Дин Кунц - Эшли Белл

Ранее в номере мотеля, вчитываясь в цитаты, взятые из произведений О’Коннор, Уайлдера и Лондона, Биби уже начала подозревать, что Чаб Кой не просто говорит языком литературных персонажей, он сам является персонажем , созданным ею героем. Если бы она не вырезала страницы из книги, если бы не сожгла их в рукомойнике, если бы не воспользовалась трюком с забыванием ради сохранения этого мира, который сейчас, пожалуй, уже слишком далеко зашел в своем создании, чтобы его можно было легко разрушить, поиски Эшли Белл закончились бы еще в мотеле.

С точки зрения постороннего наблюдателя она могла показаться побежденной и раздавленной. На четвереньках Биби подползла к стойке из черного гранита и уселась на полу, опершись спиной о полированный камень. Бейсбольную кепку она потеряла. Волосы ее пребывали в полнейшем беспорядке. Если избитое лицо такое же бледно-серое, пепельное, как и руки, то она должна выглядеть одновременно слабой и дикой.

Слабой, впрочем, она не была, а дикой являлась ровно настолько, насколько дикими были джунгли, ожидающие, когда Биби откроет их внутри себя, настолько, насколько дика природа силы, дремлющей в ней, силы, о которой она вскоре узнает. Она не чувствовала себя побежденной. Она рвалась в бой.

Пэкс и Пого стояли рядом с родителями Биби возле ее постели. Тело девушки под одеялом била мелкая дрожь. Временами оно дергалось чуть сильнее. Лежащие поверх одеяла кисти рук делали странные движения, словно выщипывали что-то неприятное кончиками пальцев. Казалось, пальцы движутся в такт пронизывающей комнату жалящей энергии, которую могут чувствовать только они.

Увиденное странное зрелище расстроило Нэнси до слез, но Мэрфи не дал жене нажать на кнопку вызова медсестры. Хотя это зрелище огорчило его не меньше, чем Нэнси, Мэрфи доверился отцовской интуиции. А она убеждала его: дочери сейчас ничто не угрожает, напротив, теперь в своем разуме, в своей душе Биби находит таинственное место, намного более реальное, чем любой сон, куда более глубокое, чем любая кома, но в то же время вполне безопасное.

Дрожь и прочие непроизвольные движения сначала ослабли, а затем полностью прекратились. Кардиомонитор, прежде отметивший незначительное увеличение сердцебиения, теперь фиксировал такое же незначительное уменьшение. А тем временем пять мозговых волн продолжали демонстрировать все ту же оптимальную синхронность.

Еще до того прослушав микрокассету, Пэкс и Пого имели больше оснований, нежели Мэрфи, надеяться на лучшее. Но при этом они опасались, что в самой Биби таится смертельная для нее угроза, такая, с которой, возможно, не сталкивался ни один человек на свете.

Они рассказали родителям Биби о приключениях прошедшего дня: сейф и вещи, в нем найденные, включая вот эту аудиозапись и собачий ошейник с именем «Джаспер»… визит к доктору Сейнт-Круа… причина, по которой она заставила Биби бросить учебу в колледже… блокнот с пантерой и газелью… строки, написанные рукой Биби, появлявшиеся у них на глазах… встреча к Тобой Рингельбаум… Эшли Белл, оказавшаяся литературной героиней, чьим прототипом была женщина, выжившая в Дахау и впоследствии ставшая хирургом, специалистом по раку мозга…

Услышанное произвело на Нэнси и Мэрфи сильнейшее впечатление. Родители Биби были озадачены, заинтригованы и засы́пали молодых людей вопросами, ответы на которые им непременно хотелось тотчас же услышать.

– На все вопросы ответов у нас все равно нет, – сказал им Пого, – но вот кассета… Когда прослушаешь, то словно в передряге с дымящимся левиафаном побывал. Наша Бибс куда больше, чем мы о ней думаем…

Прежде чем включить аудиозапись, Пэкстон захотел узнать все, что можно, о капитане Гюнтере Олафе Эриксоне. Нэнси почти не поддерживала с ним отношений бóльшую часть своей жизни и впустила его в свое сердце лишь тогда, когда Биби подружилась с дедом. Интересно, что же произошло в прошлом между Нэнси и ее отцом?

Из того немногого, о чем Пэкс обмолвился после прихода в палату № 456, Нэнси узнала: на кассете записано признание, которое навсегда способно изменить ее мнение о своих отце и дочери. Стараясь сжать значительную часть собственного прошлого в несколько фраз, Нэнси одновременно придерживала одну из слегка подергивающихся рук дочери. Взгляд ее блуждал от пола к давящей снаружи на оконное стекло ночи, оттуда переходил на лицо Биби, но чаще всего задерживался на небольшом диктофоне, который Пэкс не выпускал из рук. Он держал его так, словно диктофон был слишком ценным и мужчина боялся того, что кто-то может сбить его на пол, после чего аппарат разобьется.

Нэнси сказала, что ее отец вообще-то был хорошим человеком. Он старался поступать так, как надо. Проблема состояла в выборе приоритетов. Скорее всего, ему вообще не следовало жениться, а если уж он женился, то иметь детей уж точно не стоило. У ее отца было две дочери – сама Нэнси и Эдит. Имея психологию воина, любя не только собственную семью, но и свою страну, Гюнтер то и дело отправлялся добровольцем на войну, сделав службу в корпусе морской пехоты не просто карьерой, а образом жизни. Семья, обязанности мужа и отца всегда находились для него на заднем плане. Он как будто играл роль телезрителя, временами включающего душещипательный телевизионный сериал, когда это позволяли сделать перерывы между обычными войнами и паузы между войнами холодными. Гюнтер любил жену и дочерей, однако не умел словами выразить им свою любовь. Он разговаривал языком чести, доблести и самопожертвования. Капитан вполне понимал чувства тех, кто рискует собой ради страны и кто погибает, спасая жизнь побратима. Ему непросто было найти общий язык с женой, любящей обычные радости, все те мелочи, которые, как говорят, составляют смысл существования. То же относилось и к его дочерям, удавшимся в мать. Будучи детьми, они понятия не имели, насколько опасен мир, не знали о тех жертвах, что необходимы для того, чтобы защитить Америку и уберечь ее жителей от ужасов и лишений, которые многие люди в других странах воспринимают как данность бытия.

Когда мать Нэнси погибла в автокатастрофе, Гюнтер был далеко, на войне. Он не успел вернуться домой вовремя и не присутствовал на похоронах. Возможно, мужчина и понимал, чего ждут от него убитые горем дочери, но дать им ожидаемое все равно был не в состоянии. Утрата, если не опустошила, то пошатнула его волю, а кроме того, сбила с толку, словно впервые Гюнтер понял: риск погибнуть от рук солдата враждебного государства не единственное, что угрожает его стране. До этого времени автомобильные аварии, пожары и рак казались ему почти абстрактными угрозами, едва ли не последствиями козней неприятеля. Интуитивно он осознавал, что без женской руки в воспитании двух дочерей ему не обойтись, но при этом жениться во второй раз не собирался. «Ни одна женщина не сможет заменить мне вашей мамы». Поэтому Гюнтер связался с сестрой покойной жены, которая с радостью поселила племянниц в своем доме.