Андрей Скабичевский - Плещущийся

– Шо «о», Гоменюк?! – повышенный тон переходил в рев, – Ты работать пришел или у меня по хате рыскать?

Серега понял, что ляпнул не подумавши и теперь над потенциальным заработком нависла вероятность потери.

– Работать, конечно, – Щавель отвел взгляд от опасной лебедки, всем своим видом выражая якобы полное непонимание происходящего и одновременно желание потрудиться.

Грузный мастер всучил ему ведро и пустые мешки и чуть ли не насильно вывел в огород. Огороду было ни много ни мало – три сотки. Процесс был максимально немудреный: Триппер выкапывает картофельный куст, а Серега, согнувшись, собирает молодую картошку в ведро. По мере наполнения ведра картошка высыпается в мешок.

Следующие четыре часа Щавель провел в позе раком, выбирая из земли картофелины. Триппер был бдителен до мелочности. Он постоянно указывал Гоменюку на пропущенный или зарытый овощ, так что Сереге приходилось дополнительно руками раскапывать землю в поисках потенциальной картошки. От взора Триппера, как от ока Саурона, не скрывалось ничего. Казалось, толстый мастер видит засыпанный картофель даже через землю. Петр Петрович не брезговал даже старой посадочной картошкой (если не сильно сгнила), а также картошкой размером с вишню, аргументируя, мол, свиньям пойдет. Для такой картошки было отдельное ведро, к концу сборки заполненное чуть больше, чем на треть. Как это количество овощей спасет свиней от голода, Серега не понимал, но с хозяином спорить не стал, а просто чертыхаясь ползал по земле, ища картофель в местах, куда тыкал требовательный перст Триппера. Спина у Щавеля затекла, голова, еще не до конца отошедшая после вчерашнего, слегка кружилась, колени трусились, земля забилась в глаза, рот, нос и уши. Зато целых два раза Петряковский милостиво разрешил Сереге попить воды.

Наконец вся картошка была собрана в мешки, которые Триппер сам отнес в сарай, не давая больше Щавелю возможности поглядеть, что еще было интересного в сарае. Видимо, совместный труд сближает людей, потому что после работы Петряковский предложил Сереге помыться в летнем душе и даже выдал ему полотенце.

После душа Серега почувствовал себя другим человеком. Теплая вода смыла вместе с грязью и усталость. Он уже предвкушал, как сейчас с деньгами, абсолютно трезвый поедет к Вальке, как пригласит её в кафе или ресторан, и там окончательно завладеет сердцем юной девицы.

– На, держи! – голос толстого мастера выдернул Серегу из мира фантазий.

Триппер протягивал ему набитый чем-то огромный кулек. Ничего не понимая, Щавель взял кулек в руки и раскрыл его. Там лежали несколько десятков респираторов «лепесток», зимние ватники и новые рабочие ботинки. Догадка осенила Серегу, но он отказывался в это поверить.

– Петр Петрович, а деньги? – просительно залепетал молодой бетонщик.

– Гоменюк, я тебе чё, банкомат? – Триппер загудел своим привычным тоном, которым он разговаривал с провинившимися подчиненными, – Зарплата только во вторник. Сдашь вещи – получишь деньги!

Действительно, все эти вещи являлись некой внутризаводской валютой. Раз в год каждому рабочему выдавался комплект рабочей робы летний – штаны и пиджак, и зимний – ватные штаны и зимняя ватная куртка. Также летом выдавались рабочие ботинки, а зимой полусапоги. Еще каждый день рабочему в зависимости от уровня загрязнения рабочего объекта выдавался от одного до трех простейших респираторов типа «лепесток» и каждый месяц рабочие рукавицы. Все это добро можно было использовать, но если у тебя с прошлого года оставались более-менее целые вещи, то новые обновки можно было вынести за завод и сдать барыгам. Барыги брали все: перчатки, спецодежду, обувь, каски, пояса, респираторы, стельки, валенки, мыло хозяйственное, электроды, сварочные кабеля и прочий рабочий инструмент. Платили за это копейки, а потом продавали это добро уже по нормальным ценам строительным и ремонтным организациям, не входящим в состав завода.

Пока Серега с ошалелыми глазами рассматривал вещи в кульке, Триппер, как сомнамбулу, за руку вывел его за ворота и, не прощаясь, захлопнул за ним калитку.

Такого поворота Щавель не ожидал. Постояв какое-то время, собираясь с мыслями, он пришел к выводу, что планы терпят изменения, но задача остается прежней. Нужно было спихнуть набитый кулек перекупщикам и получить за него деньги. Но вот незадача – самую лучшую цену дают барыги на Центральном рынке, а Центральный рынок работает до 14:00. Серега посмотрел на экран телефона. Часы на экране показывали 14:45. Расчетливый человек мог бы подождать до следующих выходных и получить за вырученное добро максимальную цену от перекупщиков с Центрального рынка. Но Серега таковым не был. В их районе сдать рабочие вещи можно было только в одном месте – в сапожной мастерской, в которой сидел скорее барыга, нежели сапожник, Георгий Айнагоз по кличке Жора Грек.

Сапожная мастерская находилась возле большого гастронома почти в центре рабочего поселка, от дома Триппера до неё было километра два. Щавель счел благоразумным пройти это расстояние пешком. Пешая ходьба весьма помогает снять напряжение от обиды, нанесенной коварным мастером, и настроиться на оптимистический вектор. По дороге ему посчастливилось утолить чувство голода: проходя по частному сектору, сорвал несколько достаточно спелых яблок с деревьев, щедро развесивших свои плоды за пределы невысоких заборов. Набив желудок, Серега опять размечтался. Он представлял, как сейчас получит у Жоры свои деньги, как приедет к Вальке, как отвезет её в кафе, как будет угощать её пивом с фисташками (почему-то именно это блюдо в его фантазиях являлось самым романтичным), как она оценит по достоинству его щедрость, его компанеистость и, конечно же, его доброту. После такого, вероятнее всего, Валька захочет его пригласить домой, а там неизбежно они окажутся в её постели. А на следующий день невыспавшийся, обязательно с засосами и расцарапанной спиной, Щавель будет переодеваться в раздевалке, и все коллеги вокруг него будут уважительно на него поглядывать. А бригадир Александр Иванович Кобчик просто взглянет в глаза и сразу все поймет, и не станет сильно напрягать Серегу работой, – даст отдохнуть утомленному ночными забавами трудяге. Так в приятном возбуждении юный Ромео достиг заветной сапожной мастерской.

Жора Грек был на месте. Это был тучный мужчина лет пятидесяти с немного выпученными черными глазами, крупными ушами и носом. Он родился и вырос в городе N, но говорил почему-то с непонятно откуда взявшемся мягким южным акцентом, произнося вместо буквы «ы» букву «и» и смягчая твердые согласные мягким знаком. Одним из его выражений, ушедшим в народ было: «бистрий как мольния». Когда-то он работал на заводе монтажником, но очень скоро понял, что коллективный труд по единому тарифу не приносит ему должного морального удовлетворения. В первую неделю работы на заводе Георгий Айнагоз осознал, что для того, чтобы получать зарплату как все, необязательно работать как все. Приняв как аксиому заводскую мудрость «Хоть работай, хоть сачкуй, все равно получишь аванс», Жора принялся искать возможности работать как можно меньше, но при этом получать как минимум так же. И чтобы все это было на законных основаниях. Благо лазейки были. Варианты получения травмы и регистрацию брака как причины пропуска работы Айнагоз отмел как недостойные. Сначала Жора стал донором и начал сдавать кровь, а значит, получал законный отгул в день сдачи крови и на следующий день, но такой отдых согласно законодательству можно было устраивать раз в 60 дней. Потом он стал ухаживать за молодой терапевтом из заводской больницы, что позволило ему брать больничные сроком до недели так часто, как это позволяли заводские нормативные документы и КЗоТ. Георгий Айнагоз просился на все курсы повышения квалификации, а также осваивал смежные профессии. В цеху монтажник обязан был выучиться хотя бы на одну смежную профессию. Жора Грек освоил все имеющиеся: сварщика, резчика, стропальщика и тельфериста. Его тяга к знаниям объяснялась очень просто: обучающие курсы проходили минимум две недели с отрывом от производства и оплатой за счет предприятия. Но рабочего времени все равно было катастрофически много по меркам Жоры Грека. И тогда он поступил в техникум, чтобы дважды в год посещать оплачиваемую сессию. На заводе Георгий Айнагоз проработал два года с небольшим, причем за последний год он поставил личный рекорд посещаемости. С его слов выходило, что за весь рабочий год он отработал только около четырех месяцев, остальное время на законных основаниях он был отлучен от производственного процесса. Поставленный рекорд посещаемости и стал для Жоры Грека концом его заводской карьеры. Поняв, что в обмане системы он достиг максимума, Георгий расстроился и уволился. Но за время, проведенное на заводе, Жора с удивлением обнаружил, что фактором дополнительного заработка в виде продажи собственной спецодежды и защитных средств никто из работяг особо не заинтересован. Жора проследил путь товара от завода до рыночных барыг, от барыг к внезаводским организациям и стройбригадам, сложил два плюс два и открыл обувную мастерскую в киоске типа «батискаф», по счастливой случайности находящемся недалеко от дырки в заводском заборе. Вершиной сапожного искусства Жоры Грека на момент открытия предприятия было умение залить подошву силиконовым клеем, а сверху прилепить стельку. Но Георгий Айнагоз не был ленивым и довольно скоро достаточно сносно для заводского потребителя научился ставить латки и врезать молнии. Но основной бизнес, конечно же, составляла скупка спецодежды, обуви и средств защиты. За товар Жора давал денег на двадцать процентов меньше, чем давали на центральном рынке, но зато он давал сразу возле завода. Для таких бессребреников, как Серега Гоменюк, которым синица в руках предпочтительнее журавля в небе, это был прекрасный выход. А таких гоменюков на заводе были сотни, если не тысячи. Со временем Георгий Айнагоз осознал, что на таких вот людях можно заработать еще больше. Не обязательно каждому за его товар давать деньги. Продающие собственную спецодежду работяги в девяти случаях из десяти тратили легкие деньги на пропой. Учитывая такую тенденцию, Жора Грек сделал шедевральный маркетинговый ход. Он начал обменивать добро заводчан на водку и закуску, естественно, по цене, которая чуть отличалась от магазинной (так сказать, с наценкой за мгновенный сервис), тем самым зарабатывая дополнительную копеечку.