Дин Кунц - Эшли Белл

Когда Биби вырвалась из воспоминаний в настоящее, от оранжевого предзакатного солнца на западе к угольно-черной тьме чердака, кто-то положил сзади ей руку на правое плечо.

Испугавшись, Биби одновременно включила и выронила фонарик. Он покатился по древесностружечной плите пола. Яркий луч очертил арку по центральному проходу.

Она отпрянула от коснувшейся ее плеча руки, пригнулась, схватила фонарик, выпрямилась, развернулась на месте и рубанула лучом воздух. Никого.

В последних боковых проходах между стеллажами справа и слева также никого не было. Если бы кто-то на самом деле коснулся ее плеча, он должен был бы спрятаться в одном из этих проходов.

Храбрые девочки никогда не поддаются страху. Храбрые девочки понимают, что, если уклонятся от борьбы со злом, этот мир от полюса до полюса станет тюрьмой, в которой надзирателями будут худшие представители человечества. Здесь начнут царить жестокость и насилие, а для свободы не останется места. Любое отступление, любой компромисс со злом – это еще один шаг вниз к аду на земле.

Биби выхватила из кобуры пистолет. Одной рукой целиться трудно, но в левой она сжимала фонарик. Она пошла вперед, поворачиваясь то налево, то направо. Если кто-то и коснулся девушки, его сейчас не было ни в одном из последних проходов. Больше ему деваться просто некуда.

Подобно компании призраков туман сопровождал ее по ступенькам лестницы, пока Биби спускалась от дверей квартиры над гаражом во внутренний дворик. Она пришла сюда для того, чтобы навестить два места, где может таиться потерянная память ее детства. Вторым таким местом была ее детская спальня. Из дома вынесли все, представляющее даже минимальную ценность, начиная от старых бытовых приборов и заканчивая еще более старыми дверными ручками. В самом ближайшем будущем дом все равно пустят на слом, поэтому запирать заднюю дверь не имело решительно никакого смысла.

Биби переступила порог дома, когда-то согретого теплом и радушием. Прежде тут велись громкие разговоры, звучали музыка и смех. Иногда родители ставили кухонный стол под стенку и танцевали. Шесть счастливых лет Олаф был в их семье приемным пушистым ребенком. Все эти воспоминания жили в ее памяти. Биби надеялась, что когда она переступит порог этого дома, где не была три года, то окунется в ностальгию, мысленно возвратившись в наиболее радостные моменты своих счастливых детства и юности.

Вместо этого ее встретил промозглый, дышащий сыростью и грибками воздух. Луч фонарика обнаруживал грязь и повреждения всюду, на чем бы ни останавливался. Потолок местами поблек, а кое-где его даже покоробило. Видно, в крыше образовалась нехилая течь. Штукатурка частично отпала, открыв узкие дощечки дранки. На полу валялся полуразложившийся труп крысы с пустыми глазницами на ухмыляющейся острыми зубками морде, пустые коробочки из-под гамбургеров, алюминиевые банки из-под прохладительных напитков, обертки от конфет… Должно быть, все это набросали рабочие, пока демонтировали то, что еще можно использовать в другом месте. Однако разрушения и строительный мусор не были главными причинами, почему этот дом стал настолько чужим ей. За холодом, пронизывающим воздух, и непоправимостью разгрома лежала пронзающая все естество дома пустота, которая не имела никакого отношения к недостатку в нем мебели или демонтажу центрального отопления. Дело заключалось в отсутствии людей.

Ко времени, когда Биби добралась до своей спальни, она окончательно убедилась в том, что дом не место в пространстве, а место в сердце. В этом непростом мире все тленно, за исключением того, что находится у тебя в сердце и разуме. Любой дом рано или поздно перестает быть таковым, но не вследствие его разрушения. Пока остался в живых хотя бы один человек, помнящий и любящий его, он тоже никуда не девается. Дом – это рассказ о том, что где-то произошло, а не о самом этом месте.

В пустой теперь спальне штукатурка пошла пятнами, потрескалась, а кое-где и осыпалась. Прежде поблескивавший лаком деревянный пол потускнел, покоробился, покрылся щербинками и трещинками. Здесь было еще холоднее, чем внизу. С помощью одинокой кисти фонарика она не могла нарисовать в своем воображении, какой прежде была эта комната. Вся радость от прочитанных ею книжек, все великолепие далеких рок-н-ролльных радиостанций, которые она слушала по ночам, удивляясь разнообразию местных культур, выражаемых в оригинальности стиля диджеев, не помогли воскресить в ее памяти то ощущение цельности и гармонии, что она здесь испытывала. Вместо рая детства Биби видела перед собой мрачное, безрадостное место, где она начинала терять частичку самой себя, где страх заставил ее забыть кое-что теперь очень для нее важное.

Она пришла сюда в надежде, будто вид этой комнаты поможет ей выпустить на свободу воспоминания о том, что же на самом деле произошло здесь семнадцать лет назад. Что же такое испугало ее, когда ползло по полу в слабом свете, испускаемом ночничком с Микки-Маусом, а потом забралось к ней в кровать под одеяло?

Воспоминание, однако, было связано с другим – разговором между ней и Капитаном. Они сидели на кухне через день или два после той беседы с глазу на глаз на балкончике, возвышающемся над внутренним двориком. Мэрфи и Нэнси отправились тем вечером на концерт. Капитан приготовил для себя и Биби свои любимые хот-доги с сыром и перцем чили, а еще разогрел в микроволновой печи картошку фри, купленную в специальном отделе супермаркета, известном только проходящим действительную военную службу или уволенным в запас бойцам корпуса морской пехоты. Они поужинали, сидя за кухонным столом, и ждали, когда освободится немного места в их животах для «Эскимосского пирога». В этот момент Капитан завел речь о забывании:

– Меня этому трюку с забыванием научил один цыган в Украине, когда она уже не была частью Советского Союза, – промолвил Капитан. – Возможно, я ошибаюсь и меня научил этому столетний шаман во Вьетнаме. Я точно не помню, кто и где меня этому обучил, но трюк хороший. С его помощью я забыл много разных ужасов, которые повидал на своем веку и с которыми мне трудно было жить.

– Какие ужасы?

– На войне разное можно увидеть. Если все время вспоминаешь о таком, эти воспоминания постепенно убивают тебя.

– Расскажи.

– Если бы я сам не воспользовался этим трюком и помнил эти ужасы, то все равно ничего тебе не рассказал бы.

– Но я же рассказала о том, что случилось со мной, показала, как это произошло и вообще …

– Лучше бы ты этого не делала, девочка.

Съев хот-доги при свете шести свечей, горевших в небольших подсвечниках из красного стекла, они сидели теперь в теплом мерцании огоньков. Капитан потягивал свою вторую за вечер порцию пива, а Биби притворялась, будто кока-кола с долькой лайма – взрослый напиток, от которого случается похмелье.