Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова)

«Новое правило — никто не должен находиться в центре бойцовского клуба», — говорит он, — «Никто не будет в центре внимания бойцовского клуба, кроме двух дерущихся людей. Голос лидера будет звучать, медленно перемещаясь вокруг толпы, из темноты. Люди в толпе будут смотреть на остальных через пустой центр помещения».

Теперь так будет во всех бойцовских клубах.

Найти бар или гараж, чтобы основать бойцовский клуб — не проблема; в первом из баров, — в том, где по-прежнему собирается изначальный бойцовский клуб, — собирают месячную выручку только за одну субботнюю ночь бойцовского клуба.

По словам механика, еще одно новое правило бойцовского клуба — это то, что бойцовский клуб всегда останется бесплатным. Вступление никогда не будет ничего стоить. Механик кричит, высунувшись из окна, навстречу движению и ночному ветру, обдувающему машину:

— Нам нужны вы, а не ваши деньги!

Механик орет в окно:

— На то время, пока ты в бойцовском клубе, ты — это не сумма твоих денег в банке! Твоя работа — это не ты сам! Твоя семья — не ты сам, и ты не тот, кем себя считаешь!

Механик орет против ветра:

— Твое имя — это не ты сам!

Космическая обезьяна на заднем сиденье подхватывает:

— Твои проблемы — это не ты сам!

Механик орет:

— Твои проблемы — это не ты сам!

Космическая обезьяна выкрикивает:

— Твой возраст — это не ты сам!

Механик орет:

— Твой возраст — это не ты сам!

Потом механик вылетает на встречную полосу, наполняя машину светом фар через ветровое стекло, спокойный как под градом ударов. Одна машина, а за ней и другая, несутся на нас лоб в лоб, трубя в сигналы, — а механик выворачивает руль ровно настолько, чтобы вплотную проскочить каждую.

На нас, становясь больше и больше, несутся фары, сигналы ревут, а механик тянется вперед, в сияние и шум, и кричит:

— Твои надежды — это не ты сам!

Никто не подхватывает выкрик.

На этот раз идущая навстречу машина сворачивает, как раз в тот момент, чтобы спасти нас.

Еще одна машина идет лоб в лоб, фары мигают: ярче, слабее, ярче, слабее, ревет сигнал, и механик орет:

— Тебе не спастись!

Механик не сворачивает, сворачивает идущая в лоб машина.

Новая машина, и механик орет:

— Однажды каждому из нас придется умереть!

На этот раз идущая на нас машина пытается свернуть, но механик перерезает ей дорогу. Машина изворачивается, а механик выходит ей в лоб, снова и снова.

Кожа идет мурашками в этот момент. В такие моменты ничто не имеет значения. Посмотри на звезды, — и тебя не станет. Ничто не имеет значения. Ни твой багаж. Ни дурной запах изо рта. За окнами темно, и вокруг ревут сигналы машин. Фары мерцают, ярче и слабее, тебе в лицо, и никогда больше ты не пойдешь на работу.

Никогда больше ты не сменишь прическу.

— Быстрее, — говорит механик.

Машина снова выворачивает, и механик опять становится на ее пути.

— Что, — спрашивает механик. — Что бы вы хотели сделать, прежде чем умрете?

Рядом идущая навстречу машина визжит своим сигналом, и сидит механик, настолько спокойный, что кажется визуально далеко от меня, сидящего на переднем сиденье рядом, и он говорит:

— Десять секунд до столкновения.

— Девять.

— Восемь.

— Семь.

— Шесть.

«Работа!», — выкрикиваю я в ответ, — «Я хотел бы уйти с работы».

Визг проносится мимо, когда машина уклоняется, а механик не идет на столкновение.

Новые огни появляются прямо впереди нас, и механик оборачивается к трем обезьянам-космонавтам на заднем сиденье.

— Эй, космические обезьяны, — говорит он. — Вы видели правила игры. Вываливайте, иначе мы все умрем.

По правую сторону проезжает машина с наклейкой на бампере, где говорится «Я вожу лучше, когда пьян». В газетах писали, что однажды утром тысячи таких бамперных наклеек появились на машинах ниоткуда. На других наклейках слова вроде «Разбейте меня всмятку».

«Пьяные водители против матерей».

«Используйте всех животных как вторсырье».

Читая об этом в газете, я понимал, что это протащил Дезинформационный Комитет. Или Подрывной Комитет.

Наш ясный и трезвый механик бойцовского клуба, сидящий возле меня, рассказывает что да, такие бамперные наклейки про пьяных — часть Проекта Разгром.

Три космические обезьяны притихли на заднем сиденье.

Подрывной Комитет печатает карманные карточки авиалиний, на которых изображены пассажиры, которые дерутся за кислородные маски, пока их авиалайнер в огне летит на скалы со скоростью тысяча миль в час.

Подрывной и Дезинформационный Комитеты тягаются друг с другом в разработках компьютерного вируса, который бы заставил банкоматы тошнить до блевоты, бурями десятии двадцатидолларовых банкнот.

С резким щелчком загорается зажигалка, и механик просит меня зажечь свечи на именинном торте.

Я зажигаю свечки, и торт мерцает легкими отблесками света.

— Что бы вы все хотели сделать, прежде чем умрете? — спрашивает механик и выносит нас на путь идущего в лоб грузовика. Грузовик врубает сигнал, раз за разом наполняя воздух длинными гудками, и фары грузовика светят ярче и ярче, как восходящее солнце, сверкая на улыбке механика.

— Быстрее, загадывайте свои желания, — говорит он, разглядывая в зеркало заднего обзора трех сидящих на заднем сиденье обезьян-космонавтов. — У нас осталось пять секунд до забвения.

— Раз, — говорит он.

— Два.

Грузовик заполняет все пространство перед нами, ослепительно яркий и ревущий.

— Три.

— Прокатиться на лошади, — долетает с заднего сиденья.

— Построить дом, — слышен другой голос.

— Сделать татуировку.

Механик отвечает:

— Верьте в меня — и вы умрете навечно!

Слишком поздно, грузовик сворачивает, и механик тоже выворачивает руль, но багажник нашего «корниша» хлестко отбрасывает краем бампера грузовика.

Тогда я этого не понимал, — я видел только свет промелькнувших во тьме фар грузовика и почувствовал, как меня швырнуло сначала на боковую дверцу, а потом на именинный торт и на механика за рулем.

Механик распластался на руле, пытаясь выровнять машину, и свечи на торте погасли. В течение одной секунды совершенства внутри жаркого кожаного салона было темно, и наши крики слились в одну высокую ноту, в консонансе с низким утробным ревом сигнала грузовика, — и мы потеряли контроль, право выбора, цель и выход, — и мы умерли.

Сейчас мне хотелось только умереть. Я — ничто в этом мире, по сравнению с Тайлером.

Я беспомощен.

Я глуп, и всегда лишь желаю вещей и цепляюсь за вещи.

За свою мелкую жизнь. За свою дерьмовую работенку. За свою шведскую мебель. Я ни за что, нет, никогда никому не рассказывал этого, но до моей встречи с Тайлером я собирался купить собачку и назвать ее Антураж.