Ирвин Уэлш - Клей

– Да, Гудрун, это N-SIGN Юарт. – Хотя сто раз для Терри далеко еще не предел, однако он трясет ее за плечи, поворачивает в мою сторону и продолжает: – N-SIGN. Про него писали в журнале «DJ», до вас он, может, и не доходит… там была статья про перспективных диджеев, которые будут заводить в девяностых…

Хотя не думаю, чтоб Терри так уж обломался. Он-то всегда на плаву удержится, подныривая и залегая на дно, но удержится. Живучая тварь – в этом его сущность.

Гудрун встала и отправилась в тубзик. Сладкая девочка, я смотрю ей вслед, наслаждаясь ее легкой, грациозной походкой. Голли, похоже, этого не замечает, он посмотрел на меня, потом уставился в пустоту.

– Ты слышал, что я видел ребенка, с ней и этим, еще до отъезда?

И Терри, и Билли говорили мне об этой встрече. Ничего хорошего. Я стиснул зубы. Сейчас у меня нет ни малейшего желания вписываться в шоу Голли, Гейл и Полмонта с приглашенными знаменитостями Александром (Дозо) Дойлом и Билли (Бизнес) Бирреллом. Только не здесь. Только не сейчас. Но моему другу невесело.

– И как она? – спрашиваю.

Голли все смотрит в пустоту. Стараясь не встречаться со мной взглядом, он сказал совсем тихо:

– Она меня даже не узнала. А его зовет папой. Его.

Терри, однако, расслышал; затянувшись сперва косяком, он повернулся к Голли и пожал плечами:

– Так уж сложилось. Моя тоже того упыря папой зовет. Лошару неуклюжего зовет папой. Но это естественное развитие событий. Он ей хавчик подгоняет, ложку ко рту подносит, вот и все.

– Мне от этого не легче! – сорвался Голли на пронзительный, почти панический крик.

И вот теперь я ему сочувствую, по-настоящему переживаю за Голли, потому что для него ничего нет хуже, чем бессильное осознание факта.

– Она вспомнит о тебе, Голли, должно пройти время, – говорю.

Не знаю, чего я рот открыл, я в этом не рублю абсолютно, просто показалось, что это верные слова в подобной ситуации.

Голли стал реально загоняться. Как будто над его головой собралась туча и с каждой минутой становится все чернее.

– Ребенку без меня даже лучше, тут ты прав, Терри. Капля молофьи – это все, что я могу из себя выжать, – сказал он с перекошенным ебалом. – С первой же дыркой. С Гейл. В восемнадцать лет. Радостный до жопы, что развязал наконец. Какая непруха… то есть… не то я хотел сказать…

Я глянул на Терри, тот поднял бровь. Никогда еще ничего подобного от Голли не слышал. Имейте в виду, я так и думал, что до тюрьмы он так никому и не присунул. Об этом постоянно велись какие-то разговоры, но все больше ерундовые. На площадке, в столовке, в пабе. Ну, не постоянно, но частенько.

Самому мне просто офигенно. Не нравится мне эта тема, я хочу, чтоб Голли чувствовал себя так же, как я.

– Слушай, что-то ты депрессуху гонишь. Это ж вечерина! Ебаный рот, Голли! Ты молодой, здоровый мужик!

– Да я урод никчемный, наркот гребаный, – усмехнулся он в приступе ненависти к себе.

Я посмотрел на его детское личико и ущипнул его за щеку.

– Вот что я тебе скажу: как бы ты себя ни травил, выглядишь ты все еще очень даже ничего себе.

Но он пока не вписывается.

– Вся дрянь внутри, старичок, – засмеялся он глухо так, тихо, что у меня – мурашки по коже. Потом задумался и говорит: – Можно наскрести собачьего дерьма и положить в нарядную подарочную коробочку с блестящей крышечкой, но внутри-то все равно будет дерьмо собачье. Похоронку уже кому надо выслали, – простонал он.

– Да ладно, Голли, – говорю, – я сказал, что ты неплохо выглядишь, но чтоб сравнивать тебя с подарочной коробочкой с блестящей крышечкой – такого не было. Выше голову, сынок! В конце концов, – я встал в позу, изображающую старика Блэки из нашей школы, – есть мнение, что в современной системе среднего общего образования нет места гражданскому и религиозному воспитанию. Я этих модных взглядов не разделяю. Как, скажите, образование может быть общим без воспитания ГРАЖДАНСКОЙ позиции и РЕЛИГИОЗНОГО видения мира?

Ну наконец-то он засмеялся. Билли все это прослушал, поднялся и говорит:

– Пойдем, Голли, прогуляемся.

Голли встал. Вернулась Гудрун, и Билли, отступив, кивнул на нее. От этого Голли еще больше развеселился, и они вышли вместе в сад.

За вертушки встал Вольфганг, и музон снова потихоньку набрал обороты. Рольф трясет головой и смеется. Здоровяк поставил мощнейший трек, сучара, и я чувствую, как накрывает табл, меня слегка мутит, в ушах отстраненный звон, и если я сейчас не встану, то тут же и зарублюсь. Народ побросал мешки и стулья и вывалил на танцпол. Нужно добыть эту тему, не забыть выяснить, кто это. Немцы пустились в пляс, все, кроме Марсии, которая, как они говорят, не очень радостная. Эта хрень с нацизмом где угодно могла всплыть. Нам говорят, что нацисты – психи, но, может, они не бо́льшие психи или извращенцы, чем либералы. Просто тогда менялась эпоха и у всех поехала крыша. Это может произойти когда угодно и где угодно. Мне так кажется, судя по развитию событий, что капиталистическая система никогда не станет устойчивой. Найдется чувак, способный восстановить порядок, и богатые впишутся в расклад, если он оставит их при своем. И произойдет это в ближайшие лет тридцать.

Вот что меня поражает. Нацики – это не кто-то там. Они есть в каждом народе, как в каждом человеке есть какое-нибудь зло. И беспредельничают они чаще всего потому, что сами боятся или же все вокруг их опускают. Только с любовью мир станет лучше, и я буду дарить эту любовь вместе с музыкой. В этом моя миссия, вот почему я N-SIGN. Карл Юарт им никогда не нравился, потому он – безмозглый мальчишка, выкидывающий руку в нацистском салюте перед таблоидным фотографом, чисто ради прикола, на отдыхе с дружками по футболу. Безмозглый мальчишка даже не знал, кто они такие – эти нацисты, просто его всегда учили относиться к ним с ненавистью и отвращением. Зато он знал, как взбрыкнут чванливые упыри на работе, которые смотрели на него, слышали его окраинный говорок и считали его белым отбросом.

Карл Юарт – гопник, белое отребье – им не нравится. Зато как им нравится N-SIGN. N-SIGN играет в ангарах на лондонских вечеринках, поднимает фонды антирасистских групп, любых достойных гражданских организаций. Они обожают N-SIGN. И ни за что на свете не станут думать о том, что единственная разница между Карлом Юартом и N-SIGN состоит в том, что первый разгружал по складам коробки и получал копейки, тогда как второй крутит на тех же складах пластинки и зашибает будь здоров. Тот факт, что они относятся к этим двум так по-разному, говорит значительно больше о них, чем о Карле Юарте и N-SIGN. В пизду все это, теперь я буду благоразумным и добродетельным. Прикосновение настоящей любви – это великая удача, и это не в твоих руках. Лучшее, что ты можешь сделать, что действительно в твоих силах, – это стать правильным.