Тим Скоренко - Сад Иеронима Босха

Вы чётко знаете, что увидите: здоровые крепкие ноги. Ступни, голени. Но вы всё равно с замиранием сердца чего-то ждёте. Чего? Что у мальчика вырастет третья нога? Ещё чего-нибудь? Джереми Л. Смит может сделать это для вас, потому что он любит вас. Он может устроить любое шоу — этот фокусник, этот божественный маг, канатоходец над Ниагарой. Но он не делает этого, потому что вас больше всего поразит не третья нога, а обыкновенные здоровые конечности. Вас повергнет в шок то, что вы ожидали увидеть и, конечно, увидели. Вам не имели права показать ничего другого.

Уна переходит к следующей койке. Оператор крупным планом снимает её смиренное лицо, покрытую белой тканью голову. Тут лежит мужчина. Ноги у него на месте, зато вместо лица — рубцовая ткань, сочится жёлто-зелёная сукровица. Глаз нет, нет носа и подбородка. Камера: крупный план. Вы же любите мясо, правда? Чем страшнее выглядит травма, тем эффектнее исцеление. Джереми накладывает руки — и через несколько секунд на вас уже смотрит симпатичный африканец лет тридцати с классическим приплюснутым носом и огромными выпяченными губами. Он поднимает руки и ощупывает своё лицо.

На самом деле он должен лежать в гипсе, в повязке — я не знаю. С них снимают бинты и бандажи, чтобы продемонстрировать вам их увечья. Чтобы показать: Джереми Л. Смит и вправду исцеляет. Это не ложь, не выдумка, не фейк. Смотрите на это: до и после.

Это рекламный трюк. Вот Джон до использования лосьона для волос «Супершевелюра»: он абсолютно лыс. У него грустное выражение лица, потёртый свитер и впалая грудь. А вот тот же Джон через полгода регулярного пользования лосьоном «Супершевелюра». У него густые каштановые волосы, красивая жена (на заднем плане, рядом с дорогим автомобилем), новый свитер и выражение абсолютного превосходства на лице. Это яйцо, половина которого намазана «Бленд-а-медом». Оно не растворяется Даже в серной кислоте и не варится в жидком металле.

На самом деле это снимается просто. Берётся Джон с отличной каштановой шевелюрой. Это актёр, его зовут Джозеф Хиггинс, и к лосьону для волос «Супершевелюра» он не имеет никакого отношения. Он фотографируется со счастливым выражением лица, показывает камере оттопыренный большой палец и вовсю радуется жизни. Затем ему выбривают тонзуру, смазывают её жирком для блеска (чтобы не было видно синевы, возникающей при бритье наголо) и фотографируют с печальным выражением лица. Под второй картинкой пишут «до». Под первой — «после». На самом деле лосьон «Супершевелюра» не помогает никому. Он разливается из той же бочки, что и обычный противоперхотный шампунь. Только разбавляется водой, чтобы по консистенции больше походить на лосьон.

Это всегда работает.

Так вот. Джереми Л. Смит — это первый случай, когда система «до и после» не является ложью. У этих африканских мальчиков и в самом деле растут ноги и появляются лица. Это правда и истина в одном флаконе.

Джереми выходит из госпиталя триумфатором. Сюжет снят. Палаток-госпиталей ещё несколько десятков, но снимать больше не нужно. Всё можно сделать быстро и просто. Джереми уже научился этому. Он стоит, расставив ноги, и смотрит на небо. И в этот момент срастаются сломанные кости, восстанавливаются нарушенные нервные связи, соединяются порванные сухожилия, вырастают выбитые зубы, открываются выжженные глаза. Доктора чувствуют себя бесполезными и бессмысленными, потому что их трудная и многодневная работа сведена на нет в течение нескольких минут. Все их старания, все их образования и ординатуры, все их улыбки и утешения тут же теряют смысл, потому что за дело берётся Джереми Л. Смит. Из палатки за спиной Джереми выходит чернокожий врач. Он идёт, пошатываясь, не веря в происходящее. Он обходит Джереми и смотрит ему в глаза. Джереми улыбается. Врач падает на колени.

Это происходит везде. Всегда находится кто-нибудь, кто падает на колени и начинает молиться. Кто лижет Джереми ноги. Кто готов целовать его задницу. Он может быть случайным зрителем, или врачом, или лейтенантом — кем угодно.

Суть в том, что Джереми это в какой-то мере нравится. Но ещё больше это нравится Уне. Она чувствует себя причастной к величию, расползающемуся вокруг Джереми, ощущает себя элементом грандиозной конструкции под названием «Мессия». Когда очередной идиот падает перед Джереми ниц, Уне это льстит.

Есть такой старый анекдот. На улице к Джону Леннону подходит какой-то человек. Леннон думает, что ему нужен автограф, но тот говорит: «Нет, мне не нужен автограф. Просто я завтра буду на вашем концерте с девушкой и хочу произвести на неё впечатление. Не могли бы вы просто помахать мне со сцены и сказать, мол, привет, Пит». Леннон: «Да, конечно, без проблем». И вот уже следующий день, концерт, Леннон на сцене, а Пит в зале с девушкой. Леннон замечает Пита, машет ему рукой и говорит в микрофон: «Привет, Пит». А Пит отмахивается от него: «Да пошёл ты, задолбал уже со мной здороваться…»

Точно так же Уне льстит, когда кто-то лижет Джереми ботинки. Она ощущает себя его частью, и любой воздушный поцелуй, достающийся ему, отчасти предназначен и для неё.

Поэтому Уна делает именно то, что должна. Она снимает покрывала с лежачих больных и подносит Джереми цветы, когда это необходимо для шоу. Она становится настолько неотъемлемой частью Джереми, что в какой-то момент её приглашают в одну из африканских деревушек без него. Джереми занят: он останавливает засухи и голод. Это такая работа: кто-то сидит в офисе, кто-то ремонтирует автомобили, кто-то убивает людей, а Джереми — останавливает стихийные бедствия.

К Уне подходит женщина и просит благословить её. Уна сначала не понимает: это не ко мне, это к Джереми, хочет сказать она. Но потом до неё доходит весь ужас положения. Величественный, какой-то неземной ужас, надо сказать. Она настолько срослась с Богом, что воспринимается подобно богине. И тогда она, простая шлюха с римских улочек, однажды удачно сделавшая минет правильному человеку, протягивает свою правую руку с длинными изящными ногтями и благословляет чёрную сморщенную старуху — так, будто имеет на это право.

Теперь вы понимаете, что я хочу показать вам. Я хочу, чтобы до вас наконец дошло: идолы, которых вам навязывают, — это чушь. Уна Ралти остаётся шлюхой, остаётся женщиной — кем угодно, но она никогда не станет святой. Она никогда не станет ни богиней, ни даже отблеском Мессии. Но у неё есть другой козырь. Она — его женщина.

Это самое важное, что только может быть. Весь этот грёбаный мир построен только на одном — на любви. Всё сплетается в один узел — в любовь. Всё, до единой нити. И эта любовь движет миром.

У Тинто Брасса в фильме «Миранда» мужчина показывает на женщину, сидящую напротив, ножом и говорит: вот эта штука вращает мир. Вот эта штука между женских ног.