Владимир Максимов - Не оглядывайся назад!..

Углубившись в этот прозрачный, насквозь продуваемый лесок, почти лишённый солидных деревьев и кустарника, на одной из прогалинок, за старым полусгнившим толстым пнём, я заметил торчащие уши зайца. А приглядевшись как следует, обнаружил и видимую, малую часть его согбенной спины. Он всё ещё был в зимней, хотя уже и грязновато-серой, а не ровнёхонько белой, шубке.

Заяц был чем-то сильно увлечён. По-видимому, он с аппетитом грыз за своим укрытием какое-то лакомство, о чём говорило благодушное, время от времени, подрагивание белого помпона его хвоста, выглядывающего сбоку пня.

Собственно говоря, теперь уже один только хвост и был мне виден. Даже уши зайца исчезли за пнём… Тут-то я и припомнил рассказ деда Нормайкина об охоте на зайца именно в таких условиях, тем более, что солнце неумолимо клонилось к закату, и в лесу становилось сумеречно. Значит, медлить было нельзя.

Суть же рассказа Нормайкина сводилась к следующему:

– Если заяц чем-то сильно увлечён, а ты подошёл к нему с наветренной стороны и он тебя не чует, надеясь только на слух, – говорил дед, широко раскрыв глаза, но с лукавой улыбкой, – надо, обнаружив такого косого, стоять очень тихо, не шелохнувшись, а изготовившись к выстрелу, – громко свистнуть! Заяц от неожиданности вытягивается столбиком, подобно суслику в степи. И замирает так на несколько секунд, сидя на задних лапах. В это время он, ошарашенный пронзительным звуком, не соображает, что происходит вокруг. Тут его и стреляй без промедления. Ведь он у тебя как на ладони.

Вспомнив эту, скорее всего, байку, я аккуратно снял с плеча «мелкашку», не спеша подвёл мушку чуть выше ровного среза пня. Именно в то место, где, по моим расчетам, после лихого свиста, должно было показаться туловище и голова зайца. Сложил губы трубочкой и… из моих замёрзших губ (под вечер стремительно похолодало) вместо оглушительного посвиста Соловья-Разбойника раздалось какое-то невнятное, негромкое шипение, скорее похожее на старческий пук, чем на молодецкий свист.

Заяц, не показавшись над пнём, вскинул над ним свои уши, развёрнутые в мою сторону А через мгновение и они, и видимый мне хвост исчезли за укрытием. И уже далеко за пнём, который, как зубец средневековой башни, какое-то время скрывал от меня резвого бегуна, я увидел со всех ног улепётывающего прочь крупного зайца. Он, слегка пригнувшись и сильно отталкиваясь от земли задними ногами, стремительно скрылся, будто растворился меж стволов.

Стрелять ему вдогон я не стал. Да, скорее всего, это было и бесполезно… Со стороны данная ситуация выглядела, пожалуй, довольно комично. Незадачливый, оторопевший охотник и перехитривший его зайчишка…

Я улыбнулся и постарался убедить себя в том, что гречневая каша гораздо полезней для здоровья, чем мясо. Ведь в ней так много железа, столь необходимого крови.

Вскинув на плечо винтовку, довольный собой и зайцем, я отправился домой.

Честно говоря, радуясь тому, что наш «поединок» с зайчишкой окончился именно так, бескровно…»

В жаркой, чисто отскобленной, небольшенькой бане, лёжа на верхнем полке и блаженно покряхтывая на светлых прогретых досках, в ритме чередующихся, плавных и резких, ударов двух берёзовых веников, которыми дед Нормайкин охаживал Юрку, тот сообщил (едва развернув голову ко мне) пунктирно, между: «Ух! Ах! Ох! Хо-ро-шо! Здо-ро-во!», что вер-то-лёт при-дёт за нами лишь через не-де-лю…»

Об этом он узнал из радиограммы, пришедшей на метеостанцию. В ней же говорилось и о том, что к определённому «предварительно оговорённому сроку мы должны быть полностью готовы и ожидать машину на метеостанции, о вылете которой в Гроссевичи нам будет сообщено дополнительно». В случае непредвиденных обстоятельств мы о них будем также заранее извещены.

Усевшись на полке, Юрка весело, перед тем как выскочить в предбанник, подобно пробке из бутылки шампанского, закончил:

– Так что, будь готов, Игорёк!

– Всегда готов! – в тон и во след ему, как «юный пионэр», отчеканил я.

– А чё вам не быть готовыми-то, – подал свой голос Нормайкин, азартно нахлёстывающий веником теперь уже себя. – Нищему собраться – только подпоясаться, – довольно хохотнул он, в очередной раз припечатывая веник к пояснице, потом к пяткам, икрам ног, бёдрам, к тому, что находится со стороны спины, выше них. Дважды, по разу на каждую, розовую от такого массажа, ягодицу, добираясь до самого верха: шеи и ключиц. И снова – снизу вверх и сверху вниз…

На ходу бросив один веник мне, он следом за Юркой исчезает в предбаннике, чтоб окунуть там в бочке с холодной водой голову. Нормайкин после парной почему-то никогда не обливался, а лишь «макал» свою «макушку» в ледяную воду.

«Плавясь» на полке, я почти осязаемо представил, как от моих раскалившихся, потрескивающих от сухого жара волос вода в той самой бочке просто закипит, хотя как следует париться я ещё и не начинал…

Когда после первого, самого продолжительного по времени, захода я вернулся из предбанника в парную, Юрка снова сидел на «вершине» полка, нещадно хлеща себя двумя вениками сразу. Нормайкин же остался «остывать» в предбаннике.

– Ну, ты прямо гигант пара! – восхитился я своим напарником и сопарником – в данный момент. Сам я мог только лениво развалиться на средней ступеньке и неподвижно млеть от жара, истекая обильным потом.

Было похоже, что сообщение о нашей задержке здесь на целую неделю не особо огорчало Юрку… Впрочем, и мне волноваться по этому поводу не было никакого резона.

«Во всём надо уметь находить положительные моменты. Отоспимся, отъедимся здесь, как следует, за неделю. Тем более, что лучшее лекарство против неизбежности – спокойствие», – думал я, перебираясь теперь на самую верхотуру и, как эстафетную палочку, принимая из рук Юрки веник. Он же в очередной раз поспешно скатился сверху вниз. Из пекла «аравийской пустыни» в прохладу предбанника.

Оставшись один, я лениво продолжил перебирать положительные моменты нашей задержки. «Мало того что на год вперёд отосплюсь. Ещё и начитаюсь вдоволь. Когда ещё такая возможность в нашей вечной суете представится. К тому же библиотекарша здесь, говорят, очень славная девушка, приехавшая в Гроссевичи в прошлом году по распределению… Месяца на три, однако, до нас… Осенью… Так что наскучаться тут, на краю земли, она наверняка уже успела, а друзей завести – вряд ли. Друзья – это товар штучного производства. Их не заводят, их встречают, если повезёт, конечно…»

Мысли были неспешные, полусонные, как у падишаха, лениво жующего халву и размышляющего между делом, с какой бы из своих многочисленных жен и наложниц скоротать сегодня вечер.

Окончательно разомлев от пара, от приятного запаха разлапистых берёзовых веников, я, казалось, не только пальцем шевельнуть не мог, но и думать-то уже ни о чём, кроме этой благодати, не хотел.