Василий Вобленко - Осколки льда

Это «вчера» жизни. А ныне вернулась реальность, будни и «мёртвое» дело. Живот заурчал. В сумке черствеют бутерброды. Если не подогреть, язва обострится. А они даже не начали… Антон знал: парень будет тянуть время, чтобы подольше побыть вне стен камеры. А доктор, Айболит-оборотень, не позволит торопить и расшатывать нестабильное состояние. Давить не получится. Непонятно, кто в деле главный.

Конвойные без стука миновали дверь. Человек в кресле-каталке не походит на фотографии, проходящие по делу. Немощный старик в неполные двадцать два. Знакомо. Убийце сломали хребет, и с соками ушла жизнь. Конвульсивно подрагивает тощая бледная рука. Перекошенный рот изошёлся в кривляньях. От восставшего трупа подозреваемого отличают лишь шныряющие яблоками карие глаза. Испепеляют доктора ненавистью.

***

3 синтября 2004 года

Сигодня особеный день Утром нас помыли и дали новую адежду. воспитатиль другая ни лина сказала что придут асобеные люди Я думал что сигодня придеш ты мама но пришли какиета дядя и тетя. Дядя высокий с большийми усами а тетя в очен ь смишных ачках Васпитатель расказывала о каждом ребенке а я сидел в угалке

Патом рибята по очиреди показывали сваи рисунки. У мишки был караблик плывущий по морю а у димки настаящий танк. У андрея был нарисован кот А я нарисавал лину . Дядя спросил у воспитателя что эта за валчонок в углу. Он подошёл и протянул руку. сказал что он дядя олег. Я испугался ни знаю почиму он папрасил паказать рисунок а я сжал его в руке а потом обмачился. Тётя сказала фу а воспитатель сказала что я МА-ЛА-ХОЛЪ-НЫЙ и отсталый

гости ушли а я продолжал УП-РА-ЖНЕ-НИЯ. Хамяк Хомяк лошадка грибок кролик.

***

– МАМ, перестань! Хвааатит! Приеду в следующие выходные! Да, да! Обещаю! Сказала: ПРИ-Е-ДУ! Сама она сходит, не маленькая!

Катерина с силой грохнула трубку, скривилась. Да сколько можно?! Она давно не девчонка, а мать до сих пор командует! Условия ставит! Не попрётся она с бабкой сранья на воскресную службу! Не хватало ещё в выходной кланяться в пол вместе со старухами и слушать заунывное пение попа. Вся одежда пропахнет вонючим ладаном. Пусть сами ползают и крестятся, пока рука не отсохнет! Фанатики, блять!

Видите ли, давно дома не была! Катя и сама знает: братик скучает. Для четырёхлетнего карапуза приезд сестры маленький праздник. Для девушки, едва разменявшей второй десяток, боль и злоба, ведь в обретающем черты лице малыша по-прежнему мерещится ОН. Глаза, волосы, улыбка мужчины, изнасиловавшего её на шестнадцатый день рождения. Родного отца. Грубые руки, копошащиеся в её промежности. Горячее дыхание, укусы, шлепки и мизерный стручок, едва способный сорвать девственность.

Мать дура! Сама виновата! Знала, что у отца проблемы с головой, что по нему психушка плачет! Шизофреник, грёбаный. Но покрывала годами… И нечего теперь замаливать грехи! Церковь не поможет, если нет мозгов!

Катерина открыла форточку. Подкурила. Спустя минуту гнев уступил милости. Скачки настроения для неё не в новинку. Кэтти читала в «СПИД-Инфо», что такие метаморфозы есть признак сильного характера.

Насколько она ненавидела родную глухомань, но перспектива покушать маминой стряпни будоражит, аж слюни текут. Бабка старая, еле движется, не то, что вкусно готовить. Сама Катерина кухаркой не нанималась. Не царское дело! Можно на пару дней забыть про макияж, дать коже отдохнуть от «тональника» и пудры. Деревенские олухи и так потекут от одного её вида.

Едва тёплая струйка душа бурлит коричневатой жижей. Носик крана шипит, изрыгает воздух, но напора не даёт. Конченый водопровод! Проклятая коммуналка с общим санузлом! Две стиральные машины, вёдра, прогнившие тазики. И всё равно приходится стирать в раковине и сушить на верёвке. Да, ещё кто-то постоянно тырит туалетную бумагу. Жрут они её что ли?! Ну, ничего… Сегодня она примет ванную в гостях у какого-нибудь состоятельного мужчины. Или в худшем случае душ в номере гостиницы.

Катерина тщательно промыла волосы. Румяная после жёсткой мочалки кожа пошла мурашками. Шероховатая, но нежная. Как ритуал критично осмотрела тело. Вопросов нет: шикарна. Грудь небольшая, но упругая. Огромные ореолы сосков, как вишенка на торте: самое сладкое для мужчин. Попу можно и побольше, но никто не жаловался. Густые каштановые локоны ниспадают до самых ягодиц. Карие глаза, длинные ресницы, вкрадчивый взгляд. А вот от кучерявой поросли на лобке избавимся. Шпингалет нервно скрипнул, ручка заелозила.

«Занято! Если кто-то забыл: ванная общая!»

Затупленное лезвие царапнуло, потекла кровь. Защипало от попавшего в ранку мыла. Блять! Прижгла одеколоном, шипя от боли. Постучали настойчивее. «Пошли нахер!!!»

Застелила обоссанную дужку унитаза туалетной бумагой. Писала враскорячку, облив ляжку. Сортирка прилипла к ногам. АААА!!!

Когда Катя, завернутая в халат, покинула санузел, толпа уже всерьёз обсуждала, кто будет платить за выбитую дверь. Бесит! Её ждёт ночь приключений, а у соседей по коммуналке прорвало мочевые пузыри и кишечники! Отбрехалась.

– Шалава! – обласкал алкаш Валерыч из тридцать второй, скривив синюшную от алкоголя морду.

– Только и знает што жопу намывать по тридцать раз в день! – прошипела беззубым ртом карга из двадцать восьмой. – А как убираться, так хрен заставишь!

– Ссыте в горшок! Утку себе купи, дура старая! Отъебитесь отсталые! Приспичило, блять! – съязвила Катерина.

Тапки скользили по линолеуму. Скрылась за дверью, развалилась в кресле. Ужасно жалко себя, но плакать запретила. Как же хочется свалить! Пусть аварийный дореволюционный дом развалится и похоронит под обломками отбросов!

Их с бабкой комната самая маленькая: двенадцать метров. На всю стену фальшивый постер с морем, которая она никогда не видела вживую. Единственное окно выходит на разваленные бараки. Катерина спит на софе за шкафом, по ночам слушая, как сосед избивает, а затем трахает жену.

Около часа ушло на просушку волос, макияж и выбор наряда. Катерина остановилась на тёмно-вишнёвом платье с обнажённой спиной. Подогнала Светка, одноклассница. Турецкое! В руку розовый клатч. Немного потертый, но в темноте не видно. Прошлогодние сапожки по-прежнему хорошо смотрятся, подчёркивают стройные ножки.

Пыльные часы с кукушкой показывают без пяти девять. Последний автобус уезжает через двадцать минут. Нужно спешить!

– Катя, дочка, ты куда на ночь глядя собралась?! Хватит шляться, как кошка мартовская! Одно место чешется? Ну-ка раздевайся! – запричитала бабушка, – А ну стой, я тебе говорю!

Зычный голос разошёлся эхом среди картонных стен. Можно не сомневаться, соседи прислушались. Сонная старушка ковыляет на перехват босиком. Выцветший ночной пеньюар путается в ногах, но варикозные бедра передвигаются быстро. Катя простонала: