Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia)

Ее очередь кланяться.

– Скоро все так.

Распахиваю дверь классной комнаты – девочки носятся как оглашенные. Кеико, вытянув руки параллельно полу, кружит по комнате. Мичико, Норико, Фумико и Хидеко бегают за ней, прыг-скок с подушки на подушку, и все гудят себе под нос: «Мокка-мокка-мокка, мокка-мокка-мокка». Акико, староста до мозга костей, стоит в стороне, руки в боки, и наблюдает за происходящим. Она замечает меня первой, за ней – все остальные. Кеико самозабвенно вертится волчком.

– Что происходит? – Пинком отбрасываю подушки с дороги, выхожу на середину комнаты. Теперь и Кеико меня видит, однако продолжает крутиться как сумасшедшая. Вихрем кружит вокруг меня, так, что кончики ее пальцев едва не оцарапали мне щеку.

– Кеико спятила, – сообщает Мичико, отгрызая добрую толику ногтя. Можно подумать, сама только что не носилась по комнате туда-сюда. – Мне остановить ее?

– Если она спятила, ее уже не остановишь. Она так и будет вращаться, вращаться, пока сама себя не собьет в масло.

– В масло? – повторяет Фумико. – Теперь и вы спятила.

– Спятили – множественное число, Фумико.

– Я спятили, – со смехом говорит Норико. И вот уже они все повторяют то же самое – все, кроме старосты группы Акико, которая не в силах не супиться, и Кеико, которая униматься и не думает.

– Кеико просто изображает, – поясняет Хидеко, повыше подтягивая гетру на пухлой ножке.

– Что изображает, Хидеко? Дервиша, ветряную мельницу, волчок или…

– Вертолет! – кричит Кеико и перестает вертеться. Ухмыляется – шире уже некуда. – Учительница приехать в школу в вертолете.

И все начинается сначала. Даже запуганная малышка Мичико вытягивает руки и присоединяется к крутящемуся хору. «Мокка-мокка-мокка, мокка-мокка-мокка».

Акико бегает за товарками, приложив палец к губам и всячески шикая, но тем и дела нету.

– Я уезжала на выходные.

– Куда уезжала? – не отступается Фумико.

– Я ездила в Осаку, а потом – в Токио… за покупками.

– За покупками! – Пухленькое личико Хидеко так и светится.

– Вы ездить за покупками в вертолете? – уточняет Норико, локтем подталкивая Фумико.

– Я уехала на поезде, а вернулась на вертушке.

– На вертушке? – Мичико закусывает нижнюю губку.

– Мокка-мокка-мокка, – шепчет Фумико на ухо Норико.

– Ктошный вертолет? – любопытствует Кеико.

– Одного друга Гермико.

– Богатый друг, – вздыхает Хидеко.

– По-моему, нам пора начать урок.- Я словно вернулась в гребаный Летбридж, такой маленький и тесный, что каждая собака знает все на свете еще до того, как это «все на свете» произошло. – Мы припозднились.

– Ктошный вертолет? – не отстает настырная Фумико.

Я бы подыскала ей пластического хирурга, чтобы тот родинкой занялся и заодно рот ей зашил.

– Подарок для вас, когда вы возвращаться, – вступает Норико. – На столе.

Кеико подкрадывается поближе и шепчет мне на ухо:

– Мокка-мокка.

С меня довольно. Хватаю ее за плечо и толкаю на подушку. Подушка выскальзывает, Кеико ударяется задницей об пол. Мичико вскрикивает, как будто это я ее опрокинула. Акико заламывает руки.

– А ну, прекратили гребаный бардак и сели по местам, о’кей?

Мичико плюхается на ближайшую подушку, запихнув в рот все пальцы сразу. Норико, Акико и Хидеко следуют ее примеру. Только Фумико канителится: то туда подвинет подушку, то сюда затянутым в чулок пальчиком, пока не находит для нее идеальное место, между подушкой Норико и подушкой Кеико, которая пустует: Кеико предпочла остаться на полу.

– Я – ваша учительница, но из этого вовсе не следует, что я – ваша собственность. Я никак не в силах помешать вам шпионить за мной, – Мичико опускает голову, – однако я имею право на личную жизнь. Что я делаю в свободное время, вас никоим боком не касается, ясно?

Долгое молчание.

Наконец Хидеко – бурундучиные щечки закраснелись – выдавливает из себя:

– Шпионить нет.

– Нет-нет, мы вовсе не шпионили, – подхватывает Акико. – Утром была наша очередь подстригать кусты на шахматной доске рядом с парковочной площадкой.

– А откуда вы узнали про мой подарочный фрукт? Кто-то еще и дом мой обшарил.

Теперь потупилась Кеико.

– И чтоб больше этого не было. Как вам понравится, если бы я вздумала совать нос в вашу личную жизнь? Вам было бы приятно?

Те девочки, что не изучают пол, глядят на меня и качают головами.

– Как, неужто вам было бы приятно? Мичико неуверенно поднимает руку.

– Не нужно этого делать, Мичико. Говори сразу.

– В Японии личной жизни нет.

– Это как же так?

Мичико поднимает голову, глядит на меня: в глазах у нее слезы.

– Это правда. Каждый – часть всех остальных. Мы все часть целого, как большая семья. Отдельных частей нет.

Ясно как день.

– Стало быть, кто угодно имеет право войти ко мне в дом и порыться в моих вещах?

Кеико глядит мне в глаза.

– Нет, это нельзя. Почти всегда. Если у кого-то есть очень веская причина, тогда, может, о’кей. Но вы права – в дом заходить нехорошо.

– И моя личная жизнь – мои выходные – мне не принадлежат?

– Вы теперь – часть нас, мы – часть вас, – говорит Акико. – Все мы заодно. – Надо думать, в прошлой жизни была капитаном болельщиков.

– Во имя школы, – хором декламируют Фумико с Норико, – все во имя школы.

– Школа важнее, чем я, или вы, или кто угодно, – сообщает Хидеко, в качестве иллюстрации сцепляя пухлые, как сосиски, пальцы.

– Послушайте, я тоже обеими руками за школу, но мои выходные принадлежат мне. Врубились?

Девочки искоса переглядываются, словно говоря: и что толку, она все равно никогда ничего не поймет. И они правы; я ничего не желаю знать. Все, что мне нужно, – это мои выходные и моя личная жизнь.

– Врубились? – повторяю я и молча жду, пока все они, даже надутая Кеико, не кивнут. – Кеико, ну-ка садись обратно на подушку, мягкое место отморозишь.

– Мягкое место? – повторяет Кеико. Я показываю на себе.

– Мягкое место. Задница. Жопа. Попка. Афедрон. Большие полушария. Курдюк. Седалище. Дупа. Булки. Ягодицы. Корма. Пятая точка. Емкость с пастой. Выхлопная труба. Огузок. Гузно.

– Гузно. – Норико разражается смехом – и остановиться уже не в силах.

Кеико усаживается на подушку и зыркает на меня из-под черной челки.

– А сейчас нам хорошо бы поговорить о нашей будущей постановке. Мистер Аракава хочет что-нибудь короткое и несложное; кстати, нам разрешили пользоваться одной из больших аудиторий для репетиций три дня в неделю.

– Мы ставить настоящий спектакль? – охает Мичико.

– Это всего лишь одноразовая постановка, для школы, в зале «Кокон».

– Зал «Кокон», – вздыхает Хидеко.

– А что это будет за постановка, нам с вами как раз и предстоит решить. Хотим ли мы взять уже готовый мюзикл или хотя бы отрывок, – ну, не знаю, что-нибудь вроде «Вестсайдской истории»* или «Кабаре», или мы хотим придумать что-то свое?