Владимир Сорокин - Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль

Зал замер.

— Пятой!!!

Зал взорвался овацией, зрители встали со своих мест. Занавес взмыл, и со сцены на зрителей хлынул поток нежно-розового, золотисто-медового света. Все сразу смолкло, публика села, и через полминуты абсолютная тишина наполнила театр.

На убранной живыми цветами сцене стояла ванна, выточенная уральскими камнерезами из цельной глыбы розового гранита. В этой массивной, наполненной полупрозрачной желеобразной субстанцией ванне лежал великий баян России — Александр Пантелеймонович Пятой — живая легенда, певец-самородок, поколебавший славу великого Шаляпина. Родившийся в глухой беломорской деревушке, с детства пораженный редчайшим недугом — размягчением костной ткани, Пятой получил от сурового северного края бесценный дар баяна, уже четверть века приводящий в трепет россиян.

Он лежал в ванне на спине, прикрыв глаза и размеренно дыша невероятно худой, но широкой грудью.

Прошли несколько долгих минут. Слышно было, как слабо потрескивают новые кресла под телами замерших людей.

Медленно приподнимая голову и плечи, Пятой сел в ванне. Большое широкое лицо его, цвета запеченной в углях картошки, было покрыто глубочайшими морщинами, словно прорезанными узким и острым ножом; бледная, истонченная кожа беспощадно обтягивала широкие плечи потомственного помора; большие серо-голубые глаза спокойно смотрели в зал. Он слегка приоткрыл сухой тонкогубый рот и запел. Сильный, мягкий и проникновенный голос потек как бы ниоткуда, как свет. Но не успел Пятой пропеть первую фразу, как в зале раздался странный звук, словно оборвалась кинопленка на кадре, запечатлевшем взрыв тяжелой бомбы. Что-то быстро мелькнуло в проходе между сценой и партером, треснул паркет, хрустнули обтянутые бархатом доски сцены, и облако каменной пыли осело на первых рядах.

Зал недоумевающе ахнул. Люди встали со своих мест.

Между сценой и первыми рядами партера, раздвинув паркет и задев край сцены, торчала полупрозрачная воронка ростом с человека. В воронке виднелось что-то розоватое.

Пятой прекратил петь.

В зале вспыхнул свет. Вокруг странной воронки стал собираться народ. Шум усиливался.

— Товарищи! Прошу не поддаваться панике! — раздался зычный голос из правительственной ложи.

Шум стал стихать, все повернулись к ложе. В ней, опершись на бархатное перило парапета, стоял Вячеслав Молотов — высокий, широкоплечий, с густой, черной как смоль бородой, большим умным лбом и красивым решительным лицом. Рядом с ним сидела его жена — княгиня Воронцова, хрупкая женщина с болезненно тонкими чертами лица; здесь же находились другие члены правительства и члены их семей.

— Что это, Вячеслав Михайлович? — выкрикнул из партера золотопромышленник Рябушинский. — Провокация эсеров?

— Подарок дамам к Международному женскому дню! — нервно пошутил главный редактор «Правды» Кольцов.

— Товарищи! Это лед! — громко констатировала девушка с красной косынкой на голове.

— Господа, а вдруг это бомба? — воскликнул граф Сумароков-Эльстон.

— Прошу минуту тишины! — поднял руку Молотов, и голоса стихли. — А теперь попрошу всех занять свои места!

Набежавшая публика стала покидать партер. Когда в зале наступила тишина, Молотов заговорил своим громким голосом:

— Я прошу всех успокоиться. То, что случилось сейчас, — не провокация эсеров, не террористический акт и не шутка. Это уникальное явление, чрезвычайно важное для нашего Советского государства. У вашего правительства нет секретов от своего народа. Завтра вы все узнаете из газет, а теперь необходимо как можно скорее убрать этот предмет из зала и поместить его в морозильник. Вы уже заметили, что это лед. Так вот, этот лед ни в коем случае не должен растаять. Я прошу сильных мужчин, сидящих в партере, помочь вынести это из зала.

Возникла пауза. В зале появились солдаты охраны. В первых рядах поднялись несколько человек, осторожно приблизились к воронке.

— Товарищи! Ничего не бойтесь! — успокоил их Молотов. — Это просто лед. Но очень важный лед.

Солдаты и мужчины-добровольцы облепили ледяную воронку, медленно вытянули из развороченного пола, приподняли и понесли к выходу.

— Товарищ Молотов! И все-таки, что же это такое? — раздался женский голос из соседней ложи.

— Вы не хотите потерпеть до завтра? — улыбнулся Молотов.

— Нет! Не хотим! Говорите сейчас! — послышались голоса с мест.

Молотов обвел зал взглядом своих черных глаз:

— В таком случае я предоставляю слово специалисту. Лаврентий Павлович, объясните товарищам, что произошло.

Сидящий слева от него Берия встал, снял пенсне и неторопливо протер его замшевой тряпочкой. Это был высокий худощавый человек с большой яйцеобразной почти безволосой головой, узко скошенными плечами и длинными руками с выразительными тонкими пальцами; лицо его, узкое и вытянутое книзу, всегда имело выражение рассеянной углубленности в себя, которое встречается обычно у людей искусства. Небольшие зеленые глаза подслеповато щурились, полные губы блестели со вкусом подобранной помадой. На Берии был превосходный темно-синий фрак с орденом Красного Знамени в алмазном венце. Очень высокий стоячий воротник красиво поддерживал узкие худые скулы министра госбезопасности.

Берия надел пенсне на свой тонкий небольшой нос и заговорил тихим четким голосом:

— Это так называемый ледяной конус, посланный нам из недалекого будущего Орденом Российских Землеёбов. Орден будет сформирован из многочисленных сект землеёбов в 2012 году. В 2028-м члены Ордена обоснуются в Восточной Сибири, на Лысой горе, в подземельях которой обнаружатся следы поселения сибирских зороастрийцев — потомков небольшой секты, которая… кажется, в конце VI века до нашей эры бежала из великой империи Ахеменидов на север. И постепенно оказалась в тайге, между двумя Тунгусками, на Лысой горе, в гранит которой они благополучно углублялись в течение четырех веков. Зачем? В поисках так называемого Подземного Солнца, лучи которого, по их верованию, уничтожат различие между добром и злом и вернут род человеческий в райское состояние. Сибирские зороастрийцы изобрели машину времени, способную посылать небольшие объекты в прошлое. Один из этих объектов вы видите здесь.

Берия замолчал, шевеля губами и оглядывая зал.

— Товарищ Берия! — встал с места Алексей Стаханов. — Ты скажи прямо — это хорошо или плохо?

— Конечно, хорошо, — сдержанно улыбнулся Берия. — Это уникальное явление.

— И часто они, эти… зем-ле-ёбы, будут швырять по нам такими глыбами? — спросила Ольга Чехова, обмахиваясь черным китайским веером.

— Могут же быть жертвы, господа! — с трудом приподнялся десятипудовый Мика Морозов. — А если б эта штука вылезла не в проходе, а прямо здесь, среди нас?! Или на галерке? И натурально свалилась бы на наши головы?! Это же… катастрофично!