Карин Ламбер - Дом, куда мужчинам вход воспрещен

– И на заднице тоже?

– Тоже!

…Он запирает маленькое бунгало, среднее бунгало, большое бунгало, сарай, гараж, мастерскую. Ключи на колечках – один, два, три, четыре, пять, шесть.

Он заливает воду в стеклоомыватель. Проверяет уровень масла, давление в шинах.

– До пляжа шестьсот километров?

– До пляжа полчаса!

Он с тревогой озирается, убежденный, что хоть что-нибудь да забыл.

Проверяет навигатор, сигнал антирадара, зарядник айфона, зарядник айпода, настройку радиочастот Trafic Info , пополняет запас дисков.

– А ты не преувеличиваешь малость?

– Нет! Это укороченный вариант!

Выехали. Почти. Остановка на заправке. Ознакомление с ценами. Слишком дорого. Ищем другую заправку, цены ниже, но колонки пусты. Отъезжаем, слегка раздраженные. Особенно я! Возвращаемся на первую заправку. Он заливает полный бак. Сто литров.

Приехали на пляж. Полдень. Он ищет на переполненной стоянке лучшее место для парковки, подальше от других машин, которые могут дверцами задеть его авто. Трижды объехали стоянку. Безуспешно. Редкие свободные места не идеальны. Еще два круга. Одно место освобождается. Уф!

Он надевает антипляжные тапочки. Я – нет. Я весь год жду этого момента, когда смогу наконец с наслаждением погрузить босые ноги в песок. А для него песок и море – враги.

«У тебя недовольный вид, – говорит он, хмурясь. – Ты не забыла, что я затеял эту поездку, чтобы доставить тебе удовольствие?»

Тащимся по пляжу с четырьмя канистрами, зонтиками, пляжным ковриком, лопатой, граблями, сумкой-холодильником, шезлонгами, полотенцами, кремами, очками. В несколько ходок. Я молюсь про себя: только бы не встретить кого-нибудь из знакомых.

Он ровняет песок граблями, роет ямки глубиной около метра, чтобы воткнуть зонтики. Ориентирует первый по солнцу, наклоняет второй. Разворачивает пляжный коврик. Очень медленно, чтобы не попала пара коварных песчинок. Ставит шезлонг так, чтобы видеть свою тачку. Спиной к морю.

«Ты положила в сумку мои очки для чтения?» – «Нет». – «Одно-единственное поручение я тебе дал, а ты и его не выполнила». – «Простите, ваша светлость».

Позади нас – шезлонги и зонтики напрокат, три буфета, два душа!

Макс умирает со смеху. А Жюльетте невесело.

– И знаешь, что хуже всего? Ни на секунду он не подумал: «Какой я идиот!» А я ни на секунду не подумала: «Какого черта я делаю в отпуске с этим двинутым?»

– Что-то же тебя в нем привлекло поначалу?

– Он говорил «мы».

Макс закатывает глаза от такой наивности.

– Ты не там ищешь, я тебе уже сто раз талдычил. В наши дни родственную душу находят в интернете.

– Значит, она хорошо спряталась, моя родственная душа. Хоть бы какой-нибудь знак подала, а то пока…

Это Макс уговорил ее зарегистрироваться на сайте знакомств.

– Жюльетта, милая, люди встречаются на этих сайтах, влюбляются, женятся…

– А если я нарвусь на психопата?

– Естественно, нулевого риска не бывает.

Те, кто так говорит, стоят себе на берегу и смотрят, как вы бросаетесь в омут. Сами никогда не попробуют.

Он водил ее на множество вечеринок. Без толку. Она ходила на философские чтения, диспуты полиглотов, в The English Speaking Movie Club [41]и даже в клуб «Умелые руки». Нигде ей не встретился ни Джад Лоу, ни Жан Дюжарден [42], ни Аль Пачино, ни даже Денни де Вито. И вот несколько недель назад она решилась. Макс сам выбрал ей ник.

– «Принцесса-Недотрога». Ты хватил через край, Макс.

А почему меня нельзя полюбить под моим настоящим именем?

Однажды ночью, когда не спалось, она побродила по сайту. Ей представлялось, как разношерстная фауна, измученная, подобно ей, бессонницей, обделывает свои делишки в два часа ночи. Небрежно одетые, в щетине, с кругами под глазами. Загипнотизированные экраном своего компьютера, теплым светящимся пузырем в ночи. Точно дети перед рождественской витриной, ходят они по супермаркету родственных душ в поисках редкого товара, который наполнил бы смыслом их жизнь. Добрые и злые, лживые, праздные, отчаявшиеся, разочарованные – всем хочется быть кем-то для кого-то. Много народу толпится в отделе сладостей. Соприкасаются сердца. Короткие мгновения. Легкий трепет. Она не стала задерживаться.

– Нельзя опускать руки, – советует ей Макс.

– Не нравится мне бродить по супермаркету и класть мужчин в корзинку, кликать на иконки «продукты местного производства», «большой завоз татуированных», «отложить этого парня на 24 часа», «распродажа» или «вернуть в отдел». Терпеть не могу мельтешни и кастингов. Я люблю Элюара и Фрэнка Синатру, утонченность и гармонию. Я несовременна. Если романтика – это вчерашний день, то мне ловить нечего!

Они смеются. Жюльетте нравится работать с Максом, нравятся их перерывы на кофе. Вместе они не замечают, как проходит время.

Она показывает ему свои любимые сцены:

– Вот еще что у меня есть.

– Это же восьмидесятые годы.

– Да, но все равно сильно.

На экране Аль Пачино пожирает взглядом Мишель Пфайффер, а потом целует ее посреди цветочного рынка.

И вдруг:

– Как давно до меня никто не дотрагивался.

– Крик души!

– Это мысли вслух, хреново мне.

Макс поднимается:

– Иди сюда, голубка моя. – Его большие руки обнимают ее.

– Ух ты! Как хорошо, – вздыхает Жюльетта.

– В Соединенных Штатах есть клубы hugging [43]. Незнакомые люди обнимаются всерьез. И говорят друг другу: «I love you very much» [44].

– Вудсток возвращается! Не хватает только большого луга и рубах в цветочек.

А Макс уже развалился в кресле, закинув ноги на подлокотник.

– Не могу я больше просыпаться ночью одна на своей подушке. Я послужила бы отличной темой для песни Бенабара [45]. Хочу любвииии…

– Верь в свою счастливую звезду.

– Моя счастливая звезда взяла годичный отпуск.

– А что, если год подходит к концу? Когда у тебя следующее свидание?

Как правило, он приходит как раз к восьмичасовым новостям. Симона зовет его на лестничной клетке. Когда идут титры фильма, она начинает беспокоиться. Смотрит вполглаза, теряет нить, потому что Жан-Пьер в ее мыслях, вместо того чтобы быть у нее на коленях. В одиннадцать его все еще нет. Она снова выходит на лестницу, на цыпочках спускается посмотреть, не захлопнулась ли за ним дверь подвала. Нет. Что делать? Уже поздно, она не хочет никого будить. Джузеппина встает чуть свет, а у Королевы чуткий сон. Он скоро придет, никуда не денется.

Она оставляет дверь своей квартиры приоткрытой, на видном месте красивая миска, полная его любимого корма: припущенная лососина с соцветиями брокколи. Он вот-вот вернется и наверняка голодный, думает она.

Ложится. Ночь без теплой шерстки Жан-Пьера, без тяжести его тельца на ней – такого еще не бывало. Она сидит в постели, ждет, не зацокают ли его коготки по полу, не мелькнет ли кончик усов, пышный хвост. При малейшем шорохе думает, что это он, сейчас вскочит мощным прыжком к ней на кровать, примется покусывать за ноги, облизывать шершавым языком, выпрашивать ласку, ворочаться и сладостно потягиваться, такой пленительный и уверенный в себе. Она проклинает эти напоенные запахами дни, не дающие покоя самцам. Представляет себе Жан-Пьера мурлычущим на чужих руках, засыпает на несколько минут и просыпается с рассветом, как от толчка, вконец измученная. Похлопывает рукой по одеялу. Пусто!