Алексей Слаповский - Оно

— Ну и что?

— И сказал, что казашка свалилась и заснула.

— Ну, заснула.

— А блондинка-то не заснула?

— Тоже заснула.

— Сразу же?

— Ну, не сразу, ну и что?

— Ага. И вы сидели и молчали?

— Да нет, говорили о чем-то.

— В этом и дело. Про то, как с казашкой общались, ты мне целый вечер рассказываешь, а про блондинку молчишь. Значит, есть о чем молчать.

Сашка удивился:

— Не понял, тебе-то что? Я понимаю, я мог бы ревновать, а ты-то ничего не чувствуешь!

— Смотря в каком смысле! В человеческом обычном смысле я могу что-то чувствовать?

— В человеческом смысле тебе должно быть все равно, с блондинкой я общался или с блондином. Или не все равно?

Саша заглядывал мне в глаза с надеждой. Будто хотел разглядеть: вдруг во мне что-то такое прорезалось? Ему бы это было интересней.

Но ничего не прорезалось.

— Все равно, — сказала я. — Просто я болею, вот и капризничаю. Извини. Страшно рада тебя видеть.

Ничего не прорезалось. Но он был прав: если бы с блондином, я бы так не обиделась. Почему? Может, во мне все-таки есть остаточный инстинкт — женский, получается?

Ну — и что в этом хорошего?

Вот он уже спит, выпив с устатку бутылку водки, а я сижу на кухне и пишу. И понимаю, что, как только поднимает в человеке голову пол, т. е. sex, так начинаются мучения. Сидит дура-баба, когда муж в командировке, и мучается, и фантазирует, и представляет, с кем он там, как он там...

А может, это просто чувство собственности? Ну, как — к собаке? Моя собака, поэтому неприятно, когда она ластится к кому-то еще.

Точно.

Можно на этом успокоиться.

Заодно открытие: можно жить без полового влечения, без смысла жизни (ну, в философском смысле, вообще-то какой-то смысл всегда найдется), без всякого удовольствия и без чувства долга, а держаться на одном чувстве собственности.

А еще стихи пишу — вот сейчас написала тут же. Гораздо хуже, чем раньше. Без аллитераций и фокусов. От души, как говорится. Смешно.

31.12.92.

Сегодня я человек праздника.

Новый год. Мы с Сашей вдвоем, нам хорошо. Слушаем музыку, смотрим телевизор. Разговариваем. Мечтаем.

Я читала ему свои стихи, а он спел мне новую песню. Голос его все больше похож на настоящий мужской.

Я умилилась, хотя и добродушно посмеялась насчет скорлупы с птичьего лица. Саша обиделся. Потом признал, что излишняя искренность часто получается глуповатой [30] ...

07.01.93.

Все отдыхали эти дни, мы работали.

А вчера вечером решили отдохнуть — так, как Саше нравится. То есть я одеваюсь женщиной, он мужчиной и едем в ресторан «Север». Для приличных людей это край и глушь, наших клиентов тут не бывает, узнать некому.

Саша танцевал со мной.

А потом его пригласила тетка. Белый танец, видите ли. Она же его и заказала, как я поняла.

Тетке лет сорок. Может и меньше, выглядит неплохо. Хорошая фигура, все вообще ничего. Особенно формы. Грудь — четвертый номер, не меньше. В общем, 140 на 100 на 140. Мечта вахтового нефтяника [31] , отдыхающего после напряженного труда. Такой подсел ко мне, когда Саша танцевал с мечтой. Рассказал о напряженном труде, за который он получает зато бешеные башли. Может напоить всех в этом ресторане. Я слегка с ним заигрывала, но потом отшила. Саша все равно начал предъявлять претензии. Я в свою очередь указала на мечту. Он сказал, что та сама его пригласила. Я ответила, что вахтовик тоже сам ко мне подсел.

— Могла бы сказать: занято!

— А ты мог бы сказать: не танцую!

— Слушай, не указывай мне. Я буду у тебя разрешения спрашивать? Я мужик, в конце концов!

— Какой ты мужик?! Не смеши!

— Я хотя бы в будущем мужик! А ты вообще — никто!

Наверно, я просто была пьяной. И ударила его. И он ушел. Он подошел к тетке, они о чем-то поговорили — и ушли.

Ночь. Его нет. Я с ума сойду.

Два часа. Его нет.

Пятый час. Ложусь спать. Пусть он хоть сдохнет.

...

08.01.94.

Сегодня мне хорошо.

Пришел часов в десять. Просил прощения. Удивлялся, зачем он пошел с этой дурой? Главное, что он мог с ней сделать?

Мне все равно, мог он с ней сделать или не мог. Мне просто надо, чтобы он был дома, вот что я поняла. Дома и рядом, и все.

Нет, это не чувство собственности.

Это всего-навсего привычка.

...

13.07.96.

Саша в больнице, его избили до полусмерти.

Много чего было за это время.

Приватизировали квартиру, потом купили другую, в центре.

Открыли магазин. Специализация — детские вещи. Для самых маленьких. Потом оборудовали цех для пошива, наняли девушек, купили две грузовых машины и подержанную «ауди» для себя.

Он больше занимался организацией, я финансами. Хотели купить еще одно помещение, он этим занимался.

Все классически: встретили у подъезда, спросили закурить и избили.

16.07.96.

Боже, какое счастье, ему лучше.

17.07.96.

Опять хуже.

28.07.96.

Все нормально. Три операции позади, одна под наркозом. Трепанация черепа, не шутки.

02.08.96.

Все отлично.

22.08.96.

У меня праздник: Саша дома.

Обсуждаем, как будем жить дальше. Он очень изменился — похудел. Волосы отросли. Опять стал похож на женщину.

В больнице три человека знают (пришлось на это пойти), что он женщина. Им всем хорошо заплачено. Но в любой момент могут начать шантажировать. Не перебраться ли в Москву?

...

06.02.97.

Мы в Москве. Двухкомнатная квартира на Стромынке.

Писать некогда, как и что, слишком много дел.

...

24.09.97.

Это шок.

Началось давно — после больницы, после операции. Что там делал хирург (который узнал тайну Саши), неизвестно. Но Саша начал меняться. Во многом. В отношении ко мне. И вообще.

И вот наконец вчера (то есть сегодня, но днем — пишу ночью) сказал, что он теперь не хочет быть мужчиной. После больницы он постепенно возвращался к своей женской сути (к своему естеству, так он сказал), и окончательно вернулся. Он стал опять женщиной. То есть стала. Обратила внимание на то, что поглядывает на мужчин.