Франсуаза Саган - Сиреневое платье Валентины

В а л е н т и н а. да. Представляешь себе… Две недели на Лазурном берегу слушать кашель и кутать его в одеяла… Мне стало дурно.

Ж а н Л у. Почему ты не вернулась домой?

В а л е н т и н а. Ну, ты знаешь… я тебе уже сказала, что уезжаю, опять тебя огорчила, и подумала, что будет ужасно, если твое огорчение пропадет впустую.

Пауза. Жан Лу смотрит на нее.

Ж а н Л у. Да, это было бы ужасно.

В а л е н т и н а. Вот. И тогда я вдруг вспомнила о Мари, моей кузине.

Уже восемь лет я собираюсь поехать к ней в Рошфор. Я ей позвонила. Я подумала: деревня, осень, детство… все такое…

Ж а н Л у. А что ты делаешь на улице Бак?

В а л е н т и н а. Так вот, муж лишил ее наследства или еще не знаю чего… из-за другой женщины. Мы поселились в отеле «Акрополь», ты слышал о таком?

Ж а н Л у. Нет.

В а л е н т и н а. Вообще, там очаровательно, но, ты прав, не в твоем вкусе. Словом, она все-таки добилась наследства, и мы втроем переехали сюда.

Ж а н Л у. С Тони?

В а л е н т и н а. Нет, с Сержем, ее сыном. Ты его однажды видел, ребенком, он был совсем маленький. Не помнишь?

Ж а н Л у. Я видел много детей, и все они были маленькие.

В а л е н т и н а (смеясь). Глупый… Так, значит, тебе дали адрес в цветочном магазине… Мой Жан Лу, ты не очень скучал один?

Ж а н Л у. Я работал. Как всегда. И тосковал по тебе. Как всегда. Мы же договорились раз и навсегда, Валентина. Ты уезжаешь, с этим ничего не поделаешь, но ты должна о себе сообщать. Я очень волновался.

В а л е в т и н а. Волновался… Со мной никогда ничего не случается.

Оракул!.. Оракул!..

Ж а н Л у. Что с тобой?

В а л е н т и н а. Это мажордом.

Входит О р а к у л.

Что тебе предложить? Как всегда, мятную воду? Оракул, принесите, пожалуйста, мятной воды, а для меня — бокал шампанского.

О р а к у л выходит.

Он бонапартист. Правда, смешно?

Ж а в Л у. Да. Когда ты вернешься?

В а л е н т и н а. Понимаешь, мне сначала нужно подготовить Мари. Она была так добра, ты себе не представляешь. Мне так стыдно, когда я думаю…

(Спохватывается.)

Ж а н Л у. Что тебе стыдно?

В а л е н т и н а. Я ее обманула, ужасно обманула. Ты знаешь, Мари по сути своей высокоморальное существо. Мы же воспитывались вместе, и вообще.

Ж а н Л у. Так в чем дело?

В а л е н т и н а. Я поменяла роли. Я сказала ей, что не на меня, а на тебя находит блажь. И что я незаметно удаляюсь каждый раз, чтобы тебя не стеснять. Что, впрочем, я нахожу очень элегантным. То есть, я имею в виду, в теории…

Ж а н Л у. Браво! Если я правильно понял, Мари считает меня негодяем, выгоняющим жену из дому, чтобы спокойно принимать любовниц. Браво! Это верх!

В а л е н т и н а (испуганно). Но это же интересно — выступить в другой роли.

Ж а н Л у. В роли мерзавца вместо кретина. Значит, для Мари, насколько я понимаю, Поли, Мишели, Жаны, Пьеры и прочие это Полины, Мишлины, Жанетты и так далее. И подбирал их я. Валентина, твое воображение не имеет границ.

В а л е н т и н а. Умоляю тебя. Мне и так неловко. Представь, когда я ей это все рассказывала, сразу по приезде, мне было так стыдно, что я даже заплакала. В «Акрополе».

Ж а н Л у. В твоем рассказе это было очень кстати.

В а л е н т и н а. При всем том, я думаю, если бы она даже знала правду, она все равно оставила бы меня у себя. Гостеприимство она понимает абсолютно, как испанцы.

Ж а н Л у. Это очень ценно, когда кто-нибудь относится к чему-нибудь по-испански. Валентина, если бы это была не ты, Валентина, если бы я не дорожил тобой больше собствен ной жизни, больше моей репутации, больше собственного мнения о себе…

Она подходит к нему и обнимает его за шею.

В а л е н т и н а. У нас такая любовь, Жан Лу. Зачем огорчать друг друга?

Ж а н Л у. Не будем снова говорить об одном и том же. Я устал, Валентина. В доме без тебя смертельная тоска. Нет больше цветов, музыки, глупостей, я умираю со скуки. Я…

Входит М а р и и вздрагивает от неожиданности.

М а р и (высокомерно). Жан Лу, вы? Как поживаете?

Ж а н Л у. Спасибо, Мари, ничего. Сколько лет…

М а р и. Действительно. Заехали навестить Валентину?

Ж а н Л у. Э… да… Я хотел…

М а р и. Извините меня, я сейчас. Поправлю прическу, на улице ветер срывает крыши. (Выходит.)

Валентина делает Жан Лу отчаянные жесты, от которых он начинает хохотать.

Ж а н Л у. Не волнуйся, твоя добродетельная семейная репутация не пострадает. Но на меня она, кажется, смотрит косо.

В а л е н т и н а. Уверяю тебя, она тебя простит. Ты ей очень нравился.

Это не страшно.

Входит М а р и.

М а р и. Оракул! Мой джин. Итак, дорогой Жан Лу, как идут дела?

Ж а н Л у. Прекрасно, благодарю вас.

М а р и. Мне всегда говорили, что кино — дело опасное, я имею в виду быть продюсером. Но, очевидно, чем-то это компенсируется.

Ж а н Л у. Компенсируется?

М а р и. Натурой. Дорогой Жан Лу, не будем морочить друг другу голову.

У Валентины куриные мозги, это факт.

В а л е н т и н а. Я…

М а р и. Ты, ты сейчас помолчи. Куриные мозги, но золотое сердце. С детства я привыкла ее защищать.

В а л е н т и н а. При этом наказывала.

М а р и. да замолчишь ли ты? И намерена защищать в дальнейшем, до меня дошли слухи о вашем своеобразном понимании семейных отношений, но, живя в Рошфоре, я ничего не могла предпринять. Месяц же назад бедная девочка прибежала ко мне в слезах…

В а л е н т и н а. В слезах, в слезах…

М а р и. Не строй из себя ничего. Цинизм сейчас не к месту. Ты рыдала передо мной. Мне даже пришлось выйти из комнаты, так как от слез меня с души воротит — в прямом или в переносном смысле, в зависимости от объекта.

Ж а н Л у. Можно мне попросить еще воды?

М а р и. Бесспорно. Оракул!

Ж а н Л у. Странное имя для мажордома — Оракул!

М а р и. Имен — не выбирают. Так на чем я остановилась? да! дорогой мсье, я не имею представления о ваших сексуальных запросах. Вероятней всего, они, как и у большинства, — среднего уровня, но умножены вашим воображением в соответствии с вашим мужским тщеславием, не— уверенностью в себе и стремлением пускать пыль в глаза, как принято в высшем свете.

Ж а н Л у. Вы слишком суровы.

В а л е н т и н а. Слова Мари не лишены смысла. Сколько мужчин ведут себя так, как если бы… а потом… пф! (Спохватывается.)

М а р и. Я не собираюсь читать вам нотаций. Мое мнение кратко — вы отвратительны. Ваше отношение к Валентине — недопустимо. На ее месте я бы давно развелась. до тех пор, пока она захочет здесь оставаться, мой дом — ее дом. Но если ее снова приманит мигающий, как маяк, непостоянный свет вашего очага и она захочет совершить очередную глупость — пусть возвращается! Я все сказала.

В а л е в т и н а (увлеченная ее порывом). В самом деле, от этой кочующей жизни можно сойти с ума!

Ж а в Л у. Валентина! Ты путаешь.