Джозеф Коннолли - Отпечатки

— Ну… на самом деле, о господи, — я выкурил всего одну, если честно. В окно. Чуть с лестницы не упал. Мог бы убиться. А потом мне стало, ох — довольно омерзительно, если по правде, — потому что, смотри, я думаю, я — такой же, как вы все… я не хочу все время делать вещи, которые Лукас четко, ну знаешь — запретил… почему я и пошел спросить его, да? А потом, когда Элис сказала… о боже — я просто вернулся и прикурил еще одну. Это безнадежно. Упал с лестницы на этот раз: мог бы убиться. Так вот, я подумал: еда — еда может мне помочь. Пара бокалов твоего вина, да? Видишь — хоть это я все-таки помнил. О боже. Да, хорошо — я пожую «Фрутгамс». Иисусе. Говорю тебе, Тедди, — я просто не смогу это сделать.

— Ну, Джуди по-прежнему не против тебя полечить, если хочешь попробовать. Кстати, она просила передать, что любит тебя.

Джейми с отчаянной энергией молотил челюстями — задал этим «Фрутгамс» чертовски хорошую трепку (черной, да, а потом зеленой и еще янтарной, которые лежали за ней: навязчивое влечение, понимаете? Зачем ограничиваться одной, когда есть и другие?).

— Правда?.. — умудрился произнести он. — О, это… очень мило. Здесь все такие…

Тедди пожал плечами, словно это было очевидно:

— Просто так здесь заведено. Накладывает отпечаток. Послушай — может, сбегаешь наверх, перекинешься с ней словечком? Гм? Мне надо отвезти бутылки вниз, на кухню, я скоро вернусь. Поговори с ней, Джейми, — она очень хорошая, знаешь. Правда. Очень позитивная. Тебе нечего терять, так? Гм? Послушай — я только что сообразил: ты же отдал ей сигареты? Отдал ведь, да? Так как ты?..

— О боже , Тедди. Ты явно понятия не имеешь, какие мы, наркоманы. Хитрые, Тедди, — хитрые, да, и отчаявшиеся, и совершенно зависимые. Ты что, правда думал, что я отдал все? Нет-нет — у меня были еще. Еще много. Большинство сумок, которые вы несли, были чертовски плотно набиты ими, если честно… о господи, Тедди — даже просто говорить о них!.. Мне нужно — мне нужно , Тедди: мне нужно!..

Тедди коснулся его плеча:

— Сходи поговори с Джуди. И думай о Лукасе.

Джейми вздрогнул, крепко закрыл глаза и изо всех сил постарался, о господи, собраться, чтобы хотя бы пригладить дрожащими пальцами грязные и взъерошенные волосы — уже, в некотором роде, начало.

— Ты… прав, Тедди. Конечно, ты прав. Мой первый день здесь, а я уже подвергаю себя, ох — такой опасности. Чего я — в общем, ужасно не хочу делать. Хорошо. Я пойду и поговорю с Джуди. Может, она мне поможет… Спасибо, Тедди.

Тедди одобрительно хлопнул Джейми по спине и покатил прочь свой звенящий груз почти настоящего бургундского.

— Запомни мои слова, — крикнул он через плечо. — Не за горами день, когда ты будешь над этим смеяться. Мы все будем, Джейми, старина. Выше нос!

Джейми неуверенно провел рукой по холодному и вечно потному лбу (боже, с меня просто течет). «Да? — подумал он. — Да? Ну, может быть. Надеюсь, что так. Я правда надеюсь. Потому что чертовски уверен: сейчас мне совсем не смешно».

— Так ты точно-точно-точно уверена, что тебе оно нравится, Джуди, или нет? Ты это не просто из вежливости? Это не просто слова?

— Господи, Фрэнки, цветочек, — вздохнул Джон (хотя в его голосе было полно очевидной для всех снисходительности), — она же тебе сказала, а? Ну? Ей нравится — правда, Джуди? Да, ей нравится. Она так сказала. Нам всем нравится. Оно выглядит на тебе совершенно божественно.

Фрэнки перестала кружиться посреди комнаты и широко расправила юбку роскошного платья из гладкого бархата, сверху облегающего, снизу струящегося, темно-фиолетового, отделанного атласом еще темнее. Какой-то миг казалось, что она, быть может, балансирует на грани реверанса — но нет: она просто смотрела, совершенно потерянная в этом платье (а в глазах ее светилась любовь).

— Оно ведь прекрасное, да? — лукаво хихикнула она. — Ну а как же иначе, да, Джонни? Ой, Джуди, страшно сказать, сколько оно стоило!

Джуди улыбнулась.

— Легко могу представить, — сказала она. — Еще шардоннэ, голубки? Выпьешь еще капельку, а, Джон?

— Можно добавить, — согласился Джон, наклоняясь вперед с бокалом. — Поразительно, какие цены сходят магазинам с рук в наши дни. Я хочу сказать — платье прекрасное, о да, конечно. Но боже мой — в конце концов, это всего лишь платье, а? Ну и ладно. Смотрите, как моя Фрэнки в нем еще прекраснее, чем обычно.

— Как мило, Джонни! — засмеялась Фрэнки, низко наклонилась и мазнула его поцелуем.

— Что еще вы купили в вашем маленьком кутеже? — спросила Джуди, подливая шардоннэ в свой бокал — отмечая, что в бутылке осталось едва ли с дюйм и выливая все до конца. — Ну… — поправилась она, — не таком уж и маленьком, по-видимому. Такая куча одежды…

— О — не так уж и много, — признался Джон. — Растение, разумеется — ежемесячную арековую пальму. Понятия не имею, что происходит с растениями, которые я покупаю. Я пробовал их поливать и не поливать. Подкармливать и морить негодяев голодом. Ставить на солнце и в тень — по-моему, я все испробовал. Но нет. Иногда мне кажется, что я владею каким-то ботаническим хосписом. Я нянчу этих свинтусов с любовью, а потом они умирают.

— Ха! — засмеялась Джуди. — Может, горшки слишком маленькие? — И вдруг насторожилась: — Ребята, вы ничего не слышали? Ничего? Вроде как стук, что ли?

Джон и Фрэнки тупо смотрели друг на друга не больше секунды — а потом они оба услышали, пожалуй, всего лишь намек на что-то подобное. Джуди вскочила и бросилась к двери — которая чуточку приотворилась, не успела Джуди до нее добраться.

— Гм — привет… — очень опасливо поздоровался Джейми. — Я не совсем уверен, что мне стоило, ну…

— О боже, заходи, Джейми, — заходи. Смотрите все — это Джейми. Вы ведь помните Джейми? Заходи, Джейми, не стесняйся. Я как раз собиралась открыть еще одну бутылку шардоннэ — ты явно умеешь рассчитывать время. Мы тут совсем не привыкли стучать, знаешь ли. Стук в дверь — он меня здорово удивил.

— А, ну, хорошо, — с глупой улыбкой произнес Джейми, думая, ох — если честно, о двух вещах, пока тащился по очередному обширному деревянному пространству. Первое: неуклюжий идиот; второе: ебаная сигарета. А потом он увидел Фрэнки, и, боже, — все вылетело у него из головы, кроме мгновенного приступа чистой, незамутненной похоти. Господи боже мой, она само совершенство, я вам говорю, эта женщина. Вы только посмотрите на ее восхитительное платье! Идеально подходит для того, чтобы лихорадочно вцепиться в него руками и с визгом сорвать с ее тела роскошные надкрылья, а потом, задыхаясь, добраться до теплой, женственной, тугой спелости, которую она должна в нем таить. Потому что я вот такой, знаете ли — мгновенный удар, пугающе мощный — а иначе, по-моему, не о чем говорить. Что-то похожее я испытал с темно-синим блестящим «алвисом» Джона (ой, а Джон тоже здесь — привет, Джон!). Да я чуть не облизал ее всю, эту машину, сами знаете. Если б я поерзал по ее кожаной обивке… ну, если честно, я быстро бы возбудился, чуть не кончил бы. Вот уж дикость. Я не пытаюсь в этом разобраться, нет, больше нет. Это в моей природе. Я лишь признаю, что это во мне есть: нравится вам это или нет, во мне оно есть. Да. Но Фрэнки — о мой бог, эта Фрэнки! Особый случай. И чего я хочу — чего я на самом деле хочу, это не узнать ее, нет — не пригласить ее на ужин, не устроить потом, например, пикник или поход в театр, нет-нет: ничего подобного. Я хочу выебать ее на полу. Прямо сейчас. В этот самый миг возбуждения. И хорошо бы, конечно, если ее дружок Джон и Джуди, милая Джуди, сочли уместным покинуть помещение со всей должной поспешностью и скромностью — но если нет, значит, нет. Глядите, если охота: глядите, ради бога. Аплодируйте, если хотите — если вам приспичит. Господь всемогущий, да можете хоть поставить киоск и начать продавать билеты, можете орать, дудеть, топать, кричать «ура» — мне дела нет. Во всяком случае, пока я лежу на полу, глубоко засадив в эту удивительную, сказочную женщину. Да. Именно. Однако если не выгорит… уххх, да, я бы выпил капельку шардоннэ. Да — бочка или около того шардоннэ может слегка придушить мою жажду, мою тоску по этому чудовищу — никотину, пока я вправляю на место отвисшую челюсть и вытираю похотливый пот со лба — оставлю их до ночи, до постели — одинокой и голодной, — ибо мистеру Пыжику не светит сегодня оказаться в норке. И, боже — чертово колено, знаете ли, мне несладко: здорово разболелось. Не думал, что ушибся так сильно.