Ирвин Уэлш - Клей

Гитлер.

Хайль Гитлер.

Какой я был мудак. Бухой шатался со старыми приятелями. Мы решили сделать на нашем автобусе «Последняя миля» небольшой памятный тур. Какая-то жопа с камерой узнала меня по статьям в музыкальных журналах, где рассказывалось про клуб. Он спросил, фашисты ли мы, и в ответ мы, по приколу, закосили под Джона Клиза. [37]

Какой же я тупой. Тупой настолько, чтобы не понять, что они могут быть сколь угодно «ироничными», но парням с окраин так себя вести не полагается. Даже если мы выросли на этом, только у нас это называется «прикалываться».

Да хуй с ним, эта комната больше, чем квартира моих стариков и их новая коробка в Бабертон-Мейнз, вместе взятые. Пришел Рольф со своей подружкой Гретхен и еще три девушки: Эльза, Гудрун и Марсия. Когда Голли нравится девушка, он становится такой неспокойный, глаза точно выпрыгивают из орбит, и по всему видно, что он с ходу помешался на этой Гудрун. Девчонки, однако, все потрясные, даже сравнивать бесполезно. Этот эффект, когда сытных тёл набивается целая комната, меня просто вырубает. Я изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие. Хотя бы Биррелл повел себя достойно: встал и пожал всем руки.

По рукам пошли косяки с травой и гашиком, все нормально так курнули, кроме Биррелла, который вежливо отказался. Странным образом это произвело впечатление на девушек. Я объяснил, что Билли готовится к поединку.

– Бокс… а это не очень опасно?

На этот случай у Биррелла припасена реплика:

– Опасно… для тех, кому хватает ума выйти со мной на ринг.

Все засмеялись, Голли изобразил, типа, он дрочит, а Билли коротко поклонился в шутейном самоуничижении.

Я пытаюсь понять, кто с кем фачится, чтоб случайно не наступить кому-нибудь на мозоль, и Марсия, как будто прочитав мои мысли, говорит – я, мол, девушка Вольфганга и живу здесь вместе с ним.

Этому я даже рад, потому что при ближайшем рассмотрении она показалась мне слишком правильной и суровой. Та, что Гретхен, – птичка Рольфа, значит остаются Гудрун и Эльза.

С приближением ночи я почувствовал, что Марсии что-то не в кайф. Надо полагать, это «что-то» – мы. Особенно она выпучивается на Гэллоуэя, который стал уже шумноват.

– Мюнхен – отличный город, совсем не такой, как Эдинбург, – выкрикивает он, – и знаете почему? Старичье здесь не то, ну то есть пожилые люди – совсем другие, такие милые. – Тут он начал говорить по-немецки, и причем все понимают пизденыша.

– Брехня! – крикнул я.

– Нет, Карл, – ответил тот. – Здесь нет пятидесятилетних упырей в дешевых свитерах, которые сидят по пабам в Лейте и готовы изрубить молодых в томатное пюре только за то, что им самим уже не двадцать. – Он взял у меня косяк и замолк, чтоб затянуться. – Как, впрочем, и нам. Четверть века. Древние мы уже, пиздец.

Тут он прав, как подумаю об этом – дрожь по телу. Я вспоминаю, как отец говорил: «Стукнет двадцать восемь, считай, напрыгался», – так что у нас совсем немного времени осталось. Многое изменилось за последнее время: каждый занялся своими делами. Голли с Терри до сих пор постоянно тусуются на районе, и хоть у Голли квартира в Горджи, это скорее почтовый ящик, куда приходят счета, так что от старых мест он далеко не отходит. Мы с Билли часто встречаемся, обычно где-нибудь в клубах. Мы оба теперь чуваки центровые, так что с Билли я больше тусую. Наши старики дружат, работали вместе, так что наша с ним дружба вроде как была предопределена. Но больше всех я до сих пор люблю Голли, хоть он и частенько бесит меня, когда заявляется в клуб. Он банчит таблетками, и я в принципе не против, но иногда качество оставляет желать лучшего, и это может подпортить вечеринку. Кроме того, он забывает об элементарной осторожности. Терри – блатной, это совсем другой мир, у него свои завязки. Однако мы все равно близки, хоть и не так, как раньше.

Да, время бежит, все меняется. Да и хуй-то с ним: настало время бодриться – веселиться, лишать прекрасных дев их девственности… хотелось бы.

Боже – Эльза, Гудрун… но и Рольфова Гретхен… да, как тут выберешь. Такое бывает, когда видишь сразу много красивых девушек, их обаяние складывается, производит суммарное действие. Чтобы выявить различия, требуется какое-то время. Я стараюсь сохранить спокойствие, потому что ненавижу выставлять себя мудаком перед девушками, а в алкашке это проще простого. Я думаю, что это как раз то место, где можно устроить серьезное фачилово с какой-нибудь четкой телочкой. Я б застрял здесь на несколько дней с одной из немецких куколок, срулив на время от коллег, требующих слишком много внимания, в особенности мистера Гэллоуэя, настроение которого скачет как гребаный шарик-раскидайчик.

В комнату вошел огромный черный кот. Голли потрепал его немного, и теперь он сидит на ручке кресла и смотрит на Биррелла, прямо уставился на него. Тот сверкает на него своим боксерским взглядом.

К нему подошла Марсия и закричала что-то по-немецки, кот повернулся и выпрыгнул в окно. Она обернулась к нам и говорит:

– Грязный бродяга.

– Нельзя так о нашем Голли, – говорю, и некоторые из них врубились и захихикали.

– Да, не стоит мне его кормить, – сказал Вольфганг. – Когда он приходит – писает везде.

– Теперь я устала, – вдруг заявила Марсия, закатив глаза.

– Вы все должны остаться у меня, – сказал Вольфганг заплетающимся языком. Глаза у него набухли, обдолбался он в никакос. Марсия стрельнула на него глазами, но он даже не заметил. – Если хотите, оставайтесь на всю неделю, комнат здесь полно, – продолжил он, помахивая косяком.

Супер!

Марсия сказала ему что-то по-немецки, потом налепила фальшивую улыбочку и обернулась к нам.

– Вы приехали отдыхать и не хотите быть привязаны к нам.

– Да нет, – говорю, – все очень здорово, правда. Таких милых людей мы еще не встречали. – Как же я обдолбался. – Правда, Голли?

– Да, и не только здесь. Таких нигде не встречали, – заворковал он, как на звезды глядя на Гудрун и Эльзу. – Это правда.

Я посмотрел на Биррелла, который молчит, как обычно.

– Если это не составит вам неудобств, было б просто здорово, – говорю.

– Тогда договорились, – припечатал Вольфганг, мельком взглянув на Марсию, будто говоря, не забывай, мол, это все-таки хата моих родителей.

– Чудесно, – сказал Голли, конечно же, подсчитывая в уме, сколько он сэкономит.

Вот только Билли что-то надулся:

– Ну вот, только мы устроились. Кроме того, мы должны подумать о Терри.

– Точно… предпочел бы забыть о нем… – Я повернулся к Вольфгангу и Марсии. – Это очень мило с вашей стороны, и мы с удовольствием погостили бы у вас, но с нами есть еще один друг, – объяснил я.

– Еще один – это не проблема, – сказал Вольфганг.

Марсия даже не попыталась скрыть раздражение. Выдохнув, она отвернулась и, размахивая руками и ругаясь по-немецки, вышла, хлопнув дверью. Вольфганг проводил ее наплевательским взглядом и пожал, обдолбанный, плечами.