Алексей Слаповский - Они

— Минутку! А кто первый предложил в Кизляре заправиться?

— В Кизляре я взял две штуки и собирался спать! А ты за полчаса выжрал всё и в Кочубее опять побежал.

— Я выжрал? Я один выжрал? Хорошо, в Кочубее я бегал. Но потом кто тебе спать мешал? В Астрахани в шесть часов кто опять побежал за водкой? — уличал Леша Мит Митрича.

— Опять же, — упрямо опровергал Мит Митрич, — я сбегал за одной, чтобы поправиться. И предлагал успокоиться на этом. А ты уже на Харабалинской не выдержал. Я-то спал там, между прочим, ты у меня даже не спросил!

— Ну и спал бы до Москвы! Ты же в Эльтоне очнулся и чуть не выл!

— Мне плохо было!

Килил посматривал, посматривал на багажное отделение сбоку и сверху, которое было пустым. Таким оно уютным и укромным казалось, так туда хотелось!

— Дяденьки, — сказал он. — А можно я туда залезу и посплю?

— Валяй, — тут же разрешил Леша. — Там и одеяла есть, нам не надо: жарко.

Килил залез и прекрасно устроился на одеялах. Он, задремал, слыша, как Мит Митрич и Леша перечисляют:

— А Палласовке...

— А в Урбахе...

— А в Саратове...

— Кто в Саратове?

— Ты в Саратове!

— Да я и не видел, как мы его проехали! Я ни от чего не отказываюсь, но лишнего мне не надо!

Килил спал долго и проснулся, когда поезд стоял, а проводница и проводник в четыре руки расталкивали вмертвую спящих пассажиров.

— Вставайте, граждане! Полчаса уже стоим! А вонища-то, господи... Милицию, что ли, звать? — спросила проводница. — Состав сейчас в депо уведут.

— Зови! — со злостью сказал проводник. — Я тоже могу выпить, но чтобы так...

Проводница ушла, а потом вышел и проводник. Килил соскользнул сверху, выглянул в коридор. Никого. Быстро обшарил пиджаки мужчин, висевшие на вешалках у двери. Ничего особенного. Нагнулся, увидел внизу портфель, открыл, в нем бумажник. Взял денег — немного, чтобы не заподозрили, бумажник сунул обратно. Быстро пошел к выходу. Появился из служебного купе проводник.

— Ты чего тут?

— Мать встречал, а ее уже нет, опоздал, наверно.

— Еще б не опоздал, нет никого. А кто есть, — усмехнулся проводник, — на твою мать не похожи.

Тимур Ахмеджанович молчал, напоминать ему было нехорошо: не так много времени прошло, а Геран куда-то исчез, поэтому Самир, чтобы не терять времени, решил наведаться к нему домой, взяв с собой самого младшего брата Насифа, ему только восемнадцать. Дверь им открыл тоже молодой юноша, еще младше Насифа.

— Геран дома? — спросил Самир.

— Здороваться надо! — ответил юноша и закрыл дверь.

Самир хмыкнул. Его обидели несправедливо. Между прочим, он всегда очень вежливый человек, он всегда первый здоровается со старшими, с уважаемыми людьми и с теми, кого считает равными себе (а также когда это нужно для дела). Но надо же понимать, что ты совсем еще зеленый, ты почти ребенок, это даже неприлично — с тобой первым здороваться. Ты сам должен поздороваться. Обидел. Даже, можно сказать, оскорбил в присутствии младшего брата. И Самир позвонил опять в дверь. Юноша не побоялся, открыл:

— Чего звоните? Нет его!

— А где он?

— Не знаю!

— Ты почему так говоришь? — не выдержал Насиф, которому неприятно было, что ровесник грубит его взрослому брату, с которым даже он, хоть и брат, не может позволить себе такой тон.

Гоша же помнил свою постоянную сверхзадачу: при любых обстоятельствах, пусть даже самых мелких, защищать собственное достоинство. И это теперь была уже не просто его личная задача, а долг будущего члена партии, ПИР. Словно сам Супер-драйвер в этот момент наблюдал за ним и ждал, как он себя поведет. Поэтому Гоша не собирался уступать:

— Как хочу, так и говорю, я дома! А вас не звали, и нечего тут! — не очень складно, но решительно сказал он, собираясь закрыть дверь. Но Насиф уже стоял на пороге, волнуясь, в нем, как и в Самире, как и в других членах их семьи, было сильно чувство справедливости:

— Мы тебе что сделали? — задал он резонный вопрос. Самир молчал, предоставив младшему брату возможность потренироваться в самом трудном деле жизни — общении.

Вместо того чтобы ответить на вопрос, юноша поступил, с точки зрения и Самира, и Насифа, просто хамски:

— Ну, ты! — крикнул он. — Пошел отсюда!

И хотел вытолкнуть Насифа, чтобы захлопнуть дверь. Но Насиф сильный и гибкий парень. И он не позволит себя оттолкнуть. Поэтому он устремился вперед и оказался в прихожей.

Самир сделал шаг за ним.

Гоше стало страшно, но он не имел права этого показать.

— Ты послушай, — сказал Самир. — Мы хотим только узнать, где Геран, ты чего волнуешься?

— Я не волнуюсь, а говорить вам не обязан! — закричал Гоша, которому казалось, что если он теперь скажет, где Геран, то это будет означать, что он струсил. — Я кому говорю, пошли отсюда!

— Ты псих? — спросил Насиф. — Голова больная совсем у тебя?

— Считаю до трех! — закричал Гоша, понимая, что крикнул глупость, но отступать было поздно.

— Считай, — усмехнулся Самир, его стал забавлять этот мальчишка.

— Раз! Два! Три!

Счет закончен, что-то надо делать. И Гоша ударил Насифа рукой в грудь. В лицо не смог — не потому, что побоялся, а просто никогда не бил людей в лицо, не умел этого (а если сказать высоким слогом, лицо человека для него было неприкосновенной зоной — на нем отражаются мысли, это говорящая, разумная часть тела). Реакция Насифа была мгновенной. В отличие от Гоши, он не домашний мальчик, ему приходилось уже бывать в переделках. Когда тебя бьют, отвечай в три раза сильнее, это железное правило. И Насиф ответил сильным и метким ударом в челюсть. Гоша упал.

— Правильно, — сказал Самир. — Руки распускает, сопляк.

Странный юноша повел себя совсем глупо. Он вскочил, схватил торшер без абажура, с одной лампочкой, и ударил им по рукам Насифа, которые тот выставил. Пришлось Насифу еще раз ответить ему справа и слева. А потом ногой пару раз пнул его, уже лежащего. Гоша остался лежать на полу, обхватив руками голову.

Самир увидел, что кроме Гоши в доме никого нет. Большой соблазн пошарить, поискать деньги. Но он не грабитель, не разбойник. Да и какой будет пример брату?

И он сказал Насифу:

— Ладно, пошли. Ты не очень его?

Насиф, присев на корточки, потрогал Гошу за плечо.

— Эй, ты живой? Ты почему такой псих? Мы что тебе сделали? Теперь видишь, тебе же хуже. А ты веди себя, как нормальный, понял?

Они ушли.

У Самира были смешанные чувства. С одной стороны, Геран теперь обидится из-за пасынка (не поверит, что тот первый начал задираться), с другой, ему было приятно, что младший брат повел себя как мужчина и сумел правильно среагировать. Быстрая реакция — главное для мужчины. А еще Самиру было жалко этого непонятного юношу. Впрочем, непонятного в той в мере, в какой непонятны все русские. С ними потому и трудно: иногда совсем не можешь догадаться, что они сейчас сделают, по какой причине и зачем.