Андрей Скабичевский - Плещущийся

– Я здесь часто бываю.

После этих слов Гендальф Синий с достоинством человека, умеющего держать свое слово, слегка шаркая, удалился.

Серега растерянно остался сидеть и смотреть на недопитую первую бутылку водки, на раскрытые консервные банки, на раскрошенный хлеб. Эйфории, которая бывает от первых ста граммов, так и не наступило. Волна любви, добра и теплоты так и не подкатила, даже намека на плесканье не было. Наоборот, создавалась иллюзия некоторой раздвоенности. Вот вроде как смотрит Щавель на свою руку и не узнает её, будто это чужая рука. Да и сам он вроде как ощущает себя, а вроде как смотрит на себя со стороны. Серега помотал головой, пытаясь сбросить это ментальное наваждение. Внезапно он заметил, что в метрах семи от кафетерия «Поляна» стоит Вася Жомуль и пристально смотрит на него. Когда Вася подошел, Серега не заметил, он просто материализовался, и все тут. Черные с проседью Васины волосы паклей торчали в разные стороны, давно небритое лицо было грязным и расцарапанным с левой стороны, глаза налиты кровью. Одет он был в какую-то выцветшую рубашку частично без пуговиц, когда-то бывшей вроде бы клетчатой, и в черные треники с начесом. Левая штанина была разодрана, из-под неё виднелась грязная, распухшая Васина нога в каких-то белесых струпьях. Обут Вася был в такие же резиновые тапочки, как и Серега, только черного цвета, давно порванные и в месте обрыва скрученные алюминиевой проволокой. Серега смотрел на него с чувством жалости и одновременно чувством брезгливости. Внезапно ему в голову пришла гениальная мысль. Чтобы возникла волна добра и теплоты нужно сделать что-то доброе и теплое, это же так элементарно. Вопрос «что именно сделать» даже не успел побеспокоить нейроны мозга молодого бетонщика. Он понял это интуитивно, можно сказать, спинным мозгом ощутил, чего Васе Жомулю не хватает сейчас больше всего. Он налил в осиротевший после Гендальфа стаканчик оставшуюся в бутылке водку, встал и, слегка пошатываясь, проковылял к не решающемуся зайти в кафетерий Васе. Молча протянул ему стакан. Вася взял стакан, что-то прорычал низким, каким-то прогорклым голосом, и залпом выпил поднесенный стаканчик. Несколько капель потекло у него по небритой бороде. Вася вернул стаканчик Щавелю и что-то опять прорычал. Серега разобрал только одно слово – братан. Надо же, конченый алкаш Вася Жомуль считает его, Серегу Гоменюка, бетонщика третьего разряда и без пяти минут жениха красивой девушки, своим братаном. Серегу это покоробило. Вот ведь, хотел получить долгожданный приход позитивных эмоций, а вместо этого почувствовал себя оскорбленным.

– Ну все, вали давай, – Гоменюк махнул Васе рукой, будто собаку отгоняя.

Вася кивнул и не спеша похромал в сторону посадки. Серега вернулся на свое место. Открыл новую бутылку, плеснул себе в стакан. Прежде чем выпить огляделся по сторонам, мало ли, вдруг Гендальф вернулся или какой хороший знакомый появился.

Знакомый действительно появился, но назвать его хорошим язык не поворачивался. Возле входа в магазин стоял и презрительно смотрел на Щавеля монтажник с их ремонтного участка – Мищук Андрей. Гоменюк с Мищуком кроме того, что работали на одних объектах завода, раздевались в одной раздевалке и мылись в одной бане, больше никак не пересекались, даже не здоровались друг с другом. Вернее, Мищук не здоровался с Серегой, а Серегу это устраивало, он и не пытался завязать с ним хоть какие-то отношения. Все дело в том, что эти, казалось бы, обычные рабочие парни были приверженцами абсолютно полярных жизненных идеологий. Андрей Мищук был человеком непьющим. Чтобы подчеркнуть всю пропасть, лежащую между парнями, нужно добавить, что Андрей Мищук был человеком принципиально непьющим. Это был крепкий, широкоплечий мужчина тридцати лет с приятными симметричными чертами лица и весьма вспыльчивым нравом. Если бы Мищук пил, Серега отнес бы его к категории «агрессивные», но Андрей алкоголь не употреблял, а значит, был вне категорий классификации. Щавель недолюбливал и побаивался Мищука из-за трех его фанатичных пристрастий. Первым пристрастием Андрея Мищука был футбол. Причем не весь футбол целиком, а один-единственный клуб, о котором фанатичный монтажник мог рассказывать всем и везде, чем помимо Сереги Гоменюка напрягал остальных работающих рядом с ним людей. Название клуба Серега не помнил, оно было длинным и с кучей согласных, такое сразу не запомнишь. Футбол, как и вообще весь спорт его не интересовал – что находят люди в наблюдении, как двадцать два здоровых мужика бегают за одним мячом, Щавель не понимал. Но из бесконечных горячечных рассказов Мищука Серега запомнил, что клуб этот находится в Англии, что его игроки носят красные футболки, что его много лет возглавляет какой-то очень хороший тренер (о нем Мищук говорил с благоговейным придыханием), что клуб этот выиграл очень много титулов. Особенно часто Андрей рассказывал, как его любимый клуб в конце девяностых в финале какого-то престижного турнира, проигрывая по ходу матча, в последние несколько минут смог героически переломить ход игры и выиграть турнир. Этим событием Мищук всегда подчеркивал, что значит спортивный дух победителя, а также мудрость руководящего тренера, который в последние минуты игры выпустил на поле правильных запасных игроков, забивших решающие голы. Сам Мищук также в детстве играл в футбол, но порванные мениски очень быстро помогли закончить спортивную карьеру. Тем не менее (и это было вторым безумным пристрастием), детские травмы не смогли помешать Андрею Мищуку стать фанатичным последователем здорового образа жизни. Он не пил, не курил, ежедневно занимался йогой, подтягивался на турниках, катался на велосипеде (сколько позволяли травмированные колени), соблюдал режим сна, спал по девять часов, правильно питался, сверяясь с лечебными диетами и считая калории, ставил очистительные клизмы и делал дыхательную гимнастику. Третье пристрастие Мищука тянуло корни из второго. Точно так же фанатично, как он следил за своим здоровьем, Андрей порицал пороки, ведущие к ухудшению оного. В частности, праздность, лень, обжорство и пьянство. Естественно, все это подкрепляя наглядными примерами из жизни окружающих его людей, ничуть при этом не деликатничая. Стоило только кому-то вблизи Мищука пожаловаться на состояние своего здоровья, как тот, ничуть не стесняясь в выражениях, рассказывал человеку, что это от того, что тот алкоголик, обжора или аморфное существо, проводящее лучшие годы жизни на диване перед телевизором. Естественно, Серега Гоменюк являлся типичным примером порочного образа жизни. Часто в его присутствии Мищук размышлял о том, что вот, мол, молодой пацан, тридцати еще нет, а уже конченый алкаш. И что вместо будущего у него лечение от язв, циррозов, желчекаменных болезней, ишемической кардиомиопатии и других заболеваний сердца, неврологических, гипертонических и мочеполовых заболеваний. Такие разговоры Серегу раздражали, но спорить с Мищуком он не пытался, все-таки тот был слишком вспыльчив, а самое главное – сильнее и здоровее. Так что в подобных ситуациях Щавель просто негромко бубнил себе под нос, что Мищук монтажник, а не врач, и спешил отойти на безопасное расстояние.