Евгений Мин - Ценный подарок (сборник)

— Конечно, внешность у него внушительная, но Витя не слишком разговорчив, в день он произносит не больше сорока слов, а этого мало для адвоката.

Катя перевернула страничку сборника:

— Кораблестроительный. Готовит инженеров-кораблестроителей.

— Увлекательная и перспективная профессия!

— Не для него. Он спортивный мальчик, но не умеет плавать и с детства боится воды. Сельскохозяйственный… Смешно. Он видел коров только в школьном учебнике и по телевидению. Химико-фармацевтический.

— По-моему, это институт с будущим. Твоя мама говорила, что нужны новые лекарства.

— Не говори глупости! Видел ты за прилавком аптеки хоть одного мужчину. Театральный институт.

— Годится. Витя — красивый парень. Из него может выйти герой экрана.

— Как ты далек от жизни! В театральный чудовищный конкурс, туда принимают только детей народных.

Мне стало стыдно, что я обыкновенный инженер, а не Михаил Ульянов или Кирилл Лавров.

— Технологический, — медленно прочла Катя. — Это твой?

— Мой! — с гордостью произнес я. — Это институт широкого профиля и с традициями. В нашем институте работали Менделеев и Лебедев, учились выдающиеся деятели большевистской партии: Красин, Кржижановский, писатели Короленко, Алексей Толстой. Более пятидесяти преподавателей института — академики и члены-корреспонденты, свыше ста лауреаты Ленинской и Государственной премий, одиннадцать удостоено званий Героя Советского Союза и Социалистического Труда.

Катя слушала меня с широко раскрытыми глазами, и мне казалось, что она уже видит нашего Витю по крайней мере членом-корреспондентом.

— Толя, это хорошо, — радостно вздохнула она. — Но где же Витя? Мы должны сообщить ему наше решение.

— Проветривается со своими дружками после вчерашнего мальчишника.

Витя пришел, когда мы сели обедать. Кате хотелось узнать, как прошел вчерашний мальчишник, но правила хорошего тона, основательно внушенные ей в детстве моей тещей Марией Аркадьевной, предписывали не задавать вопросов на интересующую тебя тему, пока твой собеседник сам не сочтет нужным рассказать тебе то, что тебе хотелось бы узнать у него.

Видя, как страдальчески смотрит Катя на сына, я, невоспитанная личность, спросил:

— Ну как вчера, Витя?

Не отрываясь от тарелки, он сказал:

— Кворум.

Это означало, что было достаточно близких друзей, но не все.

Большего из него выбить было нельзя, да я и не решался, увидев осуждающий взгляд Кати.

Посмотрев на свои ручные часики, она воскликнула:

— Ой!.. Я уже опаздываю. Подождите минутку.

И убежала в соседнюю комнату. Там она с кем-то говорила по телефону. Слов разобрать я не мог, но голос у нее был ласкательно-заискивающий.

Вернулась она вся сияющая, так, как будто внутри нее находился источник света.

— Толя, он согласился, такой милый человек, — радовалась она, будто Витя уже сдал экзамены. Затем она посмотрела на сына и торжественно сказала: — Винтик, у тебя будет репетитор по литературе и русскому языку, сам Фрагмент.

— Орешек, — сказал Витя.

Это означало, что Витя сознает всю трудность русского языка.

— Занятия будут по вечерам. Завтра я пойду с тобой.

— В первый раз — в первый класс, — сказал Витя.

Я захохотал недостойно мужа и отца.

Катя покраснела, как девочка.

— Дурни, я же в шутку. Я знаю, что он — большой.

Занятия у Фрагмента начались и продолжались почти до самых экзаменов. Конечно, подробностей у Вити мы не могли узнать, и все-таки однажды я спросил:

— Между прочим, кто твои соискатели, Виктор?

— Та же орда: Мазуркевич, Басистовы, Аристарховы и разные иногородние личности.

Компания неудачников не понравилась мне, но я подумал, что, может быть, среди иногородних есть путные ребята.

— А как Фрагмент?

— Скала.

Время шло. Мы подали в технологический Витины документы и ждали. Разумеется, отпуска мы перенесли на осень. Катя вела себя сдержанно, надеясь на Фрагмента и на то, что по специальным предметам Витя, как утверждал я, подготовился хорошо. Правда, она похудела, но сослуживцы сказали, что это ей идет. Я придерживался другой точки зрения, но ведь мужья понимают в красоте собственных жен меньше, чем посторонние лица.

За неделю до экзаменов Катя стала нервничать, не хотела ни ходить в кино, ни гулять, хотя погода стояла не по-ленинградски хороша.

Я всячески старался развлечь ее, и ничего не удавалось.

Однажды вечером я сказал:

— Давай погадаем.

— Погадаем, — вздрогнула она, — что за глупости? Неужели ты веришь?

— Конечно нет, но так, в порядке шутки.

— А о чем мы будем гадать?

— О том, попадет ли наш Витя в вуз.

— Какая чепуха! — повела она плечами, которые, на мой взгляд, стали менее привлекательными, чем раньше.

— Ну, просто так, шутки ради, — жалобно попросил я.

— Хорошо, — кивнула она головой.

Другие мужья могут позавидовать мне.

У Кати твердый характер, но она не упряма. В свое время целых два дня я уговаривал ее стать моей женой, и она согласилась.

— На чем же мы будем гадать? — спросила Катя.

— На домино. Я буду вытаскивать, не глядя, косточки, ты объявляй: «чет» или «нечет». Если угадаешь, значит Витька сдаст экзамены, если нет…

— Хорошо, — не дала мне договорить Катя, — иди в его комнату и возьми коробочку с домино, он совсем недавно увлекался этой глупой игрой. Мальчик!

Не прошло и пяти минут, как я вернулся.

— Начали, — сказал я, усадив Катю рядом с собой на диван.

Не глядя, я вынул косточку и зажал ее в руке.

— Чет! — сказала Катя. Я раскрыл руку. Выпало два и два.

— Еще! — потребовала Катя. Я снова зажал косточку в кулаке.

— Нечет.

Выпало пять и четыре.

Мы продолжали гадать. Катя развеселилась, и, как писали старинные поэты, на щеках ее расцвели розы.

Мы так увлеклись гаданием, что не заметили, как в передней хлопнула дверь, и только тогда оторвались от игры, когда в комнату вошел Витя. Он был не один. С ним была какая-то высокая девушка, прямая, как ее русые волосы, потоком льющиеся до плеч.

— Знакомься, — сказал Витя, — мама, папа.

— Лена Плотникова, — протянула девушка руку сначала мне, а потом Кате, смотря на нас веселыми смелыми глазами.

— Плотникова? — удивился я. — Какая приятная неожиданность. Однофамильцы?

Девушка робко улыбнулась, улыбкой, так не вяжущейся с ее смелыми, веселыми глазами, и посмотрела на Витю.

— Жена, — сказал Витя.

Катя, забыв золотое правило Марии Аркадьевны, дрожа как в лихорадке, спросила:

— Что ты говоришь? Как это могло быть?

— Обыкновенно.

— Ну, можешь ты отвечать по-человечески, когда тебя спрашивает мать! — с несвойственной ей резкостью вскрикнула она.

— Дайте я разъясню, — сказала Лена Плотникова. — Знаете, он какой! Познакомились мы с ним на занятиях у Исидора Павловича. Он нас случайно за один стол посадил. Первое время мы не разговаривали, отвечать-то ваш Витя репетитору отвечал, но коротко очень, я даже подумало ла, наверное, у него горло слабое, если он так слова бережет. Потом как-то пошел он меня провожать. Я на Разъезжей улице у тетки живу, она меня к Фрагменту сосватала. По дороге я Витю стала расспрашивать о том о сем, он отвечал вежливо, коротко. Мне это понравилось, наши ребята много пустых слов болтают и сразу рукам ход дают. Постепенно стали мы после занятий с ним гулять, повез он как-то меня залив показывать. Вечер был ясный, тихий, вода теплая, я ее сначала ногой попробовала. Разделись. Я сразу побежала купаться, он остался на берегу, сидит в плавках. Я ушла далеко, плаваю, зову его, он не идет. Тогда я прикинулась будто тону. Он с места сорвался и побежал ко мне. Пока мелко было, быстро двигался, а как до глубины дошел, замер. Я кричу: «Спасай!» Тут он и поплыл.