Банана Ёсимото - Полная луна. Кухня-2

Я… я люблю свою жизнь. Все было здорово: и когда я была мужчиной, и когда мы поженились с твоей мамой, и когда я стала женщиной после ее смерти, и когда растила тебя, и когда мы так хорошо вместе жили… Ой, и когда мы взяли к себе Микагэ! Вот это радостнее всего было. Почему-то так хочется увидеться с ней. Она — тоже моя дорогая детка.

Ох, до чего же я сентиментальная.

Передавай привет Микагэ. Ты скажи ей, чтобы больше не обесцвечивала волосы на ногах в присутствии парней. Ужасно неприлично, да? Ты ведь согласен со мной?

Положила в конверт все свои сбережения. Ты же все равно ничего не понимаешь во всяких бумагах. Свяжись с адвокатом. Ну, в любом случае, кроме бара все твое. Хорошо быть единственным ребенком, да?

Я прочитала письмо и осторожно сложила его как было. От него доносился слабый запах духов Эрико, мою грудь пронзила острая боль. Даже этот запах когда-нибудь исчезнет. По-моему, это самое невыносимое.

Я легла на родной до боли диван — на нем я спала, когда жила здесь.

Так же, как всегда, в той же самой комнате наступила ночь, силуэты цветов на подоконнике смотрели на ночные улицы внизу.

Но сколько ни жди, она больше не вернется.

Скоро рассвет, слышно, как кто-то мурлычет себе под нос, цокают каблуки, открывается дверной замок. Она возвращается с работы из бара, как всегда немного навеселе, гремит чем-то, я слегка приоткрываю глаза. Шум душа, шлепанье тапок, закипает вода, я опять засыпаю, чувствуя себя абсолютно защищенной. Так было всегда. До боли знакомая картина. Настолько знакомая, что кажется, с ума сходишь.

Слышно ли Юити в комнате напротив, как я плачу? Или же он забылся тяжелым, мучительным сном?

Моя короткая история начинается с этой грустной ночи.

На следующий день мы кое-как встали после полудня. У меня был выходной, я ела хлеб и лениво листала газету, Юити вышел из своей комнаты. Он умылся, сел рядом со мной и, отхлебнув молока, сказал:

— В институт что ли сходить…

— Вот она беззаботная студенческая жизнь, — ответила я и отломила ему половину булки.

— Спасибо. — Юити взял ее и принялся молча жевать. Так мы и сидели вдвоем, уставившись в телик, как настоящие сироты, даже странно стало.

— А ты, Микагэ? Сегодня вечером домой пойдешь? — спросил Юити, вставая.

— Ну-у, — задумалась я, — поужинаем, а потом пойду, наверно.

— О-о, ужин от профессионала! — сказал Юити. Идея показалась мне блестящей, и я приступила к делу со всей серьезностью.

— Хорошо, тянуть не будем. Буду готовить, пока жизнь теплится в моем теле. — Я с воодушевлением продумала роскошное меню, написала список необходимых продуктов и всучила его Юити.

— Поезжай на машине и купи всё, что здесь написано. Возвращайся поскорее — это все твои любимые блюда, наешься до отвала.

— Ой, ты прямо как жена мне, — смущенно пробормотал Юити и вышел из дома.

Закрылась дверь, я наконец-то осталась одна и тогда поняла, как смертельно устала. В квартире было так тихо, что даже не слышалось тиканья часов, особый покой, когда чувствуешь себя виноватой от того, что только ты одна живешь и что-то делаешь.

В квартирах, где кто-то умер, всегда так.

Я рассеянно погрузилась в диван и смотрела, как за широким окном серые оттенки начавшейся зимы окутывают город.

Во всех уголках этого маленького города, в парках ли, на дорогах, не было ничего, что могло бы дать отпор этому тяжелому холодному зимнему воздуху, который просачивался везде, подобно туману. Я чувствовала себя раздавленной, не могла дышать.

Великие люди излучают свет просто своим присутствием, озаряют сердца окружающих. А, исчезнув, оставляют тяжелую тень, и с этим ничего нельзя поделать. Может, Эрико и не обладала особенным величием, но она была здесь, а теперь ее не стало.

Я повалилась на спину и стала понемногу вспоминать, как белый потолок спасал меня. Сразу после бабушкиной смерти я часто днем, когда Юити и Эрико не было дома, лежала одна и так же смотрела на потолок. Точно, когда бабушка умерла и у меня не осталось ни одного родного человека, я думала: как печально всё. Я была уверена, что уж хуже-то не будет, но над всякой вершины есть своя вершина. Эрико значила для меня очень многое… Конечно, бывает — кому-то везет, кому-то нет, но полагаться на судьбу глупо. От таких мыслей легче не становится, да и пользы никакой. Когда я это поняла, то у меня одновременно стала получаться и моя печальная, и обычная жизнь. Я повзрослела до омерзения, но жить несомненно стало проще.

Именно поэтому у меня сейчас так тяжело на душе.

На западе появились темноватые облака, слегка окрашенные в оранжевый цвет. Еще немного и наступит медленный, холодный вечер. Проникнет в пещеру моего сердца. Мне захотелось спать, но я произнесла вслух:

— Если сейчас уснешь, будут сниться кошмары, — и поднялась с места.

Я прямиком отправилась на кухню семьи Танабэ, на которой не была давным-давно. На мгновенье вспомнилась улыбка Эрико, и в груди закололо, но мне хотелось что-нибудь сделать. Похоже, кухней последнее время никто не пользовался. Грязновато и мрачно. Я начала уборку. Оттерла раковину порошком, вытерла плиту, вымыла поддон электроволновки, наточила ножи. Постирала все тряпки и бросила их сушиться. Глядя, как они крутятся в гудящей сушке, я почувствовала, что мне удалось взять себя в руки. И почему я так люблю всё, что связано с кухней? Просто удивительно. Всё так мило сердцу, будто далекой истомой отпечаталось в памяти. Когда стою здесь, всё приходит на круги своя, как будто что-то возвращается.

Этим летом я самостоятельно занялась изучением кулинарии.

Вряд ли я когда-нибудь забуду это чувство, когда ощущаешь, как растет число клеток в мозгу.

Я купила три книги: основы, теорию и практику, — и готовила всё подряд. В автобусе, на диване перед сном я читала теорию и зубрила калории, температуру и сырье. А потом, как только находилось свободное время, занималась готовкой на кухне. И сейчас эти совсем обтрепавшиеся книги всегда у меня под рукой. Каждая страница вспоминается вместе с красочной фотографией, как помнишь любимые в детстве книжки-картинки.

Юити и Эрико все время повторяли: «Микагэ совсем с ума спятила.» — «Это точно». А я действительно, как сумасшедшая, все лето готовила, готовила, готовила. Я тратила все деньги, которые удавалось заработать, и если что-то не получалось, не успокаивалась до тех пор, пока не добивалась успеха. Я злилась, бывала раздражительной, или, наоборот, становилась доброй и сердечной, и всё время готовила.

Сейчас мне кажется, это было хорошее лето: благодаря моим занятиям мы часто ели все вместе.

Вечерний ветер дул через сетку, мы смотрели в окно на начинавшее темнеть светло-голубое жаркое небо и ели вареную свинину, холодную лапшу по-китайски и салат из арбуза. Я готовила для них: для нее, которая всегда шумно радовалась всему, что бы я ни приготовила, и для него, который молча поглощал мою стряпню в огромных количествах.