Павел Катаев - CH917

Прабабушка и прадедушка его по линии матушки были родом из Одессы – прекрасного, согласитесь, города у Черного моря. Сам же Денис Моисеевич родился в окружении столичного просвещения и вырос совершеннейшим миллениалом. Кроссовки New Balance, джинсы Levi’s, футболка H&M и чудное худи (любезно подкинутое Трейвоном). Именно так, дорогой читатель: неисповедимы пути японского старья! Каждый день он непременно проходил мимо той благословенной лавочки, слушая вперемешку «Ленинград», Bonobo, Вагнера и рекламу шаурмы прорывающейся подзвучкой.

Нынешний доход Дениса Моисеевича составлял ежемесячно семьдесят тысяч чистыми, не считая всевозможного фриланса. Это позволяло нанимать квартирку в нехудшем спальном районе (до метро минут десять сквозь дворы чинных пятиэтажек с прелестными игровыми площадками на резиновой крошке), оставляя на увеселения по выходным и выезжая за границу пару раз год. Он полагал, что своим относительно комфортным положением обязан двум годам стажировки в Мюнхене. Великое, мудрое, вечно зрелое и свежее благо – учиться новому! Особенно когда до нового есть нужда на родине. Денис Моисеевич знал это и потому питал живой интерес к насущному до колик знанию, а именно к овладению SMM и трансмедийным сторителлингом.

Проницательный читатель, вероятно, уже заметил, что герой наш обладал многими типичнейшими для его времени чертами. Он б…

…

Блеванул. Снова. Господи, сколько ж можно. Прикорнул ведь уже. Ни за что тебя не отпущу, санфаянсовый мой, стойкий мой, трезвый мой. Ты здесь, я здесь, и это хорошо. И никого нам не надо. Был бы милый рядом… Как же так? Что ж подкосило? Шесть, нет, десять, нет-нет… ну семь максимум шотов? Или таблеточка та?.. Витамин бесплатный. Угостил, родной, спасибо. Главное, жив. Все лучше, чем вирус. У нее кто-то есть, точно. Прямо ведь продекламировала, когда уходила: «Надо поговорить. Потом». Сука, кто там долбится. Ну, завис человек в кабинке. Зачем долбиться-то? Сейчас-сейчас, погоди, дядя, мы отдохнем. Я соберусь. Соберу все. Надо сопрягать. Сопрягать надо, Пьер. Сколько слов, сколько пар с цитатными списками, сколько лет, стыдно, братцы. Щас-щас… Поднять страну с колен. Тихонечко. Кроссовки чистые, надо же. Смыть обязательно, смыть основательно. Здесь цивилизация все-таки. Моя, причем. Мы здесь власть! Я здесь демиург! Ой, все… Не туда. К раковине. Прости, ближний мой. Умыться надо непременно. Умоюсь – и стану приличным! Ой, хорошо! Перерождение! Реинкарнация самая настоящая! Выхожу. Спокойно, уверенно, как большой. Ебать сколько людей. Все еще. Щас-щас… Горбачев сегодня ставит. Иду в народ. Сколько же народу-то. Не пробраться. Только чудо поможет. Уйди, Красное море. Иду на вы. Иду сквозь вас к нему. К нему, далекому, пресветлому, на зеленом, без лика, но образа человеческого. Выход здесь. Добрался! Слава тебе, Боже наш, слава, Тебе! Завтра только воскресенье. Убер бы.

«Уже 4 года проект занимается уникальным форматом электронных голосований. Как это работает, чем привлекает участников, какую пользу приносит городу – об этом и многом другом шла речь на встрече председателя Комитета государственных услуг…»

«10 best SMM cases f…»

«The big news kicks off this weekend. Listen to new hot mixtape by…»

«Ровно 5 лет назад моя дочурка пошла в школу!!! Это был замечат…»

«ВНИМАНИЕ! ПРОПАЛ ЧЕЛО…»

«USD 62,50 EUR 73,71»

«Zwischen ihm und dem Volk erneuete jetzo das Bündnis…»

«По последним данным, CH917 был выявлен у более чем 2000 человек. Число заражений с летальным исходом достигло 156. Новый вирус, изначально зафиксированный на территории ЦАР, теперь также диагностируется у жителей Южного Суда, Демократической республики Конго, Эфиопии. Зона карант…»

Тело будто распалось на две части. Одна, омертвев, утопала в кровати. Вторая лениво возвращалась к жизни. Денис листал ленту большим пальцем и просматривал одним глазом. Он чувствовал, что процентов восемьдесят его черепной коробки занимает вчерашний день. Оставшиеся двадцать были бодры, строги, сосредоточены. Шевелиться совсем не хотелось – иначе почти наверняка запятнаешь чистоту двадцати липкой жижей восьмидесяти. Внутри вырисовывался какой-то перекошенный инь-янь.

Дела ждали на табуретке где-то возле правой ноги. Аккумулятор заряжен, острый краешек корпуса блестит в луче солнца с отвратительной трезвостью. Еще немного – и с телефона полетят назойливые маяки: «пост в 12», «мейл», «позвонить». А вот и первый! «Прибываю на вокзал в 14:15. Вагон 2. До встречи».

По телу пробежал разряд: не ожидал, забыл. Он рывком поднялся и сел в кровати. Жижа тут же поглотила оставшиеся двадцать. Конечно, это оказалось больно. Раз-раз-раз-раз… Отец должен приехать сегодня на обследование. Он напоминал об этом последовательно месяц, две недели, два дня назад. С извечной аккуратностью и обстоятельностью звонил; спрашивал, удобно ли говорить; затем интересовался, как дела; далее через извинительную конструкцию предлагал денег («сынок, на жизнь-то хватает?»); наконец, говорил, что приедет ровно через… Да, сегодня. Через полтора часа.

Раз-раз-раз-раз. Теперь надо как-то разгребать дела, на ходу перекраивая сетку дня. Пока же любые логические цепочки утопали в жиже. Раз-раз-раз. Во-первых, аспирин. Денис спешно, почти лихорадочно сбрасывал одеяло, напяливал джинсы, засовывал ноутбук в сумку. Тем временем жижа вязко спускалась по телу, обволакивая каждую клеточку.

Бегая по квартире с куском пиццы в одной руке и стаканом, кристально пузырящимся волшебной пластинкой, он чувствовал легкий смрад внутри. Ему не терпелось очиститься от него: выпить, абсорбировать, удалить – и обновиться. Но с ширящейся досадой он все тверже понимал, что это не бодун. Это стыд.

Так было всегда. На стороне отца – непоколебимый, светлый, рафинированный порядок. На стороне Дениса – жизнь, то и дело ускользающая из рук и плюхающаяся в самые досадные обстоятельства. Граница между ними вырисовывалась с поразительной четкостью: не только по сути, но и в пространстве-времени.

В первой, отцовской, половине – детство Дениса в закрытом городе. Там пятиэтажки стояли уютной шеренгой вдоль полупустой улицы Ленина. Там у воинского мемориала всегда оказывались свежие цветы. Там новогоднюю елку щедро украшали огромными несъедобными конфетами. Там стригли лужайки и убирали окурки (если они вообще появлялись). Там в магазине «Продукты» ароматно пахло хлебом, а на сдачу давали сочные ромовые бабы. Наконец, там работал научный центр особого значения – настолько особого, что ромовые бабы не исчезали, а окурки не появлялись даже в самые лихие годы.

На кухнях спокойно и легко говорили обо всем, кроме работы. Продукция НИИ и цехов оставалась за невидимой и нерушимой стеной умолчания. Вокруг получали научные степени, должности, премии (щедрые), но кому и чем именно служили лаборатории, не проникало даже в зону сплетен. Такие правила игры впитывались с молоком матери, но осмысливались лишь годы спустя.