Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью

Он играл чашкой и качал головой. «Как я с ним обращаюсь?» — удивилась она. Что вообще за странный разговор? У нее завышенные требования. Ей было больно видеть отца в таком жалком состоянии. И потом, они не могут говорить об этом. Не получается. И она сама себя ненавидела за его слабость. Даже его оправдания звучали невнятно, неискренне.

Тут к их столику подошел портье:

— Senor Battin, disculpe, pero hay una llamada para Listed. Cabina ocho 144.

Отец посмотрел на него и покачал головой:

— Excuse me? 145

Портье повторил по-английски:

— Вам звонят, пройдите в восьмую кабину.

Отец поднялся.

— Это, конечно, Анита. Я сейчас вернусь, ладно?

Джульетта кивнула.

Портье ушел. Джульетта, скрестив ноги, смотрела ему вслед и пыталась разобраться в собственных мыслях. Вот как, значит, было дело. Сцена ревности. Отец угрожал ему, и Дамиан слетел с катушек. Но почему? Из-за своей собственной семейной истории? В нем скопилось слишком много ненависти. Может, ему вообще не нужно причины, чтобы выйти из себя. Но почему удар направлен против нее? Зачем рвать все сразу окончательно и бесповоротно?

Она смотрела, как отец разговаривает. Он повернулся спиной и что-то записывал. И вдруг перед ее мысленным взором вновь возникло растерянное лицо портье. Похоже, он был удивлен, что его заставили повторить фразу по-английски. «С чего это господин вдруг резко перестал понимать по-испански?» — было написано у него на лице.

Она даже вспотела. Зачем повторять по-английски?

Это могло означать только одно.

Ее отец говорит по-испански.

Первым импульсом было вскочить и убежать прочь. Но на это у Джульетты просто не осталось сил. Она очень устала. Слишком много вокруг вещей, которых она не понимает. Вернувшись к столику, отец улыбнулся и сказал, что мама передает привет. Она ничего не ответила, двигая по столу пустой стакан. Он попытался вернуться к разговору, но беседа не клеилась.

— Не хочу об этом говорить, — сказала она наконец. — Когда ты летишь назад?

— У меня билет с открытой датой, — ответил он, немного поколебавшись.

Она посмотрела на него с удивлением и продолжила:

— Я лечу в субботу. Надо сегодня подтвердить вылет.

На это он явно не рассчитывал. Никакого спора. Никакого сопротивления. Интересно, чего он ожидал? Что она месяцами будет болтаться по незнакомому городу?

— Если дашь мне свой билет, я все устрою, — осторожно предложил он.

Она вытащила из сумки конверт и протянула ему.

— Хотя ты ведь, наверное, устал… Может, мне лучше самой этим заняться? Взять твой билет?

— Нет-нет, я сам. — Он посмотрел на конверт, раскрыл его, достал билет и принялся изучать его так, словно впервые видел билет на самолет. — Где предпочитаешь сидеть, у окна или в проходе?

— У окна, — решительно заявила она. — Если, конечно, будут места.

— Где ты остановилась?

— Недалеко отсюда. Я позвоню тебе вечером, договорились? — И она встала.

Он озадаченно посмотрел на нее.

— Вечером?.. Ах, ну да, твоя встреча.

Он тоже встал, хотел обнять ее, но заметил, что она отшатнулась, и отступил.

— Порядок, — сказал он. — Поужинаем вместе?

— Не знаю еще, сколько продлится встреча.

— Здесь ужинают поздно. Как везде на юге.

Откуда он знает?

— Ах, ну да. А ты знаешь здешние обычаи?

Его взгляд посерьезнел. В нем на мгновение появилось умоляющее выражение, и он смущенно спросил:

— Джульетта, почему ты ведешь себя так странно?

— Я позвоню, — твердо сказала она.

Он явно разозлился, но взял себя в руки.

— Хорошо. Как хочешь. Будь осторожна, ладно?

— Конечно. До вечера.

Она развернулась и быстро пошла прочь, чувствуя его взгляд. Но не оглянулась. Она понятия не имела, чем заняться. Но находиться рядом с отцом не могла. Поймав такси, залезла в него и назвала адрес Линдсей.

Что происходит у него в голове? Перелететь через Атлантику, чтобы привезти ее домой! А она взяла и согласилась — мгновенно, только выпив с ним чашку кофе и немного поболтав. Не чрезмерны ли такие затраты ради столь легкой победы? Зачем он приехал? Что на самом деле стоит за его поступком? Отец хорошо ее знает. Она сама бы вернулась. Ему прекрасно известно, что такое для нее балет. Неужели так уж необходимо встречаться на другом конце мира, чтобы обсудить собственные запутанные отношения? Нельзя было сделать это в Берлине?

А зачем он скрывает, что знает испанский? И откуда знает его на самом деле? Оторвав взгляд от черной обивки переднего сиденья, она посмотрела на лицензию водителя. Прочитала его имя, место рождения, номер лицензии. Что она знает о своем отце? О его жизни в ГДР? Может, он учил испанский в школе и просто никогда об этом не рассказывал? Они ни разу не ездили в Испанию. Всегда в Италию — так хотела Анита. Один раз в Грецию, один — в Югославию, когда та еще существовала. А так всегда в Италию. Ее отца выкупили у ГДР в 1976 году. Ему было двадцать девять лет. О его детстве и юности ей ничего не известно. Он никогда не рассказывал, а они и не спрашивали. Тема всем была неприятна. Правда, Анита несколько раз пыталась выяснить, из какой он семьи. Но он не рассказывал. Говорил только: «Коммунисты. Сумасшедшие трусы». Похоже, он оказался единственным инакомыслящим в своей среде. Может, потому и стал учить в школе испанский?

Такси громыхало по улице Кочабамба мимо полуразрушенных, покрытых трещинами фасадов, грязно-зеленых обветренных стен с обломанными карнизами и балконами, огороженными ржавыми решетками. Через боковое окно в салон проникал горячий воздух. До нее попеременно доносились запахи выхлопных газов и жареного мяса. Этот город можно узнать по запаху, даже с закрытыми глазами.

Когда машина остановилась у дома Линдсей, оттуда как раз вышли две женщины и двое мужчин. Джульетта быстро расплатилась и добежала до двери, прежде чем та закрылась за последним из них. Быстро по-английски объяснила, что ей нужна Линдсей. Ее слова, однако, не пробудили у четверки доверия. По нескольким фразам, которыми они обменялись между собой, она поняла, что более молодая пара скорее всего из Баварии, и повторила свои объяснения снова, на этот раз по-немецки. Недоверие исчезло. Зато на лицах мелькнуло что-то похожее на разочарование: ну не досадно ли, приехав на самый край света, в Богом забытую дыру вроде Сан-Тельмо, встретить вдруг соотечественника? Джульетта, напротив, изобразила на лице приятное удивление и, не теряя времени даром, проскользнула во внутренний двор.

Дверь в комнату Линдсей была только притворена, но на ее стук никто не ответил. Джульетта прошла на кухню. На столе стояли полупустые чашки с кофе, но людей не было. Футляр со скрипкой, стоявший прежде в углу, отсутствовал — значит, Пабло тоже ушел. Она вернулась к комнате Линдсей, приоткрыла дверь и заглянула. Как обычно, полный хаос. Только на кровати, пожалуй, беспорядок еще больше, чем обычно. Взгляд упал на стопку видеокассет. На письменном столе валялся блокнот, который Линдсей вчера исписала до конца. Lambare . ESMA . Lapiz . A под ними — nosoyalsina , paraluisa . Несколько мгновений Джульетта в нерешительности постояла возле стола. Потом решительно вытащила из сумочки видеокассету, присланную Лутцем, положила на стол и написала короткую записку. И, сунув в карман листок со странными словами, вышла из комнаты.