Георгий Чернов - Имитация

На этом моменте он зачем-то решил протянуть свое рыло ближе ко мне, чтобы я, видимо, задохнулся от того смрада, что оно источало. Будучи в ярости, я пнул его ногу, а затем резко дернул дверь на себя, зажав его голову между ней и дверной рамой. Он застонал и начал тщетно выбираться из коварной ловушки, но я потянул ручку на себя еще сильнее.

– Давай мы так с тобой договоримся: еще раз ты позвонишь сюда – а меня очень бесит дверной звонок, – я тебе все кости к хуям переломаю.

И тут я пару раз ударил его дверью, уже не особо контролируя то, что делаю, а затем отпустил, и он вывалился из железных тисков наружу, ударившись спиной о кафельную плитку. Внутри меня все тряслось. Когда запирал замки, то заметил, что мои руки дрожат. Но я не испугался, нет. Мне каждый день приходится калечить людей, и не только физически. Но что тогда это? Ненависть? Гнев? Прожив в этом теле уже сорок с лишним лет, быть может, даже больше, я так и не научился их различать. Мне непонятны собственные эмоции. Собственные чувства.

Тут мне снова стало душно. Тошно. Я подошел к окну, и оно, скрипя всем своим деревянным нутром, открылось, впустив свежий ночной воздух. Где-то вдали раздались сирены реанимации, назойливые гудки, из дома напротив слышались ругань и пьяный галдеж. Мои глаза закрывались сами собой, все застилал тугой туман, голова раскалывалась, а к горлу подходил похмельный ком тошноты. В один момент я просто вырубился, впал в забвение, как впадал до этого снова и снова. После смерти у меня не было снов. Он забрал их у меня. Засыпая, я сразу, спустя мгновение темноты, просыпался, снова возвращаясь в реальность. И порой от недостатка сновидений и фантазий сама реальность может начать казаться сном. С царящим вокруг меня сюром так точно.

Когда я проснулся, то почувствовал, что мое горло раздирает неимоверная боль, словно кто-то заливал в него серную кислоту, а мое тело будто плавает в воздухе. Или в воде. Холодной воде.

– Доброе утро, – услышал я чей-то голос, и лишь по едва заметной издевательской интонации узнал в нем Кирилла.

– Что… – только и удалось мне выдавить из себя, когда с трудом смог разлепить свои глаза – яркий свет горящей лампы будто резал их ржавым ножом. Когда я все-таки смог оценить обстановку вокруг себя, то понял причину своего странного положения – мое тело плавало в наполненной ледяной водой ванне, а вокруг меня покачивались островки желтоватой субстанции. – Какого хрена?!

– Я мог бы соврать, что помог тебе таким образом освежиться, но я же, в конце концов, твой друг, – тут он поднялся с корточек, чтобы освободить мне дорогу, когда я начал вылезать за борт ванны, пытаясь не задеть куски того, что когда-то отверг мой организм. – Не могу же я тебе врать: ты захлебнулся в собственной рвоте. Добро пожаловать в русский рок. А я говорил тебе не спать на спине пьяным! В общем, пришлось тебя немного реанимировать. И желудок прочистить. Но как дерьмо ты себя чувствовать будешь еще долго, вероятно.

– Погоди. Я что, умер? – спросил я, обтирая себя полотенцем и все еще не до конца осознавая себя участником происходящего.

– Ну, технически – твое тело. Сам-то ты жив, как видишь.

– Стоп, – вдруг до меня дошло, и я недоуменно уставился на Кирилла, бросив полотенце на пол, – как ты вообще сюда попал?

– Через окно. И оденься уже, сколько можно? – бросил он, уже стоя спиной ко мне, и направился в комнату.

– Через окно? Ты что, совсем охуел? Тебе что-нибудь про личные границы известно?

– Я от тебя это слышу? – раздалось из недр комнаты. – Ты вчера вломился в чужую квартиру.

– Это другое.

– А по мне – так то же самое. Собирайся давай, и так поздно уже.

– Стоп, а что, есть работа? Что там от Глеба слышно? – мой мозг вдруг словно включился, как по кнопке, и вспомнил вчерашний вечер, а вернее его часть, пока руки мои натягивали штаны, почему-то, как и вся другая одежда, валявшиеся в коридоре.

– Работа есть, а по теме того мудака отмалчивается. Сказал работать, как работали до этого, дал адрес, пробубнил, что это наш вчерашний, и бросил трубку.

Я зашел в комнату, застегивая рубашку, и увидел, как Кирилл нагло уселся на прикроватной тумбе, а в руках у него лежали вырванные книжные листы, которые он зачем-то читал.

– Положи.

– Да-а, – протянул он, перевернув страницу. – Крыша едет?

– А у кого не едет? Положи, говорю.

– Да может и у всех едет, но у тебя, наверное, даже диагноз есть, – он спрыгнул с тумбочки и нарочито аккуратно положил стопку на место, подровняв так, чтобы не торчали края. – В целом, никогда не разделял любовь к литературе. Что в ней такого? Мне понятнее, когда перед глазами что-то.

– У тебя нет абстрактного мышления.

– Да ты что? Вот и я думаю, что нет. Бесполезная штука. Ну так что, ты готов?

– Пальто только новое достану и поехали.

– Я тебя на улице подожду тогда.

– Ага… – только и успело вырваться из моих уст, как, повернувшись, я понял, что в комнате есть лишь я да ветер, колышущий грязную, белую тюль. К слову, в этот день он – ветер – был сильнее, чем вчера: сквозь открытую форточку то и дело раздавался свист, вой, оглушающе громкий шелест листьев и треск деревьев. За окном вдруг сверкнуло, а буквально через пару секунд раздался раскат грома, на который решили разом ответить сразу несколько сигналок, стоящих под окном машин.

Все ходило ходуном, в том числе и мой рассудок. Голова раскалывалась, а тело ныло и едва слушалось своего хозяина. Хозяина ли? Так или иначе, выходить на улицу не хотелось. С таким бы удовольствием упал я сейчас на кровать и умер еще раз, но тем не менее нашел в себе силы, чтобы опуститься под нее и вытащить оттуда большую картонную коробку. В ней были все мои пожитки: пара запасных штанов, белье и второе пальто, за которым я и полез.

Кое-как застегнув кобуру, я лениво накинул сверху пальто и направился в коридор, но только собрался выйти, как что-то меня переклинило. Чувство, что мой подводивший то и дело мозг что-то забыл, пронзало сознание стальной иглой и не давало идти дальше. Я походил по квартире, бросаясь то в один пустой угол, то в другой, но чувство никуда не уходило. Когда я уже собирался махнуть на все это рукой и все-таки выйти наконец на улицу, то услышал, как мой желудок жалобно застонал. И правда, все, что было мною съедено за последние двадцать часов, это половина холодной шаурмы, и та ночью решила сбежать из меня и убить.

Я направился на кухню, стараясь не сильно шататься по пути, но получилось не очень: мою ногу вдруг что-то словно схватило и потянуло вниз, однако я смог устоять. Но что это было? Опустив голову, я увидел свое вчерашнее пальто с запекшейся кровью, уже впитавшейся в ткань. Подняв его с пола, чтобы забросить куда-нибудь, где оно не будет мешать, я почувствовал, что в нем явно прибавилось в весе, и, порывшись в карманах, нашел внутри пистолет, который был напрочь мною забыт: вчерашний день расплывался и кололся на куски, и едва можно было припомнить такие детали. Он действительно был целиком из серебра, включая и патроны. Даже гильзы, как мне тогда почудилось, были с легким серебряным напылением, хотя это уже казалось странным и неуместным. «Лишним не будет», – подумал я и убрал к себе в уже новое пальто.