Кармело Сардо - Сорняк

Сначала я не осмеливался переступить порог и несколько минут стоял у входа, завороженный.

Потом я свыкся с грандиозностью собора и внимательно исследовал детали: двадцать колоколов, внутреннее пространство башней, роспись витражей, Алтарь Трех Волхвов с реликварием, равного которому нет во всей Европе.

Много лет спустя я прочел, что Кёльнский собор внесен в список ЮНЕСКО, и осознал свое глубочайшее невежество. Впрочем, уже тогда я понимал, что передо мной шедевр архитектуры.

В Кёльне жилось непросто. Это была незнакомая для меня среда. Я крутился, как мог, сошелся с итальянскими эмигрантами – рабочими, официантами, мелкими торговцами и жуликами. И каждый вечер приносил домой по меньшей мере пятьдесят франков. Иногда перепадала целая сотня. Эти деньги покрывали мои ежедневные расходы, но я ожидал крупного клиента.

В дом своих родственников в Дюссельдорфе, где я был официально зарегистрирован, я не мог поехать. Боялся ареста, учитывая то, с какой настойчивостью меня выслеживали органы правопорядка. Только несколько месяцев спустя я разгадал причину столь пристального внимания: карабинеры хотели поставить меня на учет, но для этого следовало вручить мне повестку. Не больно я нуждаюсь в вашем внимании! – подумал я. Представить только, в Италии я должен был каждую неделю являться в участок и расписываться на бумажке – так меня бы выследили и убили в два счета.

Но подобных требований явки в участок не существовало за границей. Я успокоился: находясь на немецкой территории, я ничем не рисковал.

Я поехал в Дюссельдорф. На самом деле, мне не терпелось вернуться в Гамбург, но я не мог подставить Фофо: мой друг должен остаться цел и невредим. Да, я доверял ему, но его родные и близкие жили на Сицилии, а одна только мысль о том, что я могу стать причиной их бед, пугала меня. Случай с Доменико стал мне уроком.

Мы с Фофо созванивались чуть ли не каждый день. Во время одного из телефонных разговоров я поручил ему продать мой ресторан. Фофо отказался. И слава Богу. Деньги, которые приносил ресторан, я отсылал домой на Сицилию – это был верный доход. Фофо мой спаситель. Я был слишком молод и не справился бы в одиночку, без его советов.

Выждав еще некоторое время, я решил вернуться в Гамбург, пообещав себе вести жизнь скромную, уединенную, неброскую. Жить, как раньше, было нельзя: вокруг слишком много соотечественников, слишком много ушей и глаз.

Из газеты “Корьере делла сера”, единственного итальянского издания в Германии, и из разговоров соотечественников я узнавал страшные сицилийские новости. В Санта-Лучия-дель-Мела, например, началась настоящая война между кланом Паторе и “Коза Нострой”. Не проходило и дня без убийства: уже насчитывалось множество жертв, а война, казалось, разгоралась все с большей ожесточенностью.

Подсознательно я был на стороне Паторе, даже не зная их лично: враг моего врага – друг мне.

В любом случае, я решил копить сведения и подписался на две сицилийские газеты. Я начал изучать, что происходит в Санта-Лучия-дель-Мела.

Вскоре я понял, что там творятся нелепые вещи: многие из убитых причислены следователями к “Коза Ностре”.

“Что же там творится?” – недоумевал я.

Еще несколько месяцев спустя я узнал, что мафиозные войны развязаны в деревнях провинций Агридженто и Нисса [12], хотя и не столь масштабные, как в Санта-Лучия-дель-Мела. Похоже, мафия уничтожала сама себя, остров очищался. Эта мысль воодушевила меня: неужели настали времена революции против мафиозных авторитетов?

“Мужайся, – сказал я себе. – Неясно, какой оборот примет дело. Нужно получше разобраться во всей этой истории”.

В Гамбурге, выжидая подходящего момента для мести, я познакомился с Томмазо. Он родился и вырос в Германии, но его семья была родом из Тосканы. Томмазо держал крупный ресторан с четырьмя шеф-поварами и десятком официантов, и всем заправлял он сам.

В ресторане был зал, предназначенный для игры в кости. Я ужинал там каждый вечер и нарочно проиграл пару тысяч марок в кости. И распустил слух, что потерял в игре в десять раз больше: я расставлял сети и ждал добычи. Я не торопился.

Как-то раз в час обеда я зашел в ресторан за видеокассетой на итальянском языке, которую мне хотел дать для просмотра один из официантов, Валентино.

Томмазо сидел за покерным столом. Он выигрывал и был в хорошем настроении. Мне предложили присоединиться к игре. Как я узнал позднее, ходил слух, будто я избалованный и развязный сынок крупного промышленника.

Черт возьми, наконец настал момент, которого я так давно ждал, но я сразу смекнул, насколько сложно действовать без должной подготовки. У всех присутствующих имелись семьи, и они собирались по домам. Однако все игроки должны были вернуться следующим вечером. Времени оставалось в обрез. Я вытряхнул из карманов десять тысяч марок – нарочито небрежно, словно это была какая-то мелочь. Окружающие стали многозначительно переглядываться, бросая алчные взгляды на мои деньги.

Мы поиграли пару часов, условившись возобновить игру в другой раз. Вдруг я заметил, что Томмазо подмигнул одному из своих подчиненных.

“Подмигивай, подмигивай”, – подумал я. Я был так уверен в себе, что даже не испугался его дерзости.

Крючок был заброшен. Остальное – вопрос времени. И как-то вечером я появился в игорном зале ближе к полуночи, притворившись полупьяным.

С какой вежливостью и предупредительностью все присутствующие приняли двадцатилетнего молокососа, да еще еле стоявшего на ногах. Шакалы! Игра началась.

Менее чем за час я выиграл у Томмазо сорок тысяч марок. Он нервничал, не верил своим глазам и досадовал. Он готов был даже поднять на меня руку.

– Только попробуй тронуть меня, – сказал я ему. – Иначе это станет последним движением в твоей жизни.

Некоторые из игроков постарались замять конфликт.

– До этого вечера всегда проигрывал я, – закричал я.

Остальные согласились.

Потом я добавил, что на сегодня хватит. Томмазо едва не на коленях умолял меня не уходить. Я продолжал твердить “нет”: рыбка попалась на крючок, оставалось вытащить ее на берег.

После долгих просьб я пообещал Томмазо сыграть еще в другой раз и только в присутствии тех же игроков.

На следующий день я пришел с одним из них на обед. Он рассказал мне о Томазо и его семье. Томмазо был богачом, владельцем не только ресторана, но и многочисленных кафе-мороженых. Мой собеседник попытался намекнуть мне, что я мошенник. С негодованием и гримасой отвращения на лице я ответил, что ему не следует позволять себе подобных намеков.

– Извини, я пошутил, – ретировался он.

– Я честный человек, – заявил я.

Я не сомневался: Томмазо подослал этого типа, чтобы прощупать меня. Или сам этот тип хотел сделаться моим сообщником и урвать часть добычи. Однако я счел бессмысленным разбираться во всем этом.