Ричард Хелл - Погнали

– Мне просто понравился трюк со светом. Вырезала из журнала. – Она показывает на небольшую стопку журналов мод на полу в углу.

Я понимаю, о чем она говорит. На заднем плане садится солнце – в разрыве голубовато-малиновых облаков, розовых по краям. Улица погружена в мягкий сумрак, но фигуры женщин на переднем плане в зеленых атласных платьях сверкают белесыми бликами в последних отблесках солнца.

– Я понимаю, о чем ты. На самом деле, так не бывает, да?

– Я знаю, как это делается.

– Сама разобралась?

– Ага. На самом деле, ничего сложного. Здесь главное – цвет. Я пока не очень умею работать в цвете, но я учусь.

– Ты постоянно чему-то учишься.

– А ты – нет?

– Ну, я знаю только, что почти ничего не знаю.

– Это высшая форма знания.

– Мне важнее профессия.

– И то правда…

Я обожаю, когда она употребляет в речи американские выражения и словечки.

Кроме красного кресла, журнального столика и маленького картотечного шкафчика, в комнате больше ничего нет. Только – ковры и подушки, разбросанные по полу. Я сажусь на ковер, привалившись спиной к стене.

– Хорошо тут у тебя.

– Ты такой милый любезный гость.

– Вполне подходящая пусковая установка для нашего приключения.

– Ты уже думал над предложением?

– Не, пока нет.

– Ты не думал?!

Она выходит в соседнюю комнату. Мне видно через перегородку, что она роется в какой-то сумке.

– Ну, то есть, не то чтобы я не думал совсем. Есть у меня пара мыслей. Но по-настоящему я буду думать потом. А пока что я просто радуюсь. Это так хорошо, когда… есть, чем заняться. Я знаю, у нас получится. В смысле, работы. И отдохнем тоже неплохо, правда? Это как чудо…

– Правда? Я тоже об этом думала. – Она возвращается и садится в кресло. – Как будто он – Господь Бог. Который явился к нам и создал нам все условия для самовыражения… если, конечно, у нас получится. Если мы справимся. Я даже думаю, может, он с нами играет. Как с шахматными фигурками. – Она аккуратно высыпает кокаин из крошечной темно коричневой баночки на обложку книги по композиции.

– На самом деле, его побуждения меня мало интересуют. Мне кажется, ты от него в восторге, а я отношусь к нему ровно, без всяких эмоций.

– Это вполне предсказуемо.

– Что именно: что мне так кажется, или что ты от него в восторге?

– И то, и другое.

– Я не хочу сейчас спорить.

– Я тоже.

Она предлагает мне книгу и обрезанную соломинку для питья. Я вдыхаю пары от желтовато-белых дорожек. Они слегка отдают кошачьей мочой – от одного только запаха у меня начинается учащенное сердцебиение. Я кладу книгу на пол, наклоняюсь над ней и занюхиваю половину дорожки в одну ноздрю, и половину дорожки – в другую.

– Ух ты, чистый… а можно воды?

Она кивает в сторону кухни, я отдаю ей книгу, поднимаюсь на ноги, иду на кухню, набираю из-под крана холодной воды, возвращаюсь в гостиную и опять сажусь на пол. Достаю сигареты, закуриваю. Вторая дорожка осталась нетронутой.

– Знаешь, Крисса, когда я думаю об этом деле, я себя чувствую обновленным. Во мне все бурлит от избытка сил. Причин много, но главная – это ты… – Я смотрю ей в глаза, и она не отводит взгляд. – Это такая вещь, о которой, наверное, лучше вообще не задумываться, но знаешь… у меня ощущение… как будто мы – глина в руках у скульптора. Даже не так… не глина… я не знаю, как это объяснить. Мы, какие мы есть, и какие-то внешние обстоятельства, и Джек с его предложением, со своими задумками… все это соединилось, и получилось вот это… что-то волшебное. Да, волшебное. Преображение. Новое сотворение. Обоюдный процесс. Джек творит нас, мы – его. Как химическая реакция, как вулкан или что-то подобное – все элементы воздействуют друг на друга, и вдруг получается что-то новое. Что-то новое в мире, и от этого мир обновляется. Он уже не такой, как раньше. Все это изначально предназначалось для нас. Потому что мы – это мы. Это все не случайно. Ты понимаешь, о чем я?

В носу все онемело от кокаина, и я чувствую его привкус на задней части языка, где он как будто заледенел. Я себя чувствую великолепно. Я неуязвим. Я быстр и прозрачен, как горный ручей.

– Ты сама-то как думаешь, мы теперь сможем начать все по-новой? Мы справимся с этим заданием? Вместе?

Брр. Вот как она на меня влияет. Честно сказать, я не думал, что смогу об этом заговорить.

– Ну, во-первых, придется справиться. Мы оба – взрослые люди, и уважаем друг друга, и мы оба заинтересованы в том, чтобы у нас получилось, правильно?

Сердце сжимается у меня в груди. Скручивается в трубочку. Но вот кровь приливает горячим потоком, и сердце снова в порядке.

– Крисса, скажу тебе честно: я тебя люблю. – Блядь , это еще с какого перепугу? Сердце колотится, как сумасшедшее; в горле – ком, как бывает, когда выскажешь вслух самую сокровенную правду, и я вдруг себя чувствую, как идиот. Как один из моих фанатов, которых мне всегда было жалко. – Всегда любил. – Мир застыл в тишине. Мир замер. – Ну, может быть, не всегда… я знаю, считается только то, что ты делаешь. А говорить можно все, что угодно. Но и когда тебя не было рядом, ты всегда была со мной. Была и есть. Даже когда я забываю об этом. И это не важно, что происходит на внешнем уровне: вместе мы или нет. Потому что я тебя встретил, потому что ты есть, потому что ты всегда со мной – и никто, даже ты, тебя у меня не отнимет. Это неприкосновенно. Это останется навсегда. Насовсем. Я… я не знаю, как это сказать… Я живу. Я живой. И ты – со мной. Во мне. Может быть, это обычное совпадение, что это случилось с тобой – с тем человеком, который сидит сейчас рядом со мной и выслушивает мои излияния… а может, это вообще не относится к делу. Но я согласен на все. Я без понятия, что происходит, я не знаю, что это значит, я понимаю, что все, что я говорю -полный бред, совершенно бессмысленный… я не знаю, чем все это закончится и к чему приведет, но я за это возьмусь. Потому что другого мне просто не нужно. Черт . – Надо заткнуться, пока не поздно. Лучше не углубляться в опасную зону. Тем более, что в глазах у нее дрожат слезы, а я даже не знаю, правду я говорил или гнал, но в любом случае, это был монолог клинического дебила.

Я встаю, подхожу к ней, поднимаю ее с кресла и прижимаю к себе. Она не отпихивает меня. Она замирает в моих объятиях, словно все это – по-настоящему. И это действительно по-настоящему. Потому, что она принимает все как настоящее. Может быть, я за это ее и люблю. Так люблю… Ведь люблю же? Знать бы еще, что это значит – «любить».

– Прости меня, – шепчу я ей на ухо, отчаянно пытаясь понять, правду я говорю или нет, и убедиться, что все-таки правду. – Я не хотел врать и обманывать, но у меня ощущение, что я сделал что-то не то. Я не собирался тебя грузить… давить на какие-то чувства… слушай, может быть, мы приляжем?