Ричард Хелл - Погнали

Она дает мне уложить себя на ковер. Мы лежим на полу, тесно прижавшись друг к другу. Она уткнулась лицом мне в грудь, я обнимаю ее за плечо. Мы оба молчим, и в этой пронзительной тишине мне вдруг хочется плакать, но слез нет, все слезы давно уже высохли – и крик рвется из горла, беззвучный крик, который заперт во мне на всегда, но я замечаю его только в такие редкие моменты, как бы выхваченные из времени, и мы вроде бы вместе, но нас разделяет невидимая преграда, и это уже – очень много, но все равно этого мало. Я целую ее, и она отвечает на поцелуй. Все это длится буквально секунду, безумный миг. А потом – обрывается. Она садится и отпивает воды из стакана, который стоит на полу. Вид у нее усталый.

– Билли, давай не сейчас… нельзя превращать эту поездку в банальный любовный роман. Может быть, я люблю тебя. Может быть, не люблю. А может, и разницы никакой нет. – Она смеется, и я тоже смеюсь. Потому что все это похоже на какой-то дурацкий фильм. – Я тебя знаю. И знаю, что ты никогда своего не упустишь. Я не имею в виду, что ты – обманщик или притворщик. Но ты такой, какой есть. И просто не можешь с собой совладать. Мне иногда даже кажется, что Джек все это предусмотрел. Знаешь, в нем есть что-то дьявольское.

Я сажусь, привалившись спиной к стене.

– Джек идет на хуй. Ну ладно. Согласен. Ты во многом права. Я, кстати, пытался сказать то же самое. Но даю тебе слово: теперь все изменится… А может, и нет. Может быть, это я размечтался от полноты чувств. Но мне надоело так жить, я устал от себя… от того, что я делаю… и это правда…

– Хорошо, я тебе верю. А то, что ты делаешь… я же знаю, что ты готов соблазнить любого, с кем ты хотя бы на полминуты сможешь забыть о том, как ты себя ненавидишь.

– Ты же знаешь , что с тобой все иначе. То, что сейчас между нами произошло – это совсем другое. Хотя бы это ты у меня не отнимай.– Не надо мне было этого говорить. Такой жалобный голос – самому противно.

– То, что сейчас между нами произошло, не должно занимать наше внимание. У нас есть другие дела.

В данный момент мое внимание занято дорожкой порошка, которая так и осталась на книге на столе. Я себя чувствую, как шалопай-школьник, которого выбранила учительница, что – как это чаще всего и бывает, – не способствует исправлению моего далеко не примерного поведения, а, наоборот, толкает меня на очередную хулиганскую выходку.

Я говорю:

– Может быть, уберешь этот кокс? Чтобы глаза не мозолил.

Похоже, мы оба удивлены.

– Ладно, как скажешь.

Я, честно, не знаю, что меня дернуло. Наверное, хотелось произвести на нее впечатление. Но – не знаю.

Я отпиваю вина.

– Мне давно уже не было так хорошо.

Мы переходим к делу. Говорим о предстоящей поездке. У меня есть пара-тройка идей. Например, можно представить все как детективный роман с закосом под стиль Раймонда Чендлера – только вместо преступника мы разыскиваем цель поездки. В этом случае мне надо ехать инкогнито, а в бюджет внести дополнительный пункт расходов «на бутафорию и костюмы», чтобы я мог одеться как нормальный средний американец. Мы смеемся, но Криссе идея нравится, и она выдает мне аванс: 200$. Чуть погодя я уговариваю ее взять назад 50 – в обмен на полграмма кокса, – и в скором времени собираюсь домой.

Теперь я при деньгах. И точно знаю, где и как обменять их на герыча. В общем, я – крут и неслаб. Этакий невозмутимый ковбой под блескучими звездами. По дороге домой выцепляю продукта на пару доз. Стихии жестоки и непреклонны, но с ними я разберусь. Я счастлив, и это счастье – единственное – остается с тобой навсегда: я хорошо знаю эти края.

Никто, кроме верного скакуна, не знает, чем занимается ковбой в пустыне – один. Он предается своим потайным удовольствиям, не предназначенным для посторонних глаз. Коротает ночь. Занюхав кокса, он – напряженный, сосредоточенный, чистый – встает перед зеркалом и, затаив дыхание, достает из штанов свой член в его предельной наготе.

Когда же он, наконец, достигает апофеоза в сладострастных потоках и струях млечной горячей спермы, он вознаграждает себя хорошей дозой джанка и идет спать. Так завершается день.

Утром иду затариваться метадоном, хотя собираюсь начать принимать его только завтра. У меня еще осталось немного джанка – как раз на сегодня.

Метадон полностью обломался. Его начали выпускать по распоряжению правительства, чтобы лечить нарков, и когда я только начал его употреблять, я действительно думал, что он излечит меня от зависимости: что он снимает болезненные симптомы завязки и не вызывает привыкания. Но потом я обнаружил, что приход от него еще круче, чем даже от джанка, и что на него тоже сурово подсаживаешься – и ломает сильнее, и слезать с него дольше. Кому, интересно, ударила в голову эта блестящая мысль, что метадон лечит от наркомании?! Но он хотя бы дешевый.

В государственных клиниках его назначают с вполне очевидной целью как можно быстрее добиться хотя бы каких-нибудь результатов. На самом деле, сами врачи не одобряют такой терапии. Растерянные параноики-джанки, которым действительно хочется вылечиться и которые ждут от врачей реальной помощи, считают, что их специально не лечат – то есть, от одного лечат, но на другое подсаживают, – поскольку клиники получают дотации на программы лечения от наркомании, и им не выгодно, чтобы больных стало меньше. Но я думаю, дело не в этом. Просто врачи понимают, что метадон – это не метод, но поскольку они не могут обеспечить своим пациентам сколько-нибудь результативное лечение, они используют самый доступный и быстрый способ «снять» их хотя бы с джанка. Такая вот отвратительная шарада. Обычно к такому лечению тяготеют старые нарки, которым уже все обрыдло. Большинство из них все равно колется, когда есть возможность, а излишки толкает нуждающимся. Лишняя пара долларов – она никогда не лишняя.

Горькие миллиграммы смешивают с апельсиновым напитком и разливают в маленькие пластиковые бутылочки. Этой штукой не вмажешься – ее можно только пить. Поэтому он и дешевый, метадон. Если расходовать экономно, одной 12-долларовой бутылочки хватает на три дня. У меня есть возможность брать по три пузыречка в неделю – у соседа, который вместе с женой проходит терапевтический курс.

В данный момент у меня нет метадонового привыкания, поэтому план такой: взять три пузыречка, продержаться на них до отъезда, постепенно снижая дозы, и отправиться в путь уже на чистяке. Будущее видится в розовом свете.

Мы летим в Калифорнию через три недели.

Я покупаю толстую школьную тетрадку – специально, чтобы записывать дорожные впечатления. Листы на спиральке, красная картонная обложка, разлинованная бумага. Чистая тетрадка, предназначенная для определенной цели, это не просто тетрадь. Это – обещание новых возможностей. Дремлющий потенциал, который готов воплотиться в жизнь во всей своей мощи. Я знаю. У меня было несколько таких тетрадок. Сначала – чистых, потом – исписанных. И эту тетрадку я испишу тоже, раз у нее уже есть свое предназначение; и я точно знаю, что слова, которым предстоит появиться на этих листах, удивят даже меня самого. Если я буду заботиться о тетрадке, холить ее и лелеять, она сама позаботится о словах.