Гектор Тобар - 33. В плену темноты

– Она встретит его, как полагается… Что ж, я рада за него.

В утро освобождения Йонни Сюзана закончила жарить рыбу на кухне, переоделась в чистое платье и в сопровождении полицейского эскорта прибыла на рудник.

Сюзана смотрела, как изрядно похудевший Йонни шагнул на землю из спасательной капсулы. Он как раз снимал с себя ремни безопасности, стоя к ней спиной, когда она негромко окликнула его:

– Привет, Тарзан.

Самуэль «Си-Ди» Авалос вышел из шахты двадцать вторым. За ним последовал Карлос Бугеньо. Потом подошла очередь Хосе Энрикеса, Пастора, которого приветствовала его жена, Бланка Эттиз Берриос, с которой он прожил в браке тридцать три года. День клонился к вечеру, и повсюду легли длинные тени, когда наверх выбрался брат Флоренсио – Ренан Авалос, а следом за ним появился и Клаудио Акунья, вышедший из капсулы под громкий плач своей новорожденной дочери. Вслед за ним на твердую землю ступил Франклин Лобос, бывший футболист, и обнял свою двадцатипятилетнюю дочь, слезы которой помогли привлечь к спасательной операции федеральное правительство. Она протянула ему мяч, на котором поставили подписи все члены семьи, и Франклин несколько мгновений жонглировал им. На площадку опустилась ночь, когда из жерла скважины появились последние шахтеры: Ричард Вильярроэль, решивший, что не позволит своему сыну вырасти безотцовщиной, как он сам; Хуан Карлос Агилар, старший бригады механиков; Рауль Бустос, человек из Талькахуано, и Педро Кортес, который отметил, как сладок и свеж воздух на площадке. Тридцать вторым по счету из рудника вышел Ариель Тикона, которому предстояло подождать немного, прежде чем увидеть свою новорожденную дочь. Последним из всего состава смены А вышел Луис Урсуа. Пятого августа именно он спустился в самые глубины обрушившегося рудника, дабы убедиться, что все его люди целы и невредимы, и сегодня он не стал нарушать раз и навсегда заведенный ритуал: он покинул рудник только после того, как снаружи оказались все его рабочие. Его появление наверху сопровождалось воем сирен и ревом клаксонов, эхо которых еще долго гуляло по окрестностям. Луиса обнял сначала сын, а потом президент, и шахтер заговорил с Пиньерой негромким, утомленным голосом, который силились уловить расставленные поблизости микрофоны.

– В качестве jefe я передаю вахту вам, – сообщил он президенту.

– Как и полагается настоящему jefe , – согласно кивнул тот.

На этом публичное действо, посвященное освобождению тридцати трех человек смены А рудника «Сан-Хосе» из подземной неволи, завершилось.

Внизу, на шахте, еще оставался спасатель Мануэль Гонсалес. Когда к нему опустилась капсула «Феникс», чтобы забрать его, он повернулся к видеокамере, которая по-прежнему фиксировала все происходящее, и отвесил ей поклон. Гонсалес вошел в аппарат и поехал наверх, где его встретил президент Пиньера. Президент же помог накрыть стальным люком ствол шахты «плана Б» и произнес речь, в которой воздал должное мужеству шахтеров и спасателей.

– Сегодня Чили – совсем не та страна, что была шестьдесят девять дней назад, – сказал он. – И шахтеры – совсем не те люди, что угодили в подземную ловушку пятого августа. Они вышли оттуда сильнее, чем были, преподав нам всем урок… Сегодня Чили объединилась и стала сильнее, чем прежде. – В тот момент президент Пиньера достиг пика своей популярности, повторить который ему было уже не суждено.

В лагере «Эсперанса» начались сборы: несколько тысяч журналистов, спасателей и родственников шахтеров готовились к отъезду. Как по мановению волшебной палочки, одна за другой исчезли палатки, школа, кухни и даже флаги. Рудник начал обретать прежний вид пустынной археологической площадки, пока Мария «Мэр» Сеговия вместе с остальными родственниками шахтера Дарио Сеговии проверяли, не забыли ли они чего, и наводили после себя порядок. «Мы уехали оттуда последними, когда там уже никого не оставалось», – сказала Мария. Если не считать, разумеется, нескольких полицейских, которым предстояло охранять опустевшую собственность. В четыре часа пополудни на семьдесят четвертый день «…мы свернули лагерь». Дарио же поначалу угодил в больницу в Копьяпо, а потом никак не мог оторваться от семьи, и Мария решила, что предоставит ему время разобраться с собственной жизнью, а сама села на автобус в Антофагасту, даже не повидавшись с братом, освободить которого старалась на протяжении целых десяти недель: «Я была счастлива, уезжая из лагеря, потому что мы победили, мы выиграли его жизнь, но мне было и грустно оттого, что я не повидалась с ним. Это грызло меня изнутри, отравляя радость». В последующие недели Мария вновь начала продавать пирожки и пирожные на пляже, развозя их на тележке под палящим солнцем, а дома смотрела по телевизору, как Дарио превратился в настоящего «магната», путешествуя по миру и принимая почести. Они разговаривали по телефону, но прошел целый год, а брат с сестрой так и не увиделись друг с другом. Но однажды Мария все-таки получила от него письмо. Оно начиналось словами: «…я горжусь вами, мадам мэр».

Шестнадцатого октября Хуан Ильянес привел шестерых своих товарищей-шахтеров в здание Департамента социальной защиты Чили для их первой официальной пресс-конференции. Мужчины сидели перед целой кучей микрофонов. Их кожа была все еще болезненно-серого цвета после десяти недель, проведенных под землей. Тридцать два шахтера уже выписались из больницы – только Виктор Замора, страдающий от гниения зубов, оставался под наблюдением врачей, – и банды репортеров уже объявились у них дома. Марио Сепульведу увезли из больницы тайком, с полотенцем на голове, чтобы избежать встречи с толпой журналистов, желающих с ним пообщаться. И вот Ильянес попросил прессу уважать их личную свободу. «Дайте нам возможность привыкнуть ко всему этому», – сказал он и попросил журналистов «не разрушать образ» шахтеров как единой группы, и особенно пожалеть таких людей, как Йонни Барриос, который стал персонажем многочисленных низкопробных рассказов, высмеивающих его любовные похождения. «Примите во внимание его эмоциональное состояние», – говорил он. В Латинской Америке, как нигде в мире, пресса любит вначале создавать героев, а затем уничтожать их, особенно если они не идут навстречу индустрии шоу-бизнеса, и Ильянес чувствовал, что очень скоро нечто подобное может произойти и с ним. Он ответил на несколько неожиданно скептических вопросов по поводу того, как люди вообще соглашаются работать на такой опасной шахте: «Мне были нужны деньги», – сказал Хуан. Но он отказался говорить о том, как шахтеры выживали первые семнадцать дней, до того, как им удалось установить контакт с внешним миром. Шахтеры подписали договор, согласно которому они пока не будут рассказывать об этих семнадцати днях, но поделятся этим для будущей книги и фильма. Журналисты, присутствующие на пресс-конференции, и те, что толпились у дверей их домов, – все они жаждали услышать страшные и скандальные истории, которые, как они думали, непременно должны скрывать эти бледные люди. Вы дрались между собой? Вы хоть раз думали о сексе? Вам являлся Бог? Вы задумывались о каннибализме? Чилийские журналисты даже начали намекать на то, что герои шахты «Сан-Хосе» – не такие уж и герои. Ясно, что они перессорились между собой, и некоторые газеты уже сообщили, что спасатели якобы слышали, как шахтеры кричали: «Наконец-то мы от него избавились!», когда Марио Сепульведу поднимали в капсуле наверх.