Бернгард Келлерман - Город Анатоль

Но Попеску об этом и думать не хотел.

— Тогда мне придется проводить вас до дверей, — так же вежливо сказал Ники и подошел к Попеску.

Попеску, дрожа от гнева, сжал кулаки.

— Не смейте прикасаться ко мне! — шипел он, брызгая слюной. — Я румынский офицер!

— Мы очень хорошо знаем, как выглядят румынские офицеры! — с прежней вежливостью ответил Ники.

Но вслед за этим он схватил маленького кругленького интенданта из Бухареста, потащил его к выходу, дал ему хорошего пинка, и Попеску очутился на улице. Больше он не появлялся.

Ах, как смеялась Франциска! Как зло она могла смеяться! А ведь когда-то она не на шутку была влюблена в этого человека...

Но всё же Франциска вовсе не была такой уже бессердечной. Это показала история с Лизой, которая разыгралась немного спустя после истории с Попеску. Расставшись с Франциской, Лиза — это была та самая Лиза Еллинек, которая сыграла такую важную роль в процессе Маниу и год просидела в тюрьме, — попала в один из домов Барбары и с тех пор работала там. Теперь она тяжело заболела, — у нее нашли туберкулез, и одна из девушек написала об этом Франциске. Лиза была слишком горда, чтобы написать самой. Что же сделала Франциска? Не колеблясь ни секунды, она села в свою коляску на резиновых шинах и поехала в цыганский квартал к Барбаре, на ту улицу, где находились все дома терпимости. О, это ее нисколько не смущало! Барбара жила в доме номер девятнадцать. Франциску ввели в гостиную. Это была та самая гостиная, в которой собирались девушки, как только Барбара закричит: «Девицы!» Здесь пахло табачным дымом, дешевыми духами, пудрой, человеческом телом. Франциска почувствовала волнение. Она сейчас находится в самом настоящем публичном доме!

Враскачку вошла Барбара, эта гора мяса, — на руках сверкающие драгоценные камни, лицо густо размалевано румянами. Франциска поздоровалась с ней и протянула ей руку. Она инстинктивно почувствовала, как тут надо действовать. Ей надо завоевать сердце этой женщины, иначе ничего не добьешься. Барбара согласилась, чтобы Франциска взяла с собой Лизу: эта девушка больше не годится для работы. Правда, за ней числится долг, восемьсот крон — за платье, белье, духи, шоколад и всякие мелочи, — девицы покупают всё это у Барбары. Франциска заплатила, не торгуясь.

Никакого сопротивления не было. Лизу усадили в коляску, а дома повели в ванну. Франциска ухаживала за ней, и через несколько недель здоровье Лизы значительно улучшилось. Впрочем, Франциска была не вполне бескорыстна. Она принялась расспрашивать Лизу, сидя у ее постели: «Мне ты можешь всё рассказать. Я такая же женщина, как ты, и не лицемерка, как здешние дамы. Ты сама хорошо это знаешь!»

— По субботам и воскресеньям нам здорово доставалось! — сказала Лиза.

— Ну, сколько мужчин за ночь? Да говори же!

Франциска громко рассмеялась. Да, трудно себе представить! Тут не мудрено получить кровохарканье!

Она отослала Лизу в санаторий. О нет, Франциска не забыла, что Лиза в свое время поддержала ее отца!

— Когда ты поправишься и вернешься сюда, мы выдадим тебя замуж за красивого парня. Чтобы ты наконец угомонилась!

Дамы Ипсиланти путешествовали по Италии, намереваясь задержаться подольше в Таормине. Но в эту зиму в Сицилии было страшно холодно, даже снег выпал, и баронесса решила опять запаковать чемоданы и двинуться в Египет. Она была счастлива, что выберется наконец из этой Европы. Африка! Пустыня! Пирамиды! Верблюды! Как она радовалась, что увидит наконец хоть уголок этого прекрасного мира. Ее страсть к путешествиям была ненасытна. Янко получал теперь письма из Александрии и Каира. Последнее письмо Сони пришло из Ассуан. Они хотят отправиться дальше к югу, до Хартума, а затем вернуться в Каир. На рождество они ездили к пирамидам и снялись там, сидя на верблюдах.

Янко не мог сдержать улыбки. Баронесса все молодеет. В беленьком платьице она выглядит такой свежей и резвой, точно ей двадцать лет. Соня кажется гораздо старше матери. Она похудела, у нее утомленное, скучающее выражение лица. Она пыталась улыбнуться, но улыбка в последнюю секунду застыла на ее губах. Она смертельно устала от этих вечных переездов, пишет она в каждом письме. Ах, эти седовласые американские дамы в пенсне, все на одно лицо, и совершенно одинаковые хорошенькие молодые девушки, ласково прижимающие висок к щеке танцора, одинаковые загорелые теннисисты с пустыми гладкими лицами, всю свою жизнь не знавшие никаких забот. У английских и американских туристов вошло теперь в моду таскать с собой граммофоны, и во всех отелях слышатся одни и те же душещипательные love songs Ссылка19, которые распевают одни и те же шепчущие баритоны и пошлые негритянские хоры. С ума сойти можно! Но если она устала, почему она не возвращается? Тут снова вмешивается Жак со своим старым советом: просто не посылать больше денег. Жака, конечно, здесь нет, очень жаль. Он в Мексике. Но, несмотря на это, Янко видит, как Жак сидит в кресле, обхватив руками колено, и Янко беседует с ним. По вечерам, когда Янко остается один в своей комнате, он частенько ведет такие разговоры с Жаком. Да, Янко не нравится застывшая улыбка Сони. Но он не хочет показаться нетерпеливым. Соня обещала ему вернуться к первому апреля. А Соня никогда не нарушает своего слова, ты знаешь это, Жак! Янко не отрицает, что это вечное ожидание мучительно, он весь извелся... Но ведь оно не будет длиться вечно. «Ну, тогда возьми и слетай туда, — нетерпеливо говорит Жак. — Закажи себе по телеграфу билет, возьми саквояж и отправляйся! Ты летишь все на юг, потом через море, вот Александрия, вот Каир, все дальше, дальше, а вот и Ассуан, — стоп, приехали! Представь себе, какое удивленное лицо будет у Сони!» Янко отчетливо слышит голос Жака и его тихий довольный смешок.

Нет, он не может лететь туда. Как раз в эти дни не может. Он сделал Соне одно очень важное предложение, и она должна спокойно и не спеша обдумать его, для этого ей нужно время. За неделю до первого апреля он встретится с ней в Вене, он предложил ей обвенчаться там. Он рассказывает об этом Жаку, хотя тот и улыбается немного насмешливо.

Он рассказывает Жаку все. С кем же ему еще поделиться? Жак должен прочесть и последнее письмо Сони с ее рисунками. Соня просила Янко, чтобы он позволил ей самой обставить свои комнаты после приезда. Она день и ночь фантазирует и строит планы, и это помогает ей коротать бесконечные вечера, когда в холле гремит джаз-банд. Ей хотелось бы иметь свою библиотеку из лучших произведений мировой литературы, — пусть даже очень небольшую! Она уже сейчас так радуется этой библиотеке. Но самая заветная ее мечта — это музыкальная комната. Рояль, фисгармония и, если можно, Янко, маленький орган! Она была бы счастлива! Ее дом должен стать музыкальным центром города. Она прислала эскизы для музыкальной комнаты и спрашивала мнение Янко. На одном эскизе потолок был в виде глубокого свода, он должен быть темно-синий, как ночное летнее небо. На других набросках были египетские мотивы. Как просто и ясно пишет Соня!