Ирвин Уэлш - Клей

– Постой, Биррелл, – взмолился он, когда Билли поднялся, – не охуевай, а как же Gemeinschaft! [44]

Билли тоже может дать говна: он отличный парень, но местами дает такого – пуританского. В общем, он отошел и разговорился с какими-то англичанами. Терри высматривает телочек, несмотря на то что с ним Хедра. В этом весь Терри: я, конечно, его люблю, но он – пиздец какая сука. Я часто думаю, что, если б он не был моим другом и мы бы познакомились теперь, в следующий раз, если б такой случился, заметив его, я бы перешел на другую сторону улицы. Мне захотелось размять ноги, и я присоединился к Билли. Чуваки из Англии оказались нормальными пацанами. Вот уж мы потерли с ними пьяными языками, обменялись кучей историй про бухыч, про рейв, про махачи на футбе, про наркоту, про еблю, про всю хуйню, ради которой стоит жить на этом свете.

В какой-то момент происходит следующее: одна жирная корова, по-моему немка, забралась на стол, сняла майку и давай махать огромными сиськами. Мы давай ее подбадривать, и тут я понимаю, что уже конкретно на кочерге, набухался в ноль, оркестровые барабаны пульсируют в голове, а тарелки грохочут прямо под ухом. Я встал, чисто чтобы проверить, способен ли, и пошел гулять по палатке.

Голли покупает мне еще одну нехилую кружечку и начинает втулять, что мы – это Gemeinschaft и есть, однако я не в состоянии выслушивать его пьяный бред, потому что, надравшись, он становится такой липучий, виснет на тебе, тянет куда-то. Мы с ним теряемся, и я обнаруживаю себя рядом с девчонками из Дорсета или Девона, откуда-то оттуда. Мы звонко чокались «штайнером» и разговаривали о музыке, о клубах, таблетках – обычный, короче, треп. Одна из них меня реально приколола, ее зовут Сью. Она ничего себе, но больше всего мне нравится, что голос у нее как у крольчихи из рекламы карамели «Кэдбери», той, что говорит кролику «притормози и спокойно наслаждайся». А глаза у того кролика выпучиваются, навроде как у Голли, когда он в таблах. У меня, может, у самого сейчас глаза такие, потому что я вдруг представил, как мы неторопливо занимаемся любовью весь день под солнцем на какой-нибудь ферме в Сомерсете, и вот уже я ее обнимаю, и она позволяет мне немного ее пооблизывать, но вдруг отворачивается, может, потому, что я слишком горяч и давление губ зашкалило… Братец Кролик – это ж я, просто я с головой погрузился во всю эту технодурь и хардкор, все спешу куда-то, а сейчас можно просто расслабиться, братец Кролик…

Как же нахуячился! Я пошел к бару и купил пива ей и ее друзьям и взял еще шнапса на запивку. Мы их заглатываем, и вот уже Сью танцует со мной прямо возле оркестра, но это больше похоже на полеты вслепую, и тут этот англичанин, манчестерец, притянул меня за шею и говорит:

– Слушай, приятель, ты откуда?

А я ему:

– Из Эдинбурга.

И тут он отвял, наверное потому, что через плечо я видел, как Билли просто взял и ебнул какого-то чувака, может, кого-нибудь из его друзей. И не то чтоб сильно, просто экономичный такой боксерский удар, и чувак тут же сел на жопу. Общее настроение как-то странно меняется, и даже сквозь несколько слоев заглушающей алкоизоляции это невозможно не почувствовать. Я отцепился от манчестерца, который, похоже, прихуел немного, запрыгнул на Сью, и мы пьяным галопом пускаемся вон из палатки и закатываемся за караван, из которого доносится звук генератора.

Она запустила руки мне в ширинку, а я пытаюсь расстегнуть ее джинсы, они пиздец какие узкие, но мне все-таки это удается. Под трусалями я нащупал ее щель и запустил туда палец. Там все мокрое, так что пройдет без помех, у меня тоже шняга горит, а я, когда бухой, в таких ситуациях немного нервничаю. Иногда шланг набухнет, но корень все равно книзу тянет. Сначала нам никак не пристроиться, в итоге я посадил ее прямо на генератор, который трясется – пиздец, снял одну штанину, а трусы у нее такие белые хлопковые, растянутые, что просунуть можно не снимая, и сперва немного туго, но потом все наладилось. Мы ебемся, но это не тот неторопливый, тягучий, как карамель «Кэдбери», секс, которого я хотел, а напряженный, дерганый, жуткий перепихон. Ей приходится упираться руками в трясущийся генератор и, отталкиваясь от него, тыркаться в меня. Я, в свою очередь, пихаюсь в нее и смотрю на капли пота на ее лице, и теперь, когда мы ебемся, мы куда как больше отстранены друг от друга, чем во время танца. За нами шатаются тени, и из общего гула выделяются возбужденные голоса англичан, немцев, Биррелла, хуй знает кого.

Я думаю, как возьму ее с собой к Вольфгангу и Марсии и мы спокойно, не торопясь, с чувством пофачимся на кровати, как вдруг прямо на нас несется девка, но нас не видит, потому что ее неслабо выворачивает, она старается убрать волосы с лица, но безуспешно. Теперь мои горизонты сузились, я просто хочу выпустить в Сью заряд, но она резко отстраняется, и я выпадаю. Она натягивает джинсы, застегивает ширинку, и я тоже пытаюсь заправить шнягу в штаны и застегнуться, как слабоумный пытался бы сложить пазл.

– Что с тобой, Линси? – Она подбежала на помощь подруге, которая опять сблеванула. Тут она бросила на меня такой взгляд, будто это я виноват, что эта корова так набралась. Я, конечно, купил всем шнапса, но насильно его в глотку никому не заливал.

По выражению ее лица и языку тела становится совершенно очевидно, что Сью больше мной не интересуется, что она сожалеет обо всем, что было. Я расслышал, как она пьяным голосом пробормотала про себя:

– Даже без гондона… пиздец как глупо…

Да уж, тут не поспоришь. Я тоже начинаю раскаиваться.

– Пойду посмотрю, как там парни… увидимся внутри, – говорю, но она не слушает, ей просто похуй, и ни один из нас не кончил, так что, даже обладая чрезвычайно гибким воображением, успешным факом это не назовешь. Ну и хуй ли: не о чем беспокоиться. Говенный секс тоже изредка нужен, чтобы понимать, каким должно быть четкое фачилово. Если б каждый перепихон был как параграф из порноучебника, это не имело бы смысла, потому что не было б ни исходной точки, ни ориентира. Вот как нужно на это смотреть.

Я пошел дальше, спотыкаясь, а проходя мимо того, с расквашенным носом, я зацепился за веревку от тента и чуть не ебнулся. Ему помогает друг, который держит его голову подбородком вверх. За ними идет девушка и с североанглийским акцентом говорит:

– Как он? Он в порядке?

Те – ноль внимания, она поморщилась, посмотрела на меня и говорит:

– Ну и хуй-то с вами! – Но все равно поковыляла за ними дальше.

В палатке я пошуровал какое-то время, пока не нашел Билли, который уже в серьезнейшем уборе. Он не отрываясь смотрит на костяшки пальцев и потирает их.

– Билли, где Голли? – спросил я, подумав, что Терри хоть с Хедрой, а Голли так вообще один.