Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Вы меня слушаете, Женя?

— Да, полковник, да. Конечно.

— Вы должны выехать в Жадруново, Женя. Немедленно. Мы теряем гарнизон. Никакой силой оружия их переубедить нельзя. Вы должны поехать туда, объяснить им ситуацию и вернуться. Я слушал ваше обращение к солдатам позавчера. Это именно то, что нужно.

— Немедленно?— спросила Женька.

— Немедленно, Женя. Это недалеко — километров семьсот отсюда. Естественно, я придам вам отряд. Без защиты отправлять туда женщину — чистое самоубийство. Я уверен, что кроме вас, с этим заданием не справится никто, и только поэтому прошу вас. Это не приказ, Женя, это просьба, но вы должны понимать, что в нашей армии и в наше время просьба полковника разведки значит больше приказа.

Он говорил мягко, но был страшно напряжен — Женька почти физически ощущала концентрацию воли, с которой он не оставлял ей ни малейшего отходного пути.

— Я понимаю, полковник,— сказала она.

— Думаю, вы понимаете не все. Это миссия совершенно секретна, Женя. Я не шучу. Поэтому вы не сможете предупредить Волохова об отъезде.

Ну да, поняла Женька. Последняя надежда рухнула: он знает все. Он не думает ни на Эвера, ни на кого-либо из штабных, заигрывающих со мной без толку и без надежды. Выследил, жирная морда. Это его работа, он полковник, нелегал и кто угодно. Доигралась, дитя мое. Теперь они выманят меня отсюда, дождутся, пока Вол, как идиот, припрется в эту чертову баню на следующую ночь и возьмут его теплым, и виновата буду я. Они не могли брать его, пока там была я, я им еще зачем-то нужна, а при мне убить его никак бы не вышло. Вот мы и попались, да как глупо.

— Никто не собирается брать вашего Волохова,— с некоторой брезгливостью сказал Гурион, явно обучившийся тут еще и читать мысли.— Он никому не нужен со всей своей летучей гвардией. Думаете, нас не устраивает такая летучая гвардия? Да это идеал спецназа. Я очень рад, что он ходит с ними по среднерусской пустыне, старательно избегая столкновения. Или вы действительно полагаете, что отряд из сорока вооруженных варягов может безнаказанно шариться вокруг Баскакова, а я сижу тут и не знаю ни хрена? Глупышка,— добавил он по-хазарски, хотя и с небольшим местным акцентом, от которого Женька сама так и не избавилась в каганате.

— Но… почему тогда…

— Потому что Волохов давно уже попал под влияние тех же растленных сил. Во всем мире есть так называемые пацифисты, ненавидящие войну. Они внушают варягам и хазарам, что никакой войны не надо, что все захватчики стоят друг друга, что коренное население — это не мы и не они, а какие-то третьи… Волохов ведь пытался навешать вам этой лапши?

Женька молча кивнула. Врать этому человеку было бесполезно.

— Ну вот. Я не исключаю, что он связан с жадруновцами. Или, по крайней мере, что все это одна сеть. Вы уже видели, во что превращает эта ересь нормального боевого офицера, вот уже два года таскающегося со своими людьми по лесам вместо того, чтобы нормально драться с нами. Теперь этим охвачен целый гарнизон. Наш гарнизон, Женя. Я приветствую, когда на это ловится варяг, но не могу терпеть, что на это ловят хазарскую гвардию. Вы согласны?

— Согласна,— шепнула она. Во рту у нее пересохло.

— У вас полчаса на сборы, Женя. Моя машина вас отвезет на станцию. С вами отправятся пять охранников, которых я отобрал лично. Это абсолютно надежные люди. Уверен, что в Жадрунове с вами ничего не случится. Постарайтесь распропагандировать гарнизон предельно быстро. Там есть мой человек, от него я и получаю сведения. Гарнизон расквартирован в деревне Жадруново под Казанью, это наша резервная часть, вы на вашей должности могли о ней не знать. Никогда не слышали про Жадруново?

— Название где-то слышала, не помню.

— Ну, мало ли. Обычная деревня недалеко от Волги. Чем скорее вернетесь, тем лучше. И даю вам слово офицера, что Волохов не пострадает. И никто ничего не узнает — это моя вам личная гарантия. Контрразведка своим не врет. Что, договорились?

Женька понимала, что происходит нечто неправильное, что ее отсылают на гибель или на заведомо невыполнимое задание, а может, просто подальше от Волохова, которого она, глядишь, в самом деле больше никогда не увидит,— но понимала и то, что деваться ей некуда.

— Отказаться я, наверное, не могу,— сказала она с последней надеждой.

— Не можете,— кивнул Гурион.— Никак не можете. Я не стану вас шантажировать судьбой Волохова, Женя, но если придется — сами понимаете, его со всей этой летучей гвардией взять не проблема. Он думает — война, в стране хаос, но и в хаосе, видите ли, остались люди, на что-то способные.

— Ну, а если… если я усмирю этот ваш мятеж? Если я вернусь благополучно и с выполненным заданием?

— Тогда,— сказал Гурион с гнусной улыбочкой,— вам будет предоставлено куда более комфортабельное помещение, чем эта ваша банька. Встречайтесь с ним хоть в Баскакове. Правда, они с Эверштейном виделись еще в каганате,— кажется, вы в курсе… Но с Эвером я как-нибудь договорюсь.

— Я могу оставить для него письмо?

— Нет.

— Хорошо,— сказала Женька, встала и оправила гимнастерку.— Я буду готова через полчаса.

— Вот и славно,— сказал Гурион.— Мобильничек сдайте, пожалуйста. Не мне, не мне,— штабес-гою. У меня уже есть мобильничек.

— Гурион,— сказала Женька.— Я, конечно, понимаю субординацию и все такое. Но я вам, вам лично клянусь,— а у ЖД, как вы знаете, ложная клятва считается серьезным грехом,— что если с Волоховым без меня тут что-то случится, я вас под землей найду и голыми руками удавлю, понимаете, полковник?

— Женя,— холодно сказал Гурион,— вы теряете время. Поезд в половине седьмого, пересадка в Копосове. А угрожать будете Жадруновскому гарнизону. Поняли меня? Кру-гом!

В этот же вечер, пока Волохов, ни о чем не догадываясь, совокуплялся с Женькой в последний раз перед очередной долгой разлукой, Эверштейн в своей избе осуществлял колонизационную политику по каганатскому сценарию.

Эверштейн, само собой, никогда не принадлежал к ЖД — наивной подростковой организации, годившейся для воспитания молодежи, но категорически непригодной для строительства нового мирового порядка. Варяжская пресса, обзывавшая хазаров ЖДами, играла на сходстве аббревиатуры с традиционным уничижительным обозначением. Войну вели вовсе не ЖД. Война была делом людей серьезных, знающих, чего они хотят, и не питавших никаких иллюзий насчет своих изначальных прав на эту землю. Право было, но куда более тонкое, нежели врожденное. Это было право сильного, и земля обязана принадлежать не тому, кто на ней родился,— к черту глупые имманентности!— а тому, кто с нею лучше справится. Воевать за принцип труднее и почетнее, чем воевать за Родину. Эверштейн понимал это с рождения.