Владимир Чивилихин - Память (Книга вторая)

— К восходу солнца, — возразил Субудай.

— Нет пленных, нет топоров, — сказал тысячник, взглянув Субудаю прямо в глаз.

Это был мужественный воин, умевший смотреть в глаза смерти и правде, а его тысяча заслужила хороший отдых — она первой ворвалась в северный хлебный город Урусов. Субудай решил оказать милость, начертав на снегу, подсиненном вечерним светом, дорогу к небольшому пустому и нетронутому селению Урусов по другую сторону главного хода, справа. Селение нашла и охраняла разведка Субудая.

— Долина от него рядом, — пояснил Субудай. — Она там не так широка, и места этого не видно с самой высокой башни города…

— Великий воитель, — прошептал тысячник.

— Раскидайте селение по бревну и тащите на арканах сюда, — будто не услышав привычного титула, продолжал Субудай и ткнул палкой в снег. — Тут тебя будет ждать еще тысяча воинов и сунский строитель мостов.

— Великий воитель! — воскликнул тысячник и бросился к своему коню.

На рассвете Субудаю сказали, что переправа готова, и с первым лучом солнца он подъехал к ней. Она стрелой легла через белую низину к противоположному крутому берегу дочерней реки. Бревна лежали плотно, связанные волосяными арканами, урусской вервью и трофейными тканями, скрученными в жгуты. Стлань пропускала по два всадника в ряд, и Субудай решил как можно скорее перебросить часть запасного табуна и войско на нетронутый соседний водораздел, ведущий к воротам города. Он еще не видел их, но предчувствовал, что не скоро начнет штурм, — создатель этой крепости мог придумать такое, что придумал бы, конечно, сам Субудай, окажись степной полководец на его месте в лесном холодном краю.

Последняя лесная куртинка с южной, напольной стороны города довольно близко подступала и к стене. Сквозь ветви уже были видны четырехскатные верха башен и спуск на берег материнской реки. Худо! Субудай увидел, что пологий спуск к большой реке начинается перед щелью, а не под стеной, на что он так надеялся! Ровная белая долина простиралась за городом глубоко внизу.

Субудай в нетерпении раздвинул кусты, все еще надеясь увидеть городские ворота, но глаз ослепило, и он прикрыл его, выжимая веками мутную слезу. Да, жители этого города сделали с воротами то же самое, что их северные соотечественники! Простое и мудрое оборонной приспособление урусов, которое Субудай так боялся здесь увидеть, враз ослабило его ноги, голову и сердце, он бессильно сел на пружинящие ветви, под которыми дотаивал снег…

— Он увидел лед?

— Конечно!

Если рязанцы, коломенцы и москвичи не успели наморозить на ворота толстого ледяного щита, на откосном скользком основании которого нельзя было установить осадных орудий, то у новоторов и козельцев для этого было достаточно времени. Должно быть, все население Козельска в морозные дни и ночи по цепочке поднимало из речных прорубей воду, намораживая ее на самое уязвимое место крепости. Ледяной панцирь, наглухо прикрывающий ворота, делал их неуязвимыми, и такой способ защиты крепостей применялся на Руси еще с языческих времен в тревожные зимы, когда опасность нападения врагов возрастала.

— Как это предположение можно подтвердить?

— Археологически, конечно, нельзя, но мы спокойно можем предположить изобретение такого фортификационного средства. Думать иначе было бы недопустимым неверием в сметку пращуров, умевших блестяще использовать особенности родной природы и климата. Главное же — под ледяной стеной уходила в толщу земли глубокая щель.

Ясное полуденное солнце било из-за спины Субудая прямо в ледяную стену. Субудай щедро бы наградил уруса, придумавшего ее, если он не из тех гордых киязей, которым в степи ломали ребра под коврами, а они не просили пощады. Что за князь в этом городе?

Позвать певца! Он про свою страну знает все и болтлив, как все певцы. Урус появился возле палатки Субудая в сопровождении кипчака-толмача и, прежде чем взглянуть на полководца, приостановился перед большим каменным крестом, вкопанным в землю на опушке лесной куртины. Здесь была самая высокая точка местности, от нее шел пологий, уже протаявший спуск к берегу, к двум рядам толстых бревен, вертикально торчащих из снега. Ha эти бревна урусы, наверное, кладут летом мостовой настил. Судя по длине рядов, материнская эта река была широкой, сильной и древней, если размыла просторную низину за собой и подточила такую крутую гору под восточной стеной города.

Субудай терпеливо наблюдал, как урус машет перед собой рукой и что-то шепчет, не сводя глаз с креста. Утром Субудай подходил к этому кресту, напоминающему толстого уродливого человека с раскинутыми, словно обрубленными, руками и даже поковырял каменный его живот саблей охранника. Крест не подался нисколько и был вроде бы не каменный, а железный, потому что на острие сабли осталась коричневая ржавь.

— Это, конечно, из области чистой фантазии? Неправдоподобная подробность?

— Козельский крест — драгоценная историческая реликвия — цел до сего дня.

— Невероятно!

— Что означает этот камень?-спросил Субудай певца.

— Это был главный древний бог, которому поклонялись предки здешнего народа, — перевел кипчак. — Великий князь Киваманя именем Ульдемир, тот, что принял южную веру и принес ее сюда, приказал сделать из старого бога этот крест, означающий страдание человека на земле.

— Богатур Или-я служил у этого князя? — перебил Субудай, с гордостью подумав, что память его еще не слабеет.

— Да. А здешнее племя урусов еще долго молилось кресту, как старому богу, и поэтому правнук Ульдемира, тоже великий князь Киваманя и тоже Ульдемир, пришел сюда, победил местного князя и взял город.

— Как звали местного князя? — переспросил Субудай.

— Ходота, — сказал кипчак. — Это был великий воин. Он два года сражался с Ульдемиром, который был таким великим воителем, что его именем наши кипчакские матери и сейчас пугают детей.

Субудай взглянул на город, который два года защищал Ходота, и удивился, что почти такое же имя носил Хада, лучший полководец бывшего народа джурдже.

— А сейчас есть князь в этом городе?

— Василий, — сказал урус и добавил: — Вася Козля.

— Басили, — перевел кипчак. — Козел.

— Ба-си-ляо, — пробормотал Субудай, запоминая. — Худого рода?

— Урус говорит, что его так прозвали за нрав, а рода он высокого, от великих древних князей урусов. Его дед — князь Мстислав, которого победил в степи Субудай-богатур пятнадцать лет назад.

— На прямом пути в степь есть еще города, кроме этого?

— Смотря как идти.

Субудай — воин, он взял столько больших городов, сколько ему лет, и последний перед степью город он возьмет, чего бы это ни стоило, — вся земля урусов должна узнать, что города, которого не смог взять Субудай, нет и не может быть во вселенной.