Франсуаза Саган - Сиреневое платье Валентины

С е р ж. Как? А твои письма? А моя мама? А в тот день, когда он за тобой приехал?

В а л е н т и н а. Я лгала. Позорно лгала. Мне было стыдно перед твоей мамой, и все. А потом я привыкла к новой роли.

С е р ж. Замолчи. (Идет через всю сцену, останавливается.)

В а л е н т и н а. Серж. С тобой у меня все по-другому.

С е р ж (глухо). Поймите, меня возмущает даже не то, что я тридцатый по счету…

В а л е н т и н а. Не преувеличивай. (Всхлипывает.)

С е р ж А то, что вы могли так поступать по отношению к другому человеку, к вашему мужу. Какую комедию он вынужден был здесь разыгрывать, а я обливал его презрением! Как дурак, стремился вас защищать, сделать вас счастливой! Но мне нечего было ломиться в открытую дверь. До статочно того, что я просто молод?

В а л е н т и н а. Серж, я тебе уже сказала, что с тобой все по-другому…

С е р ж. Возможно, за счет легкой примеси материнского чувства. Но еще раз спрашиваю вас, как могли вы так обращаться с мужем?

В а л е н т и н а. Он привык, нет, это не то, что я хочу сказать. Он ко мне очень привязан, он знает, что я — такая, какая есть.

С е р ж. Какая же вы есть? Нимфоманка?

В а л е н т и н а. Нимфоманка… Вы с ума сошли. Нет, я обожаю путешествовать, вот и все, а он никогда не может уехать из Парижа и, словом…

С е р ж. Словом… Это ваше любимое выражение?

В а л е н т и н а. Не между нами, Серж. Я так и знала, что они мне все испортят своим карканьем «правда», «правда»! Серж, забудь, вернемся в отель «Акрополь»; ты был такой забавный, такой нежный, такой злой. Ты на меня смотрел круглыми глазами, как сова, и не сводил с меня потрясенного взгляда.

Серж…

С е р ж. да, я был милым воспитанным молодым человеком. И я всегда им останусь. Очень рад, что я сумел вас раз— влечь, но, как милый воспитанный молодой человек, предлагаю вам вернуться домой.

В а л е н т и н а. Это твое последнее слово? Впрочем, глупый вопрос.

Никто же никогда не отвечает: «Нет, предпоследнее».

С е р ж. Это мое последнее слово, Валентина.

В а л е н т и н а. Ты знаешь, я очень несчастна. А ты?

С е р ж (кричит). Это уж мое личное дело! Что, нам теперь вместе плакать?

Валентина не отвечает.

(Кричит.) Сказать тебе, что у меня в жизни не было большего горя, большего разочарования, большего унижения?!

В а л е н т и н а. Не кричи. Я крика не выношу.

С е р ж. Ты еще не выносишь чужих чувств, забот, мыслей, Ты любишь цветы, балконы, переводные картинки и посте ли. Да? Угадал?

В а л е н т и н а (продолжал плакать). Да, угадал. Но и тебя тоже я люблю.

Пауза.

С е р ж. Простите меня, тетя Валентина, я не могу больше здесь оставаться.

В а л е н т и н а. Я тоже. Оракул, мое манто.

Входит О р а к у л. Валентина лихорадочно одевается перед неподвижно стоящим Сержем. Она идет к двери.

С е р ж. Куда ты пойдешь?

В а л е н т и н а (в слезах). В «Шахерезаду». Русская музыка, мой дорогой, для фривольных натур… (Выходит.)

С е р ж валится на диван. Из боковой двери входит М а р и. Она некоторое время смотрит на Сержа, затем выключает проигрыватель. Серж встает.

С е р ж. Я думал, вы ужинаете с вашим нотариусом.

М а р и. Как бы не так. Я подслушивала.

С е р ж. А! Браво! Значит, вы в курсе.

М а р и. Не становись в позу. Я же тебя знаю.

С е р ж. Вы знали насчет Валентины?

М а р и. И да и нет. С одной стороны, я верила тому, что она мне говорила. Валентине всегда веришь. Но она выходила из образа.

С е р ж. Она надругалась и над вами и надо мной. Она не имела права.

Мне… Я… (Отворачивается.)

Пауза.

М а р и. А ты — дурачок. Хотя… это твой возраст. Ты тысячу раз должен был удержать Валентину. Со всеми ее любовниками и уходами из дома, со всем ее прошлым. Таких людей, как Валентина, нельзя упускать Но только ты еще молод, мой бедный, родной.

С е р ж. Я не Жан Лу, ты это имеешь в виду?

М а р и. Жан Лу — он-то понимает. Он понимает, что в чело веке важна личность, а не поступки. Важно то, что дает человеческое присутствие.

С е р ж. Присутствие! Да она всегда отсутствовала. Путешествовала и все больше опускалась от ничтожества к ничтожеству.

М а р и. Опускалась… Как можно такое подумать! Значит, любовь и ее проявления унижают женщину? Да ты потерял голову. Мы созданы для этого.

Самой природой. Правда, изредка встречаются женщины сверх того еще и верные.

Но Валентина не из их числа.

С е р ж. Нет. Она создана для лжи.

М а р и. Потому что она сыграла роль женщины, приносящей себя в жертву?

Чем тебя больше всего очаровала Вален тина — веселым нравом, да? А как ты думаешь, могла бы она быть веселой, если бы на самом деле была обманута и отвергнута?

С е р ж. Больше всего я любил в ней непредсказуемость.

М а р и. О, этого, поверь мне, ей не занимать.

С е р ж. Но что вы от меня хотите? Чтобы я признал, что был неправ? И чтобы сказал ей: «Превосходно, ты меня обманула, ты насмеялась надо мной, я по счету такой-то, браво»?

М а р и (мягко). Просто я запрещаю тебе презирать Валентину. И плохо говорить о ней. Кстати, где она?

С е р ж. Успокойтесь, поехала в «Шахерезаду»

М а р и. Вот видишь! Пойду позвоню Жан Лу, пусть едет за ней.

С е р ж. А Жан Лу? Вы ей прощаете то, как она вела себя по отношению к нему?

М а р и. Нет. А ты, ты мог бы.

С е р ж. А я считаю, что каждый человек требует к себе элементарного уважения.

М а р и. Конечно, конечно. (Направляется к телефону.) Звонок в дверь.

Серж вскакивает.

С е р ж. Это она. Вернулась. Она меня простила. (Бросается к двери и распахивает ее.)

Появляется Ж а н Л у в смокинге.

Ж а н Л у. Я хотел вам сказать, Мари, что она снова со мной. Она позвонила мне из «Шахерезады». Она спит у меня внизу в машине.

М а р и. Прекрасно.

Ж а н Л у. Она просила меня передать вам обоим, что она вас нежно целует. Завтра мы уезжаем в Венецию, она обязательно вам позвонит, когда вернется.

М а р и. Хорошо. Приятного путешествия, Жан Лу.

Ж а н Л у. Спасибо. (Кланяется Сержу и выходит.)

С е р ж (потерянно). Что он… что он сказал?

М а р и. Ты прекрасно слышал, мой родной. Она тебя нежно целует.

К о н е ц