Ирвин Уэлш - Альковные секреты шеф-поваров

– Да мне все равно! – взорвался Кибби. – Ну в самом деле! Дай спокойно телевизор посмотреть!

Джойс отшатнулась, глядя на сына жалобно, как щенок в зоомагазине. У Кибби дрогнуло сердце.

Наступившую тишину взорвал оглушительный звонок, от которого Кибби едва не выпрыгнул из кожи. Джойс тоже вздрогнула – и поспешила отпирать, радуясь нежданной помехе. Вернулась она в сопровождении фигуры, одетой в меховую куртку поверх толстого свитера. Это был Иэн.

Пришел поговорить о Бирмингеме.

– Ну ладно, мальчики, – сказала Джойс, – я ненадолго уйду, проведаю Элсбет. Посмотрю на их ребеночка. А вы тут пообщайтесь.

– Ага, отлично! – Кибби бросил на мать извиняющийся взгляд. Ему было стыдно за свою несдержанность. – И знаешь, мам… я думаю, подарочные купоны в книжный магазин – это верная мысль.

– Правильно, сынок! – Джойс просияла. Мальчик просто болен, нервничает. А она и вправду разболталась. Хорошо, что пришел Иэн: хоть какое-то развлечение.

Брайан и Иэн глядели друг на друга – молча, напряженно. Хлопнула дверь гостиной, щелкнул замок входной двери.

– Знаешь… – начал Кибби.

Иэн махнул на него рукой:

– Подожди, помолчи. Просто послушай… Я тебе должен что-то сказать.

Его лицо было столь серьезным и взволнованным, что Кибби в ответ лишь кивнул.

– Понимаешь, жить в нашем городе, в нашей стране… Для таких, как мы, это нелегко.

Кибби вспомнил тягучие школьные годы: одиночество, издевательства одноклассников, неудачные попытки влиться в коллектив… Друг говорил правду.

– Иногда бывает тяжело признаться самому себе, – продолжал Иэн. – Но когда я тебя увидел – на конвенте, с этим гадким дядькой… А наутро ты был весь измятый, избитый…

Кибби хотел заговорить, но слова застряли в пересохшем горле.

– …я подумал: зачем Брайан связался с таким подонком? С грязным, грубым животным, не способным на нежность и уважение…

– Я же… – У Кибби заплясали зубы, спина покрылась гусиной кожей.

– …когда рядом есть человек, который ему близок, который его любит, который всегда готов… – Иэн подался вперед. – Да, Брайан! Я очень много думал, мучился… Я тебя люблю, Брайан!.. Ну вот: решился и сказал. – Иэн усмехнулся, посмотрел в потолок. – Небеса не разверзлись, гром не грянул. Я тебя давно люблю, Брайан. Просто не догадывался, что ты такой же, как я. Ты ведь девчонками интересовался, разными там Люси… Боже! Каждый раз, как ты упоминал эту сучку, у меня гвоздь в сердце поворачивался! Вовсе незачем было так притворяться, вести двойную жизнь…

– Нет! Подожди! Ты не прав! – пискнул Кибби. – Я был…

– Хватит, Брайан. Довольно лжи, довольно жалких масок! Столько лет тупые мужланы вроде Макгриллена дразнили нас пидорами и гомиками, а мы безропотно терпели! Но теперь – что они могут нам сделать? Что они могут сказать, чего мы еще не слышали? Мы взрослые люди, Брайан! Снимем квартиру на двоих…

– Нет! – вскричал Кибби.

– Думаешь, я боюсь заразиться? Ерунда! Я понимаю, ты болен. Ну что ж, буду за тобой ухаживать…

– Да ты с ума сошел! Я не голубой! Не голубой!

Иэн обратил ладони вверх и пожал плечами. Его кадык раздулся; казалось, что наружу вот-вот вырвется сидящий внутри паразит.

– Типичный случай бегства от реальности! Что ж, понимаю. Твоя мать религиозная женщина, а христианство порицает гомосексуализм. Но в Библии, ты знаешь, содержится масса свидетельств…

Единственное, что Кибби оставалось, – это посмотреть возбужденному другу в глаза и ровным тоном произнести:

– Пойми, я не хочу с тобой жить. Не хочу быть твоим любовником.

Иэн почувствовал, как ветер покидает его паруса. Секунду он сидел понурясь, не зная, что сказать. Затем поднял голову и опалил Кибби испепеляющим взглядом:

– Значит, я тебе не нравлюсь? Ха! Да кто ты такой! Это ты говоришь мне? – Иэн упруго вскочил и указал на зеркало. – Ты почаще вот сюда заглядывай, овца толстожопая! Не забывай, в кого ты превратился. Я хотел тебе одолжение сделать, понял?!. Провожать не надо!

Он развернулся на каблуках и рванул к выходу.

Потрясенный Кибби услышал, как хлопнула сначала одна дверь, а потом вторая.

Шеннон собрала волосы в пучок: вид у нее строгий, но симпатичный. Я спрашиваю, не хочет ли она выпить после работы. Она отвечает, что должна закончить отчет, и предлагает встретиться в половине шестого в «Кафе-Рояль». Я уже решил: сегодня скажу ей, что считаю своим отцом американского повара из Калифорнии.

Появляется Шеннон только в шесть. Вместо того чтобы сесть рядом со мной, она располагается напротив. И даже попытки не делает снять куртку.

– Что будешь пить? – спрашиваю я нервно.

– Ничего. Я сейчас ухожу. Одна. Между нами все кончено, Дэнни.

Она говорит отстраненным, бесцветным тоном, каким пользуются все женщины, бросающие своих мужчин. Я уже начинаю к нему привыкать.

Глубокомысленно кивая в ответ, чувствую в желудке жгучую желчь отторжения, словно выпил дешевого некачественного виски.

– Наша связь сослужила свою службу, – продолжает она. – По крайней мере, для меня. Для тебя, подозреваю, тоже. Пора жить дальше.

Волна эмоций наполняет меня, перехлестывает через край. Шеннон, конечно, права. Но мне сейчас нужен… кто-нибудь! Почему девушки бывают так сногсшибательно красивы именно в тот момент, когда посылают нас на фиг? Мои глаза увлажняются.

– Все правильно, – говорю я, накрывая ее руку своей и слегка сжимая. – Ты замечательная девушка, Шеннон. И очень хороший человек. Я таких мало встречал. – В моем голосе дрожит неподдельная искренность. – Просто момент неудачный для нас… Я понимаю, эти слова давно превратились в клише; люди, расставаясь, произносят их на автомате – и тем не менее: давай останемся друзьями! Настоящими друзьями. Я бы очень этого хотел.

– Ну разумеется!

В глазах у нее слезы, в голосе – легкое разочарование, причина которого понятна. Готовясь к последнему разговору, женщины всегда настраиваются на жестокость, входят в образ неумолимого вышибалы, репетируют решительные реплики, и собеседник им, в общем, не нужен; само его присутствие, пусть даже безмолвное, лишь разрушает созданный в воображении идеал.

Она вытирает глаза, встает, целует меня в щеку.

– Точно не хочешь выпить? – спрашиваю я с ноткой отчаяния: очень хочется рассказать кому-нибудь про американского повара.

– Не могу, Дэнни, – отвечает она с грустью. И сочувственно качает головой. – Увидимся завтра на работе. Пока!

Она направляется к выходу, цокая каблучками по мраморной плитке.

Прежде чем заказать очередную кружку, я должен зайти к матери. Расспросить ее о поварах, с которыми она работала, упомянуть некоторые имена, посмотреть на ее реакцию. Я отставляю недопитое пиво, выхожу на Лит-уок и сажусь на шестнадцатый автобус: идти пешком мимо призывно распахнутых баров слишком мучительно.