Сирил Коллар - Дикие ночи

Четырнадцать сообщений. Я прослушиваю их на скорости, пока не нахожу нужное: «Алло, это Лора… (Конец связи.)» «…(Конец связи.)»

«Эй, это опять я, мне кажется, что ты уже дома… (Конец связи.)»

«… (Конец связи.)»

«Тебе действительно плевать, когда я говорю, что мне тебя не хватает. Я не хочу тебе надоедать, потому что знаю, что ты завтра утром рано уезжаешь в Лион, ответь мне, если ты дома. Может, я ошибалась, и тебя там нет… (Конец связи.)»

«Послушай, мне, правда, жаль, что я так часто тебя дергаю, но раз уж я не могу получить тебя самого, так хоть поговорю с автоответчиком, он не такой коварный, не собирается жить с Сэми. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Маленькая девочка сидит дома, все время звонит тебе, хочет быть только с тобой, а тебе плевать. Многие хотели бы оказаться на твоем месте… Ладно, ты предпочитаешь мальчиков, придется обходиться тем, что есть под рукой!.. Я часами беседую с этой проклятой машиной, чтобы не разговаривать сама с собой. В следующий раз я запишу себя на кассету и пошлю тебе, так будет проще… Что я сейчас делаю? Читаю „Истребление тиранов“ Владимира Набокова. Очень хорошая книга. А больше мне делать нечего… Скоро начну собирать чемодан, чтобы ехать в Канн к бабушке и дедушке. Что еще я делаю?.. Ничего… Ничего больше… (Конец связи.)»

«Чем я занимаюсь? Я много курю… Курю, чтобы забыть… о том, что ты пьешь! Нет, не поэтому, я хочу забыть, что тебя нет рядом… Это стало наваждением, даже желание ушло, мне так тяжело… Я звоню тебе… звоню… звоню… ты иногда даже перезваниваешь, так, по привычке… Поэтому я жду, все время жду, а тебя все нет… А если бы ты и оказался дома, разве это что-нибудь бы изменило? Я так боюсь… Я боюсь… Боюсь всего… Боюсь зла и боли… (Конец связи.)»

Я сижу в трусах на постели. Звонит телефон, но я не снимаю трубку. Голос Лоры завораживает меня, я слушаю, но мне даже не приходит в голову ответить. Я медленно встаю и увеличиваю громкость, в этот момент Лора говорит: «Ты понимаешь, это история человека, который все время ищет любовь и однажды находит ее, а потом ему вдруг начинает казаться, что он ее теряет, и он пугается. Он настолько боится ее потерять, что делает все, чтобы действительно лишиться любви. Он ждет, портит себе нервы и здоровье. Он ждет, он ждет, чтобы любовь вернулась, но он не знает, возможно ли это, поэтому он провоцирует, просит, предлагает, но ничего не происходит, а потом вдруг однажды любовь возвращается, сильная любовь, человек доволен, он этого не ожидал, он счастлив и делает все, чтобы это продлилось, потому что знает, что сделал все, чтобы утопить, разрушить любовь, на этот раз он постарается ее сохранить, но, к сожалению, чем больше он старается, тем хуже идут дела, это естественно. Но ведь так не должно быть, и он начинает платить, платит все более высокую цену… платит и страдает… О нет! Ему кажется, что он теряет последние силы, что слишком много отдает… А вот другая история: человек ищет любовь, но, как только получает, сразу перестает хотеть, потому что в действительности не знает, что такое любовь, он думает найти ее среди людей, но у него ничего не получается… Любовь может быть везде, достаточно проявить к ней настоящий интерес, постараться действительно поймать ее, нужно только по-настоящему хотеть, а он не умеет, не может… Любовь у него в руках, а он роняет ее на землю, теряет и больше никогда уже не найдет… (Конец связи.)»

Рождество в семейном кругу: отец, мать и я. В конце лета отец перенес инфаркт. Его сосуды закупорились и стали ломкими от табака, алкоголя, да и наследственность у него не лучшая: его отец, мой дед, умер от эндартериита, после того как ему ампутировали ногу. В сентябре отца прооперировали, ему вскрыли ногу от паха до колена, запретили курить, пить и предписали больше отдыхать. Никакого секса. Я уверен, что отец не подчинится, он снова будет курить, пить и работать до одури, хоть и отрицает это сейчас. Я сказал матери о результате анализа, а она сообщила отцу. Он ответил:

— Ну и что?.. Ничего с ним не случится. Он так же уверен, как и Лора. Что это? Всепоглощающая любовь? Бегство от действительности? Обезоруживающее мужество?

Я смотрю на отца и думаю: «Кто из нас двоих умрет первым?» Мама подает на стол жареную баранью ногу, и я встречаюсь с ней взглядом. Она как будто погружается в бездну, услышав мой безмолвный вопрос. Может быть, она уже задавала его себе, только другими словами? Она выдохлась, отреклась от жизни, которой заслуживала, ей придется переносить двойную угрозу, нависшую над мужем и сыном. Это даже хуже, чем знать, что тебе самой грозит опасность, скрыться некуда, кто-то ведь должен сказать:

— Вы что, заснули? Клод, разрежь мясо, все остывает!

Молчаливое Рождество, одинокий Новый год: конец декабря похож на ошибку в календаре, черную дыру в пространстве-времени. С каждым годом это становится все мучительнее: ощущение праздника исчезает, индейка и замороженный торт «Полено» камнем ложатся на дно желудка… город украшен гирляндами лампочек, как будто по привычке… Лора в Канне у бабушки с дедушкой.

Ну вот, наступила полночь, пришел Новый год. Объятия, крики, серпантин и котильон, радость из папье-маше. Я медленно еду по улице Сент-Анн, мое путешествие похоже на паломничество: никого, кроме арабов-жиголо, одуревших от наркотиков, или больных, да нескольких жалких транссексуалов. Один из них улыбается мне на углу улицы Птишан. Я останавливаюсь, и он залезает в машину. Это метис с длинными, черными, кудрявыми волосами, под курткой из искусственного меха топорщится грудь. Мы долго болтаем, потом я приглашаю его выпить. Он выходит из машины и идет передо мной, виляя задом, обтянутым черной кожаной мини-юбкой. Я спрашиваю себя, хочу ли его трахнуть: дело не в деньгах, я просто не уверен, нужен ли мне сейчас секс, меня возбуждают воспоминания, внезапная ностальгия.

Мой спутник входит в «Анаграмму», и я думаю: «Да нет, не может быть, чтобы это еще существовало!» Шесть или семь лет назад я приходил сюда под утро поесть спагетти с томатным соусом. Ничего не изменилось: черный лак, зеркала, лица, освещенные приглушенным мягким светом, странная смесь тягостности и легкости, глубокого отчаяния и веселой энергии.

Я пью куантро с тоником — прозрачная беловатая жидкость под черным светом. Миа — он или она? — потихоньку тянет из стакана виски с кокой и рассказывает мне о любовнике, с которым путешествовала:

— Он был пьемонтец, самый большой член Италии, обожал колотить им по стойкам баров в Танжере!

В зал входит еще один травести, смеясь, кидается к нашему столику, улыбается, плачет, целует Миа в щеку, меня в губы, шепча:

— Привет, дорогой!

Миа спрашивает его, что случилось. Она (или он?) говорит, что был в баре с одним типом, настоящим, не педиком, который поглядывал в его сторону. Она ему тоже улыбнулась, они разговорились… Потом парень увел ее к себе, снял с нее юбку и… начал лизать. А она-то ждала настоящего, грубого, мужского секса. Она смеется и плачет одновременно, потом говорит: