, моего неведения и молчания — и, надеюсь, простишь мне хотя бы их.

Из-за большой потери крови я до сих пор чувствую себя очень слабой. Правда, мой мальчик, который растет и крепнет не по дням, а по часам, солнце, распускающаяся вокруг зелень помогают мне восстанавливать силы; я начала было поправляться понемногу, и вот на меня обрушился этот новый удар.

Что же мне делать? Есть ли с тобой кто-нибудь сейчас, кроме Рины и прислуги? Мне так хотелось бы приехать домой и побыть с тобой какое-то время. Форрест считает, что здоровье мое идет на поправку — несмотря даже на последнее потрясенье, — и мне кажется, что к началу школьных каникул мы с маленьким окрепнем настолько, что легко перенесем путешествие — в этом случае мы все втроем могли бы приехать и помочь тебе.

Пожалуйста, ответь согласием. Почти весь этот год я не жила, а мучилась; мысль, что своим поступком я причинила вам столько горя, неотступно терзала меня, а я-то думала, что так будет для всех лучше. А теперь вот умерла мама, не найдя на прощанье ни одного слова для меня. Как же дальше жить с таким камнем на сердце, а ведь у меня новорожденный сын и муж, который нуждается во мне. На тебя опять вся моя надежда, папа, и от тебя я жду прощенья. И еще, мне кажется, если бы ты — несмотря на то, что прожил целый год, не видя меня и не обменявшись со мной и словом, — счел возможным простить меня, сказать, что будешь рад мне, или хотя бы только разрешил мне приехать, то и ты бы воскрес душой сам, а мы, всей семьей, грелись бы возле тебя и помогали тебе в работе. Я думаю, что рядом с тобой мы найдем наше истинное место в жизни и сохраним его до конца своих дней. Об этом я теперь мечтаю.

Хоть бы поскорее сбылась моя мечта.

Любящая тебя,

3 апреля 1904 г.

Папа получил твое письмо, обдумал его и поручил мне написать ответ.

Он, конечно, благодарен тебе за добрые чувства, что же касается твоих планов, то он предвидит тут всякого рода нежелательные осложнения. Например — даже если оставить в стороне его личное отношение к мистеру Мейфилду — многие наши знакомые думают о нем с негодованием, которое только усугубилось, заслуженно или незаслуженно, после того, что произошло с мамой. Папа считает поэтому, что вряд ли ваша жизнь здесь наладится, если вы вернетесь все втроем; кроме того, в его теперешнем состоянии ему не хотелось бы подвергать постоянному испытанию свое терпение и милосердие.

Это его точные слова. Со своей стороны могу лишь прибавить, что если говорить о помощи, то тут беспокоиться не о чем. Мэг и Сильви, хоть они и не сделали ничего, чтобы помешать тогда маме, остались у нас. И Кеннерли, который, конечно, приезжал на похороны, уехал сейчас совсем ненадолго, с тем чтобы получить расчет на службе, а затем вернуться и взять на себя управление фермами и лесопилкой. Мне осталось еще год учиться в школе, после чего я, без всякого сомнения, навсегда останусь при нем. Других планов у меня нет, и, слава богу, никто их в отношении меня не строит.