Корбан Эддисон - Слезы темной воды

Она подняла очки на лоб.

– А что для тебя дом, Пол? Твоя квартира в Арлингтоне?

Он медленно вздохнул:

– Не знаю. Я никогда нигде не жил дольше нескольких лет.

– Печально, – тихо сказала она, положив свою ладонь на его руку. – Нужно будет с этим что-то делать.

Разговоры, подобные этому, убедили Пола, что он не сошел с ума, что у нее это не просто какой-то посттравматический всплеск чувств, – нет, она на самом деле, по-настоящему неравнодушна к нему. Однако мысль об общем будущем породила целый ряд вопросов, на которые он пока что не мог дать ответов. Бюро – требовательный хозяин. Он любил свою работу… Хорошо, он любил вести переговоры; любил учить; любил договариваться. Волнующий трепет метания от одного кризиса к другому и жизнь вечного скитальца, перекати-поля, приелись. Он не мог заниматься этим вечно; это он понимал. Вероятно, теперь настало время, чтобы спланировать выход. Можно было заняться консультационной работой. Можно было преподавать в каком-нибудь университете. Жизнь не должна быть скучной. Однако предсказуемость казалась не такой уж неприемлемой, особенно если рядом был Аннаполис.

Когда солнце скрылось за островом и свет на небе начал гаснуть, Квентин и Ариадна вышли из воды и вытерлись полотенцами.

– Парочка черносливов, – рассмеялась Ванесса. – Я думала, вы и спать там собираетесь.

– Там, у рифа, мы видели обалденную желтую рыбу, – сказал Квентин, надевая шлепанцы и футболку и поднимая маску с трубкой. – А еще жгучие кораллы.

– Я сделала несколько классных снимков, – сказала Ариадна, показывая водонепроницаемую фотокамеру.

Ванесса улыбнулась.

– Надеюсь, вы проголодались. Сегодня мы ужинаем за «Столом султана».

Квентин рассмеялся.

– Что, и тюрбаны придется надевать? Хотел бы я увидеть Пола в таком виде.

Пол захохотал, дивясь стоящему перед ним молодому человеку. Год назад он видел его заложником на паруснике, и всего через несколько часов он получил такие раны, которые едва не лишили его жизни. Теперь же он снова встал на ноги, жил и шутил. «Молодежь, – с любовью подумал Пол. – Эх, если бы мы могли вот так же оживать». Он повернулся к Ванессе и увидел ее тонкую усмешку, ее естественную красоту. Его осенила мысль: «А вдруг мы можем? Вдруг мы, как Квентин, можем вспомнить?»

На следующее утро, ровно через год после смерти Дэниела, Ванесса проснулась рано, тихонько, чтобы не разбудить никого в бунгало, оделась и выскользнула в тишину сада, сжимая в руке водонепроницаемый мешочек, который приготовила накануне вечером. По тропинке она спустилась к берегу и прошла по песчаному пляжу к кабинке, где гости курорта брали напрокат гидроциклы и узнавали расписание сеансов подводного плавания. Али, молодой занзибарец, встретил ее с морским каяком.

– Джамбо , госпожа Паркер, – сказал он, улыбаясь. – Все готово для вас.

Али вытащил каяк в воду и помог ей забраться в него, потом закрепил мешочек в сетке позади нее и вручил ей весло с двумя лопастями.

– Счастливого пути, – сказал он и оттолкнул лодочку.

Она стала энергично грести, уплывая в сверкающий рассвет, к рифу и восходящему солнцу. Вокруг на воде на сколько хватало глаз не было никого. В воздухе, влажном и спокойном, как дыхание спящего ребенка, по ее коже побежали мурашки. Под хлопковыми шортами и воздушной льняной рубашкой на ней был купальник, на ногах – сандалии. Она знала, что промокнет.

Достигнув рифа, она протащила каяк через коралл, снова запрыгнула на сиденье и стала с силой грести, чтобы избежать бурунов. Вода за волнами была прозрачной, как стекло, морское дно внизу переливалось оттенками цвета слоновой кости. Она гребла к горизонту, не следя за временем. Вскоре она развернулась и посмотрела на остров, слегка ошеломленная тем расстоянием, которое успела преодолеть. От земли осталась лишь тонкая коричневато-зеленая полоска над кобальтовым морем. «Достаточно далеко», – подумала она, глубоко дыша, чтобы успокоить бьющееся в груди сердце.

Она открыла водонепроницаемый мешочек и достала стеклянную бутылку. Вытерев руки о рубашку, она выкрутила пробку и осторожно вынула свернутые трубочкой страницы. Письма она знала наизусть. Первое – то, которое Дэниел так и не закончил, в котором он задавал вопрос, до сих пор преследовавший ее: «Возможно ли прощение?» Она боролась с этим вопросом больше, чем с чем-либо в своей жизни, потому что в некотором смысле он подытоживал всю ее жизнь. Это была точка опоры, о которой когда-то размышлял Архимед, рычаг, способный перевернуть Землю.

Но взяться за рычаг и потянуть за него гораздо труднее, чем думать об этом. Если она это сделает, обратного пути не будет, некого будет винить, поздно будет раскаиваться. Она задавала этот вопрос тысячу раз, пока выздоравливал Квентин, пока длился судебный процесс и пока ручеек ее чувств к Полу превращался в полноводную реку. Даже после того, как ей стала известна вся правда об Исмаиле, она не смогла ответить на него, и так длилось, пока она не встретила Хадиджу и Ясмин и не поняла, что их боль ничем не отличается от ее боли, несмотря на то что их история, культура и религия были для нее непонятными. Когда Ванесса увидела, как Ясмин жмет руку Квентину, когда ее сын и сестра Исмаила улыбнулись друг другу, она поняла, что время пришло. Был лишь один путь вперед – оставить гнев в прошлом.

В лучах занзибарского солнца она прочитала письмо Дэниела в последний раз, а потом перевернула странички и стала читать свой ответ.

Дорогой мой Д.

Возможно ли распутать узел несправедливости? Я так старалась сделать это, вытаскивала нити одну за другой, думая, что сумела определить вершителя несправедливости, но только затянула узел еще туже. Я тыкалась по сторонам и шла на ощупь, я казнила себя и назначала виновников тех ран, которые я ношу в своей душе, но все это лишь ввергло меня в еще большее отчаяние.

Истина заключается в том, что виноваты все и не виновен никто. Когда я пыталась водрузить бремя вины на одного человека – на мою мать или на Теда за свое детство; на тебя или на себя за то, что распадался наш брак; на Исмаила, или на Маса, или на капитана «морских котиков» за перестрелку, – это только усугубляло несправедливость.

Этот узел невозможно развязать. Нити переплетены навечно. Существует лишь один способ избавиться от него – бросить его за борт, и пусть море прощения унесет его прочь.

Сегодня я отпускаю прошлое. Я иду дальше. Я снова буду любить. Я буду наблюдать, как твой прекрасный сын растет, как он женится и заведет собственных детей. Я буду поддерживать его, когда он отправится в кругосветное плавание с Ариадной, и на этот раз я не сомневаюсь, что у него все получится.