Сергей Парфёнов - Виа Долороза

Плешаков неуютно замялся, не зная, что ответить. Тогда из-за его спины выступил тучный Петров.

– Алексей Сергеевич, – начал он, возбужденно дергая маленьким красным ртом. – Нам надо срочно обсудить ряд вопросов, касающихся положения в стране…

Михайлов сверкнул на него темными от гнева глазами.

– А вы сейчас от чьего имени говорите? – с трудом сдерживая плещущееся в голосе раздражение, спросил он. – Как премьер-министр? Или от чьего-то ещё?

– Я сейчас говорю от имени всех, кто разделяет общую тревогу страну, – как можно тверже ответил Петров.

Развернув широкие, покатые плечи, он постарался придать своему виду, как можно больше солидности и представительности, но его нервно подрагивающие большие полные руки выдавали его беспокойство.

– Алексей Сергеевич, – сказал он, пыжась через силу. – Мы приехали, чтобы проинформировать вас, что в стране создан Комитет по чрезвычайной ситуации… В него вошли практически все члены правительства. Нас поддерживает и Верховный Совет СССР, и армия! – добавил он для пущей убедительности. Поправив неровно сползшие очки, он выжидательно уставился на замершего в замороженной позе Михайлова. На президента СССР его заявление, похоже, не произвело особого впечатления. Он смерил Петрова презрительно прищуренным взглядом и прокомментировал:

– Меня, значит, из числа разделяющих ответственность за страну, вы исключили… Та-ак!

Петров неловко дернул головой, как боксер, пропустивший удар в челюсть, и с болью в голосе, (видно, забыл о своем первоначальном плане держаться с невозмутимостью и достоинством) произнес:

– Алексей Сергеевич, неужели вы не видите – страна на грани развала?

– Мудак ты! – перебил его Михайлов. – Ты что, приехал мне рассказывать о положении в стране?

– Мутант… – тихо переиначила на цивильный манер слова мужа Нина Максимовна… Но от внимательного взгляда Петрова не ускользнуло, как нервно забелели у Михайлова костяшки на кулаке, которым он опирался на стол. Петров понял, что президент просто психует, стараясь скрыть своё волнение за напускной агрессивностью. Потому, не обратив особого внимания на оскорбление, он уже ровным голосом произнес:

– Алексей Сергеевич! Мы проанализировали ситуацию в стране… У всех членов правительства единое мнение: страна на пределе… Республики стараются отмежеваться друг от друга, не хватает продовольствия, нарастает кризис доверия к власти… Подписание союзного договора в таких условиях – крах для страны! Не будет никакого Союза! Будут отдельные республики! И всё!

Михайлов тоже, несколько успокоился, увидев, что визитеры не настроены враждебно. Взгляд его перестал быть жгуче жалящим, а вертикальные морщины на широком лбу разгладились. Ссутулившись, он медленно сдвинулся с места и, громко шаркая ногами, направился к стоящему рядом стулу.

– Что с вами, Алексей Сергеевич? – Плешаков по привычке подскочил к нему, стараясь поддержать под локоть, но Михайлов оттолкнул его руку.

– Радикулит! – ответил он глухо и, осторожно согнувшись, опустился на витое сиденье. Окинув неприязненным взглядом гостей, он кивнул им на расставленные вокруг стола стулья. Гости, следуя его не слишком любезному приглашению, расселись за столом.

– То, что вы предлагаете – ерунда! – сказал Михайлов болезненно морщаясь. – Я сейчас как раз пишу статью, где анализирую ваш вариант – с чрезвычайным положением… Вы, что же, считаете, что после того как вы введете в стране чрезвычайное положение, прилавки наполнятся? Не наполнятся! Военный коммунизм мы уже проходили! Дмитрий Васильевич! – Михайлов уперся взглядом в старого маршала, который сидел сгорбившись за столом. – Вы-то как в этой компании оказались?

Вязов, набычив свою массивную голову, исподлобья поглядел на Михайлова. Тяжелые мешки под глазами и глубокие морщины, въевшиеся в его широкое лицо, выдавали тревожную бессонную ночь. Медленно подбирая слова, он произнес с тяжеловесной неторопливостью:

– Я одно знаю, Алексей Сергеевич! Народ стал жить хуже… А людям нужна уверенность в завтрашнем дне… Знать, чем будут кормить детей… Порядок в стране нужен!

Михайлов разочарованно отвел глаза в сторону.

– Не ожидал от вас, Дмитрий Васильевич, – сказал он тускло. – Не ожидал… И вы надеетесь, что республики вас поддержат?

– С Россией решим, а с остальными договоримся! – заявил Петров бодро, заметив, что голос у президента изменился. – Бельцин будет арестован в самое ближайшее время! – Подавшись вперед, он вкрадчиво добавил. – Алексей Сергеевич, мы всю черновую работу сделаем сами… А вы пока подлечитесь, отдохнёте… А потом, когда мы всё сделаем, вы появитесь… В белом костюме и на белом коне…

Михайлов оценивающе посмотрел на него и увидел, как у вспотевшего Петрова на лбу мелко затрепыхались тоненькая ниточка артерии. Не выдержит, понял Михайлов… Не выдержит, – слаб в коленках…

– Черт с вами, действуйте, – равнодушно ответил он. – Но поддерживать я вас не стану! Ничего у вас не получится… Вы преступили закон, сами сделали из себя преступников – сами и выпутывайтесь!

Тучный Петров обиженно подался назад и, упрямо сжал в гузку маленький ротик.

– Тогда передайте свои полномочия Линаеву, – сказал он с булящим от раздражения голосом. Достав из кармана отутюженный платок, принялся вытирать со лба мелкие капельки пота.

– И этого я делать не буду! – отрезал с непреклонностью Михайлов.

Вязов и Петров переглянулись и на лицах их отразилось растерянность. Вязов устало мотнул головой. Стало ясно, что обсуждать больше было нечего.

– Алексей Сергеевич! – сурово произнес Петров. – В целях вашей безопасности мы должны усилить охрану санатория… До окончания чрезвычайного положения просим вас его территорию не покидать!

– Пусть так! – словно щелкнув кнутом, угрюмо согласился Михайлов. Он тяжело поднялся, давая понять, что разговор окончен. Гости встали со своих мест и в траурном молчании направились к выходу. Михайлов дождался пока визитеры покинут гостиную и подошел к широкому окну. Облокотившись на острый косяк, он отодвинул край длинной шелковой шторы и стал наблюдать за тем, как гости идут к своим машинам. Ему было видно, как Петров, что-то сказал Плешакову и тот зашел в постовую будку. Потом оттуда вышли двое охранников и принялись раскатывать поперек дороги металлическую, с шипами ленту. К Михайлову подошла Нина Максимовна и тоже уставилась в тонкую щелку окна.

– Что они теперь будут делать? – спросила она, тревожно прижавшись щекою к плечу супруга. – С Бельциным же у них ничего не получилось…

Михайлов, не оборачиваясь, скривил презрительно рот.

– Ничего! Главное, что они поняли, где их главная опасность! Значит, на свободе они его не оставят… А потом все равно ко мне прибегут… Прибегут, прибегут… Некуда им больше бежать… Поэтому освобождать Бельцина буду я… Лично! Тут уж придется ему стать посговорчивее… Потому, что такие вещи, как спасенная жизнь просто так не забывают! Спасенная жизнь – дорогой должок, за него долго благодарить надо… Очень долго!