Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута

– Гунберн. Коня он Виги, старцу с доней, одолжил, братнину учителю. Виги письма от отца и брата привез, и подарки. Очелье янтарное, шкуру зверя невиданного… – дочь Хёрдакнута заметила складку между Званиными бровями и с природной обходительностью сменила разговор. – Да что тебе, матушка, со мной-то лясы точить, ты, поди, к Святогору со Свентаниным делом. В старой кузне он, ученика распекает, Речимира безрукого. Грохот недавно не слышала?

Найдена провела гостью через сени (в доме попроще, эти сени сошли бы и за несколько продолговатую светлицу) и растворила дверь на двор. Звана перехватила кувшин поудобнее (его тяжесть была несоизмерима с весом), и ступила на еще одно крыльцо, для порядка (и собственного успокоения привычной чередой советов) наказав Найдене:

– Ешь, доченька, часто и помалу, от баранины да овцебычины держись подальше, лососинку на пару вари, да простоквашу с творогом не забывай.

Старая кузня была не срублена из дерева, не сложена из камня, а собрана из плетеной коры, затем обмазанной толстым слоем глины. Это обстоятельство, а также степень закопченности строения, действительно свидетельствовали о его сугубой старости – не исключено, что в той же самой мазанке древний кузнец лил бронзовые наконечники для копий и стрел, когда Альдейгья была маленьким поселением охотников и рыбаков, край ледника проходил поприщах в сорока к северу, а вокруг паслись мамонты, большерогие олени, и панцирные единороги.

Стоявшие посреди кузни Святогор, Гуннбьорн, высокий костлявый старец с крючковатым носом, без особых усилий узнаваемый, как Виги, давешний спутник Хёрдакнута в его не совсем складно закончившемся торговом походе на восток, и подросток, по исключению, безрукий ученик, почему-то все смотрели вверх. Отрок, хоть в Альдейгье его и звали Речимиром, наверняка откликнулся бы и на гутанское «Реккимер.» В последнем не оставляли сомнения его черная туника и безжизненно висевшие волосы того же радостного цвета, бывшие такими от природы или просто очень, очень давно не мытые. Предметом общего любопытства был вытесанный из камня-дикаря пест, каким-то образом внедрившийся в за века прокопченную до каменной же крепости глину потолка на пару вершков и там застрявший. На земляном полу валялись бронзовая ступка и небольшая опрокинутая жаровня.

– Ну вот, он отсырел и стал в катышки какие-то сваливаться, вместо того, чтоб в пыль перетираться, и я решил его подсушить прямо в ступке, не вынимая песта, – объяснял Реккимер. – На миг вышел, а тут оно как треснет…

– И сколько ты на «треснет» китежского олова перевел? – не ахти как сурово упрекнул ученика Святогор. – Только гляньте на это чудище в черном рубище – огненный порошок на огне греет… Учи его, учи, а он сам себя только и норовит за Калинов мост через Смородину-реку отправить! В Кнуровой грамоте нарочно отписано, что не надо делать, а ты Ратиборова сына безлепицы в образец берешь…

– Олова нисколько, это моя новая смесь, – объяснил за смутившееся до временной утраты дара речи чудище в рубище Гуннбьорн. – Олово альвов можно заменить смесью угольного порошка и перетертой серы, или даже просто угольным порошком. Грохает послабее, зато дешево. Я уже две грамоты написал, послать в Хроарскильде и в Глевагард.

– Еще напиши в Хейдабир, в Волын, в Наволок, и в Остров, – посоветовал одноногий цеховой староста. – Тут Ерманареку его злоба и икнется – в Ситуне цеха не осталось, а в Эстра Арос отроду не было. И в Зверин со Старградом. Речимир пусть часть списков сделает, чтоб ему руку набить.

– Ему не руку, ему морду б след набить, – отметил Виги. – На память, чтоб боялся, да жив остался.

– Не замай мальца, – вступился Святогор, недовольный покушением на свое исключительное право ругать ученика, на чем свет стоит. – Парень с толком, да у него мозги ино повернуты. Весь порошок грохнул, чухло гутанское, или толика осталась?

– Грохни он весь, эта халупа б до озера долетела, – вслух сообразил Гуннбьорн и, озадачившись собственным наблюдением, насупился. – Вот что, его помногу в одном месте хранить нельзя.

– Верно, это не просто порошок, это целый порох, – согласился староста. – Так осталось немножко? Звана вестница! Ты здесь, а я тебя не примечаю, да не привечаю… Вот Виги Вещий, грамотник с доней, и Речимир, телепень ологитский.

– Виги свет Крусович! Сколько ж лет прошло?

– По твоему доброзрачию, Звана свет Починковна, и недели не миновало! – старый грамотник коснулся ладонью груди, затем опустил руку долу в учтивом поклоне.

– Пива? Или меду по случаю встречи? – предложил Святогор. – Я и забыл, что вы с Векшева посадничества знакомы.

– Мед погодит. Продолжайте, мне любо, как новое вежество творится.

Святогор взял глубокую ступку, не без усилия выковырял из глины пест, попробовал, как он входит вовнутрь, огляделся по сторонам с несвойственной для себя подозрительностью, и предположил:

– Искра из жаровни могла вовнутрь попасть. Слушай, про это в тайной Кнуровой грамоте было, когда дроттары стрельницу взорвали.

– Точно, только те начиняли просто трубы, а здесь труба с одним закрытым концом! – согласился Виги.

– Вот что, сделаем еще раз, но на виду, чисто, и чтоб детство в усесте не играло. Может, тогда поймем, как оно работает, и не выйдет ли прок, – решил Святогор. – Гунберн, у тебя еще селитряные жгуты не перевелись?

– С полсажени есть.

– Вот тем жгутом и запалим. Глянем, как пест огненной силой летает. Ну-ка…

Кузнец выкатил из угла колоду с желобком в верхней ее поверхности, когда-то использовавшуюся для скрутки листов олова в трубы, и поставил ее у входа в старую кузню. По размеру, желоб почти точно подходил, чтобы посадить в него ступку. Взяв со стены пару висевших на гвозде подков, Святогор обеими ручищами разогнул одну, затем другую, превратив их в слегка изогнутые железные дужки с дырками. После этого, оказалось довольно просто засунуть ступку в желоб и посадить сверху дужки на подковных же гвоздях. Гуннбьорн отсыпал из рога с плотно закрывавшейся серебряной крышкой в ступку готовый порох, положил сверху скомканный кусок кожи, чтоб тот не сыпался, вставил фитиль из жгута, пропитанного селитрой, затолкал пест, и повернул колоду набок.

– К западу ее нацель. Вон, чтоб в забор ударила, – сказал Святогор. – Мне новых дырок в потолке не надо. Речимир, зажигай. Да не стой перед ней, хонга ты стоеросовая, с огневым стеклом-то!

Световая точка от увеличительного стекла почти вмиг зажгла фитиль. Раздался резкий треск, ступка изрыгнула язык огня и клуб вонючего дыма. Забор остался в неприкосновенности, но после непродолжительной задержки, в отдалении раздался звук разлетающейся на куски и осыпающейся слюды.