Софья Ролдугина - Кофе с привкусом вишни

Я решила верить Мэдди, несмотря ни на что, приняла её как подругу.

Детектив же, обычно такой разумный и предусмотрительный, оказался ослеплён собственным прошлым… и, возможно, страхом повторения?

Когда-то давно — в иной жизни, кажется — Абигейл рассказывала мне о проклятии, которое-де обрушилось на замок Дагворт, о фамильном призраке и прочей ерунде в подобном духе. Некоторые люди после череды бед начинали считать таким проклятием уже себя. Если у мужчины погибают от болезни или несчастного случая две супруги, то он крепко задумается перед третьим браком — разумеется, речь идёт о джентльмене, а не о негодяе или бесчувственном чурбане… Уж не возомнил ли Эллис себя "проклятым"? Не потому ли открыл глаза?

И поняла ли Мэдди, что им двигало, или придумала иное, унизительное для неё объяснение?

"Нам нужно поговорить, — решила я. — Но не сейчас, естественно, иначе она снова увильнёт от ответа".

Это казалось вполне разумным решением, тем более что у меня оставались ещё более срочные дела в списке. Да и вмешательство в чужие любовные терзания редко для кого заканчиваются хорошо: как правило, доброхота записывают в виноватые, чем бы ни обернулось дело — словом, нужно действовать крайне аккуратно и осмотрительно.

Оглядев напоследок полупустой зал, я поднялась наверх, в комнату, которая служила Мэдди гостиной. Там, в ящике стола, был запасной письменный прибор, несколько листов хорошей бумаги, конверты и сургуч. Оставалось достать небольшую личную печать из ридикюля — и можно приступать к работе.

Давно мы не встречались по-дружески с леди Абигейл, леди Клэймор и леди Вайтберри — непростительно давно, я бы сказала. Надеюсь, они будут рады получить от меня весточку…

Письма разлетелись по Бромли в тот же день. Вскоре пришёл ответ от герцогини Дагвортской: она предлагала навестить её в ближайшее время.

"…На Сошествие мне преподнесли необычный подарок, — писала она. — Не стану даже намекать, чтобы не испортить впечатления. Но предположу, что нашей дорогой леди Клэймор он доставит больше удовольствия, чем вам. К слову, что слышно о редком сорте чая с чудесными розовыми цветами? Думаю, он стал бы украшением вечера…"

Я смутно припоминала, что ещё осенью обещала подарить Абигейл необычный чжанский чай с лотосом. В сухом виде он походил на плотно сжатый, накрепко связанный пучок травы, но в кипящей воде превращался в цветок. Настой имел терпкий вкус с фруктовыми нотами и нежный экзотический аромат. В "Старом гнезде", увы, диковинка не прижилась, потому что имело смысл заваривать её только в прозрачной посуде, а гости предпочитали для чаепития фарфор стеклу и даже хрусталю. А вот в коллекции герцогини Дагвортской, насколько мне помнилось, был один любопытный экземпляр — пузатый кофейник из анцианского стекла, привезённый из Серениссимы.

Судя по письму, герцогиня собиралась устроить что-то вроде небольшого званого вечера для крайне узкого круга, но зато пригласить музыкантов, а также развлечь нас некой "диковинкой" — подарком на Сошествие.

Звучит привлекательно.

Что ж, значит, нужно достать из запасов шкатулку с чжанским чаем и взять с собой, когда отправлюсь в гости к Абигейл — вместе с ворохом последних бромлинских слухов, которые завсегдатаи неизменно приносят в "Старое гнездо".

Оставалось ещё кое-что важное — дело Эллиса. Хотя он и отказался вежливо от моей помощи — или, вернее сказать, мягко отстранил меня, сперва поманив загадкой, — я не собиралась сдаваться. Напротив, появился азарт. В голове постоянно вертелись мысли, как можно обойти и запрет дяди Рэйвена, и завуалированную просьбу детектива "не лезть в расследование".

Только бы Абигейл согласилась помочь!

Письмо от герцогини пришло днём, а прочитала я его только вечером, вернувшись домой. Ответ хотела набросать следующим утром, в кофейне, но не успела: ко мне поднялась Мэдди и сообщила, что в зале меня кое-кто ждёт.

Каскад волос цвета яблоневого мёда, немодная изящная шляпка, платье холодного синего оттенка с серой отделкой, неизменный серебряный лорнет…

— Леди Клэймор, какой сюрприз!

— Леди Виржиния, — улыбнулась она, поднимаясь. — Вижу, у вас новая картина? — и она указала на небольшую пастель в раме из светлого дерева, размещённую между окнами.

— Да, подарок небезызвестного Эрвина Калле. Или лучше сказать — "прославленного"? — пошутила я, и Глэдис рассмеялась: конечно, она прекрасно знала, как любит величать себя этот невероятно талантливый художник со своеобразными манерами.

Мадлен принесла ей кофе "для леди" и несколько маленьких орехово-инжирных пирожных на тарелке — за счёт заведения, разумеется. Поначалу говорили о рутинных вещах, о скверной аксонской погоде и новых вывертах моды; беседа текла мягко и неспешно, как переливаются густые сливки из одного кувшина в другой. И лишь отдав должное этикету и традициям, Глэдис отложила лорнет, слегка наклонилась ко мне и произнесла, понизив голос:

— Вы ведь получили письмо с намёками от леди Абигейл?

— Загадочный подарок на Сошествие? О, да! — откликнулась я чуть громче, чем следовало.

— То, что может быть особенно интересно мне, — задумчиво повторила Глэдис. — Как вы думаете, что это?

— Предмет искусства, определённо, — ответила я, не колеблясь ни мгновения.

— Скорее всего, — согласилась она и слегка сузила глаза. — Но меня кое-что смущает. Я гостила вчера у леди Вайтберри, когда ей доставили письмо. И там говорилось, что на подарок будет интересно взглянуть не только мне, но и вам. А ведь вы не слишком хорошо разбираетесь в искусстве.

Леди Клэймор была совершенно права, но всё же уязвлённая гордость заставила меня возразить:

— Возможно, и так, но не столь давно мы вместе посетили одну выставку, которую не почтила своим вниманием ни леди Абигейл, ни леди Вайтберри.

— И что же это была за выставка? — лукаво поинтересовалась Глэдис.

Несколько секунд я честно пыталась вспомнить:

— О, что-то под открытым небом, потому что они отрицают музеи, кажется… Считают, что музеи — зло, а новые художники стоят на вершине мира, что-то гордо расправив, и бросают… бросают… вредные привычки… нет, не то… вызов? Да, конечно же, бросают вызов! — уверенно закончила я, а затем сообразила, что о картинах-то ничего не сказала, и добавила: — Там были изображения треугольничков и кружков, и это называлось "Сквер". Или "Бульвар". И мне понравилась картина с зелёным полукругом, красным треугольником. Очень, гм… по-летнему, освежающе.

— Это "Портрет", — тихонько вздохнула леди Клэймор. — Загадочное и удивительное искусство будущего, свободное самовыражение… Не столь важно. Теперь я вижу, что вы меня хотя бы слушали. Только на этой выставке мы не были вместе, я вам о ней рассказывала.