Александр Саркисов - Система (сборник)

Если по коридору шла рота пятикурсников, то младшие курсы разлетались в разные стороны. И разлетались не просто так, а осознанно. А если у тебя возникали проблемы, то ты смело мог обратиться за помощью к старшим.

Между факультетами были свои отношения. Каждый считал себя главным и самым престижным, но первым-то был все-таки штурманский.

Однако при появлении внешней угрозы все условности мгновенно исчезали и включался главный принцип – один за всех и все за одного!

Когда в проходном дворе рядом с метро Василеостровская хулиганы порезали первокурсника, возвращавшегося из увольнения, начался погром. Без всяких оповещений, построений и постановок задач все училище вперемежку, не обращая внимания на курсы и факультеты, размахивая ремнями, снесло на проходной вертушку вместе с дежурным мичманом и высыпало на Васькин остров. Щадили только женщин и детей.

Зачинщиков искали долго, особенно старались менты. Однако ничего у них не вышло, не выдали никого. Вот он, здоровый воинский коллектив, который начальство почему-то называет круговой порукой.

Отношение к «СИСТЕМЕ» было трепетным. Внутри стен говори о ней что хочешь, поноси ее, милую, последними словами – это здоровый патриотизм. На воле – только хорошее, если нет – это предательство, со всеми вытекающими. Ну а если кто чужой обидное скажет – в морду ему. В морду! Не задумываясь, не спрашивая фамилии, с хрустом! За нее, родимую.

Насколько критично ты относился к ней внутри, настолько гордился снаружи.

Это была наша «СИСТЕМА»!

У курсанта начальников тьма. Командир роты – он ближе всех, он отец родной, ты от него зависишь с потрохами. Есть начальники факультетские и училищные, есть политработники, есть преподаватели. Руководит всем – начальник училища со своими замами и начальником политотдела. Но это уже совсем большие начальники, высоко парят – орлы! Ты их и не видишь – точка в небе, а они тебя, мерзавца, насквозь видят, и если нужно будет – спикируют, не задумаются. Но главным в «СИСТЕМЕ» все-таки был курсант!

Тут все для него, оболтуса, и лучшие преподаватели, и учебная база, и спорт, и питание, и медицина. Быть курсантом было престижно. Курсант – он завидный жених, теория естественного отбора – это вам не чих. Те, кто не могли поступить в училище (не было ума, здоровья, волосатой лапы или подкачала пятая графа), шли в инженеры, доктора и прочие профессии. Ну а совсем никчемные шли в юристы.

Как все изменилось!

Курсанта учили и воспитывали комплексно. Весь коллектив командиров, преподавателей и политработников строгал, лепил и закалял. Им и стены были в помощь – Компасный зал, Галерея героев, Парадный двор, Картинная галерея – все восхищало, воодушевляло и формировало. Сознание того, что в этих стенах обучались Ушаков, Лазарев, Нахимов, Колчак, Кузнецов, Горшков, поднимало тебя в своих глазах, а в глазах курсантов других училищ – на высоту недосягаемую. Великие маринисты Соболев и Колбасьев писали свои бессмертные романы именно о нашей «СИСТЕМЕ»!

Учебник, автомат, дыба, конспект первоисточников – вот фундамент становления. Индивидуальность не поощрялась, важнее коллектив. Солистов не было, пели хором. Особая беда – если умный! Умных на флоте не любили. Вот если умный и хитрый, вот тогда фарт. Вовремя прикинуться чайником – это искусство, правда, этому не учили.

Самое безопасное место у курсанта – строй. Можно сказать, самое уютное. В строю ты не один, ты защищен, прикрыт со всех сторон такими же, как сам, товарищами. В строю хорошо. В строю курсант должен выражать радость и улыбаться во все тридцать два зуба. Улыбка так же обязательна, как вареные яйца на завтрак в выходной.

Но это все внутри, а снаружи надпись на ленте бескозырки – «ВВМУ им. Фрунзе» – дисциплинировала и вселяла особую гордость.

И вот по прошествии 157 680 000 секунд через парадный вход на набережной Крузенштерна появлялся военно-морской офицер – физически здоровый, преданный делу партии, готовый к самопожертвованию и условно понимающий, чем ему придется заниматься на флоте. В голове девиз – «Честь и верность», а на груди поплавок с надписью «ВВМУ им. Фрунзе».

Мы гордились своей «СИСТЕМОЙ»!

То, как «СИСТЕМА» называется теперь, и рука написать не поднимется, и вслух сказать неприлично. Да и не «СИСТЕМА» это уже вовсе. Непонятно, кто теперь там учится – то ли курсанты, то ли студенты? И нынешние офицеры-выпускники – скорее менеджеры в погонах, готовые любить Родину ровно на величину денежного довольствия.

Реформа, будь она неладна! Прервалась связь поколений. На флоте выросли командиры, ни разу не бывшие в море. Чем им, бедным, гордиться, что им любить?! У них даже фуражки без крабов!

Одно только и остается.

На молитву! Головные уборы долой!

…помози нам Боже, Спасителю наш…

Все шло хорошо, пока не вмешался Генеральный штаб. Эти слова рядового Йозефа Швейка близки и понятны всем, кто связал свою жизнь с военной службой.

Планы на ближайшее будущее рухнули в одночасье. Телефонограмма из 10 Главного управления Генштаба, отвечавшего за международное военное сотрудничество, предписывала поставить 20 ноября 1982 года гидрографическое судно «Затока» на судоверфь «NAUTA» в Гдыне для проведения очередного ремонта.

На подготовку оставалось две недели. Октябрь – ноябрь – не лучшее время для перехода из Севастополя в Балтийск. Флотская комиссия и моринспекция прошли без особых замечаний. Судно к выходу готово.

Сборы-проводы, все как обычно. Можно сказать, из-за стола на борт.

Седой, как лунь, комдив, капитан I ранга Карасев задвинул напутственную речь. Пограничники и таможня покинули судно.

– Судовая тревога! По местам стоять, с якоря и швартовых сниматься!

Сигнал тревоги на время заглушил крики провожающих.

Командир, капитан-лейтенант Борис Борисович Недоварко по прозвищу Бор Бор, командовал спокойно, даже, можно сказать, флегматично:

– Отдать швартовы, на баке вира якорь. Оба три вперед.

Вахтенный помощник перевел рукояти ВРШ в положение три.

Судно вздрогнуло и начало медленно отходить от причала.

Боцман доложил:

– Якорь чист!

– Принято. Флаг перенести, якоря закрепить по-походному.

– Лево на борт!

Судно развернулось на выход из Южной бухты. Выйдя на левое крыло, Бор Бор произнес традиционное: «Прощай, страна дураков!» При этом улыбался и махал провожающим фуражкой.