Джеймс Хайнс - Расклад рун

Джон уже почти достиг вершины дерева, а я, ухватившись за ступеньки пожарной лестницы, протягивала ему руку. Я кричала ему, чтобы он хватался за мою руку. От предельных усилий у него дрожали руки и ноги, лицо побелело, взгляд застыл. Он находился на расстоянии всего нескольких футов от меня, наши пальцы почти соприкасались. Обеими руками Джон ухватился за большой сук, и тут листья на всем дереве как-то странно зашелестели – не так, как бывает, когда по ним пробегает сильный ветер, а так, словно ствол изо всех сил тряс кто-то, обладающий чрезвычайной силой, – и Джон сорвался, как будто снизу его дернули за ногу. Он в последний раз выкрикнул мое имя, протянул ко мне руку и рухнул вниз.

Дерево как-то страшно вздрогнуло, закачалось из стороны в сторону. У меня перехватило дыхание, я не могла кричать, не могла издать ни единого звука. Что-то ударилось о землю со страшным, жутким глухим стуком. Я выбежала из квартиры и ринулась вниз по лестнице, не понимая, куда бегу и что я там увижу.

Нет смысла продолжать рассказ. Все дальнейшее и так ясно. Внизу я увидела нескольких человек в пижамах и ночных рубашках, окруживших что-то, лежащее на земле. Это был Джон. Конечно, мертвый, у него была сломана шея. Но самым страшным было выражение его лица. Я видела его всего мгновение, но никогда не смогу забыть.

Я так и не узнала, почему Джон полез на дерево, почему просто не вошел в дверь дома и не поднялся по лестнице. Его портфель нашли на расстоянии квартала от нас на тротуаре, и потом несколько человек свидетельствовали, что как раз перед самой гибелью Джона слышали или видели человека, бежавшего по лужайкам и проезжей части улицы так, словно он спасался от кого-то.

Его смерть, казалось, вернула мужество университетскому руководству, и Карсвелла заставили подать в отставку, взамен согласившись закрыть дело, начатое против него Джоном. Конечно, мне это не очень понравилось, как вы понимаете, но что я могла поделать? Я думаю, коллеги Джона испытали облегчение от того, что все так закончилось.

Не поставив меня в известность, Джон застраховал свою жизнь, и я после его гибели получила довольно приличную сумму. Конечно, подобное является лишь слабым утешением. Ведь я так и не окончила университет и не получила диплом. С момента его гибели я не спела ни одной ноты. И сильно прибавила в весе.

Карсвелл, разумеется, нашел себе другое место. Такие, как он, никогда не пропадут. Я последовала за ним, однако пока держусь на расстоянии, выжидаю. Он либо не знает о том, что я здесь, либо это его не заботит. И что я могу ему сделать? Я живу очень скромно, деньги у меня на исходе. Я жду. Хотя нельзя сказать, что я попусту трачу время. Я посвятила себя изучению Виктора Карсвелла и его трудов. И сама учусь. Я хочу узнать то, что знает он. Мне кажется, теперь мне известно, что он сделал с моим мужем и как, но, конечно, пока я ничего не могу доказать. Поэтому я жду благоприятной возможности и держу его в поле зрения. И жду… жду…

Время уже близилось к полудню, когда Беверли закончила рассказ. Солнце взошло высоко и теперь светило не только в большое центральное окно дома Вирджинии, но и в боковые окна. Сэм тоже сменил место и нежился на диване. Беверли давно допила свой кофе, а кофе Вирджинии так и остался недопитый и холодный в чашке. Остыл не только кофе, сама Вирджиния страшно замерзла. Она сидела в кресле, сжавшись в комок, время от времени потирая локти. Беверли смотрела на собеседницу широко открытыми глазами; кожа на ее щеках и лбу блестела от пота.

– Итак, – смиренным тоном произнесла Вирджиния, пытаясь переварить все услышанное, – вы хотите сказать, что Карсвелл собирается похитить результаты моей работы?

Беверли закрыла глаза и вздохнула.

– Дорогая моя, – промолвила она, открыв глаза, – Карсвелл хочет вас убить.

Вирджиния судорожно выдохнула, и выдох ее плавно перешел в истерический хохот. Она зажала рот рукой, но все равно не смогла остановиться.

– Ерунда какая-то! Прошлой ночью мне всего лишь приснился кошмар, обычный кошмар, вот и все.

– Вы видели его книгу? – спросила Беверли.

– Книгу?

Вирджиния обхватила себя руками в надежде остановить приступ истерического смеха, но не смогла.

С недовольным брюзжанием Беверли поднялась, подобрала свою сумку с пола в гостиной и вернулась с ней за кухонный стол. Сумка была большая, из черной кожи, уродливо раздувшаяся. Беверли без особого труда отыскала в ней и извлекла наружу маленькую книжку в красной обложке и протянула ее Вирджинии. Книга представляла собой дешевое издание fi твердой обложке – главный продукт деятельности провинциальных университетских издательств – с переплетом из имитации кожи. На обложке в глаза бросались буквы, выполненные дешевым подобием золотого тиснения:

Вирджиния прикусила губу, чтобы удержаться от смеха, и открыла книгу. Бумага была ненамного лучшего качества, чем бывает в изданиях дешевых бульварных романов, шрифт слишком мелкий, почти нечитабельный, с обилием типографских «клякс» и мазни. Вирджиния взглянула на титульный лист. Книга отпечатана в издательстве Мискатоникского университета.

– Вот смотрите, – сказала Беверли, забирая книгу у Вирджинии.

Не глядя, она открыла том на одной из страниц где-то ближе к концу и продемонстрировала его Вирджинии. В самом верху правой страницы Вирджиния прочла:

Вирджиния ощутила необычайную слабость и усталость, с ней часто бывало такое в детские годы после приступов сильного смеха.

– Это руководство, – объяснила Беверли, глядя на Вирджинию широко открытыми глазами поверх книги. – Вы раскладываете руны тогда, когда вам нужно приворожить человека или, наоборот, избавиться от него. Особенно в последнем случае. И здесь, – она потрясла книгой перед носом Вирджинии, – сказано, как можно добиться желаемого. Все, что вам нужно знать, за исключением самих рун. Карсвелл хранит их в тайне.

Беверли захлопнула книгу и швырнула ее на стол. Вирджиния слабо захихикала, Беверли протянула руку, схватилась за край своего стула, рванула его вперед и оказалась колено в колено с Вирджинией.

– Если бы мой муж, – бросила она резко, с особой силой в голосе, – отдал ту программку Карсвеллу, ту, с рунами на последней странице, и заставил бы Карсвелла забрать ее по собственной воле, Джон Харринггон был бы жив и по сей день.

Беверли попыталась поймать взгляд Вирджинии.

– Вы меня слушаете, Вирджиния? – громко спросила она, схватила ее за руки и потрясла. – Где рукопись, которую вам вернул Карсвелл?